Книги
Взглянув в простодушное почти глуповатое лицо предсказателя, Ната презрительно улыбнулась, и вздох облегчения вырвался из ее впалой груди, пока любезный ученый приветствовал ее спутника слегка крикливым звонким голосом, опять-таки ничуть не соответствующим представлению о мощной силе и достоинстве великого чародея.
– Я страшно огорчен тем, что заставил вас так долго дожидаться, дорогой Болеслав Максимович. Но, надеюсь вы извините меня. Хотелось отделаться от назойливой мелюзги обыденных посетителей, для того, чтобы посвятить побольше времени людям, присланным мне многоуважаемым другом, доктором Сазиковым... Давно ли вы его видели? Надеюсь он в добром здравии? – тараторил хиромант, странный акцент которого («английский» по уверению почитателей профессора) «просто бердичевский» по мнению Наты придавал особенно комический оттенок каждому слову его речей. И этот акцент, голос, болтовня сразу уничтожили в молодой девушке всякое доверие к человеку от которого она одну минуту ожидала если не чудес, то все же каких-либо откровений...
В ответ на любезную болтовню хироманта Моравский молча пожал ему руку, как-то особенно встряхивая ее слева направо и затем многозначительно перевел глаза на свою спутницу.
Доктор Иеремия поднял свою слегка плешивую круглую головку, чтобы снизу заглянуть в глаза своему высокому собеседнику. Его круглое и улыбающееся лицо стало внезапно серьезным, и он точно случайно дважды тряхнул головой, проводя рукой по тщательно расчесанным и завитым височкам. Затем он обернулся к Нате и заговорил серьезным как бы деловым тоном.
– Чем могу служить прекрасной посетительнице?
Но прежде чем девушка успела ответить, Моравский обратился к нему все с тем же многозначительным взглядом.
– Мы не хотели бы мешать вам, многоуважаемый доктор. Наше время далеко не так драгоценно как ваше. Мы можем подождать, пока вы окончательно освободитесь, чтобы поговорить спокойно... о различных вещах. Теперь же у вас в приемной три молодых девицы со страстным нетерпением ждут откровений волшебника, читающего в сердцах людей так же легко, как и в их будущем. Быть может вы найдете более удобным принять этих особ немедленно...
С недоумением слушала Ната своего спутника не понимая цели нового промедления. Но доктор Иеремия нимало не удивился. Не спуская со своего собеседника своих маленьких проницательных глазок, он как бы машинально играл тонким батистовым платком, распространяющих запах самых нежных духов. Внезапно этот платок выскользнул из рук доктора и упал на пол к ногам Моравского, который быстро наклонясь поднял его левой рукой и любезно передавая хозяину проговорил равнодушно:
– Какие у вас прекрасные духи... и какой тонкий батист. Вероятно московской фабрики?
– О нет, лондонская покупка, – как бы вскользь ответил хиромант и немедля обратился к Татьяне Егоровне: – Раз мои молодые друзья (смею надеяться, что мне извинят это название) разрешают, то я действительно предпочел бы принять последних клиентов прежде чем отдамся в ваше распоряжение. Быть может вас заинтересует наблюдение за сеансом?
– А разве это дозволено? – быстро спросила Ната.
– Не для всех конечно. Но для лиц рекомендованных нашим Сазиковым у Иеремии Смис невозможного не существует. Потрудитесь войти в этот маленький кабинет. Оттуда все видно и слышно. Я только попрошу вас не выражать слишком громко своих впечатлений, – улыбаясь докончил профессор, любезно отдергивая перед молодыми людьми одну из черных портьер, охраняемых золочеными сфинксами.
За ней оказалось нечто вроде большого стенного шкафа без видимого выхода, обитого черным сукном в складках и меблированного двумя стульями и маленьким столиком, на котором стоял графин с водой и стакан на лакированном красном подносе.
Когда портьера опустилась за вошедшими, они очутились в полной темноте. Осторожно опустившись на стулья, они не без труда нашли небольшие отверстия в занавесках, скрытые между вышитыми иероглифами. Однако сквозь эти дырочки можно было видеть все, что делалось в кабинете.
– Не понимаю зачем тебе понадобилась эта глупая комедия? – сердито прошептала Ната. – Кажись мы довольно дожидались, чтобы не нуждаться в новой проволочке. Право досадно, что я согласилась прийти сюда, позволив тебе убедить себя... сама не знаю в чем. Недовольно видеть этого старого комедианта...
– Тише, душа моя, – перебил ее Болеслав Максимыч. – Ты сейчас изменишь свое мнение о нашем хозяине. Что же касается моего внезапного желания, то могла бы ты поверить мне на слово, что я ничего не делаю без резона.
– Но какой же резон может объяснить твое желание слышать болтовню горничных или кухарок являющихся справляться о «куме пожарном»? – язвительно прошептала Ната.
– Дальновидностью женщины никогда не отличались, – насмешливо ответил студент, отыскивая в потьмах руку своей спутницы. – Оставь это препирательство Ната. Допусти пожалуй с моей стороны глупую прихоть и не мешай мне удовлетворить ее. Неужели тебе так трудно пожертвовать мне какие-нибудь два часа времени?
Голос Моравского принял ласковое выражение, а рука его нежно сжимала тонкую руку девушки. Ната глубоко вздохнула и замолчала, положив голову на плечо молодого человека, молча обнявшего ее другой рукой. Но в тоже время его взгляд холодный и проницательный, внимательно следил за тем, что происходит в кабинете ни на мгновение не отрываясь от отверстий в вышитой портьере.
С минуту черная комната оставалась пустой. Даже сам предсказатель куда-то скрылся. Но вот входная дверь безшумно отворилась, и желтокожий лакей в зеленом халате пропустил, почтительно кланяясь, трех девушек, оставшихся в приемной.
Эти даже и не пробовали скрывать своего волнения и страха. Робко прижимаясь друг к другу они не смели поднять глаз и взглянуть вокруг себя.
– Угодно вам остаться вместе или иметь каждой разговор порознь? – ломаным языком спросил желтый лакей дрожащих девушек.
– Вместе... вместе... все не так страшно, – поспешно ответила Маша.
– Да конечно вместе, между нами секретов нет, – подтвердила Дуня.
Настя молча кивнула своей хорошенькой черной головкой. Она буквально слова выговорить не могла от страха, случайно подняв глаза и разглядев зеленого крокодила на потолке.
– В таком случае потрудитесь присесть на это кресло. Одна посередине, а другие две по бокам.
Маленькая юркая фигурка в зеленом балахоне, ужасно напоминающая большую обезьяну, прикоснулась рукой к какой-то невидимой пружине, и одна из трех пар крыльев золотого льва внезапно и беззвучно нагнулась, образуя как бы скамейки по обе стороны большого кресла.
Не без колебания заняли девушки указанные им места. Причем храбрая Дуня уселась посередине. Ее сестры едва смели присесть на кончик странной скамейки.
– Теперь посидите две минуты, сударыни, и думайте о том, что вас больше всего интересует, – почтительно проговорил прислужник.
