Книги
ГЛАВА 24
Возвращаемся во флайере, на котором примчалась за мной Изабелла. До него и от него до комнаты меня несут на носилках, будто мне только что сделали полостную операцию, а не перевязали лодыжку. Трындец.
Не могу определиться, чего мне хочется больше: закрыть лицо руками и притвориться мертвым или упасть перед окружающими на колени и просить прощения за придурства моей матери. С Изабеллой разговаривать в принципе бесполезно — ее ребенок ранен и должен лежать. А еще заткнуться, чтобы не мешать ей проявлять свою удушающую заботу.
Наконец, меня сгружают на кровать в моей комнате, и все, за исключением Изабеллы, выходят. Куда во время этой процессии потерялась Нина, честное слово, не знаю, но нужно будет еще раз попросить у нее прощения за этот цирк.
— Я распорядилась, сейчас тебе принесут ужин прямо сюда, — Изабелла садится на кровати рядом и тянется к моему лбу, очевидно, чтобы удостовериться, что у меня нет жара.
Отшатываюсь, смотрю предостерегающе.
— Это еще что за фокусы? — хмурится.
А я сейчас готов биться головой о спинку кровати. Неужели это не притворство, она правда не понимает?
Сцепляю зубы, выдыхаю.
— Со мной все хорошо, — уверяю. — Это всего лишь растяжение.
— Может быть, воды?
— Нет.
— Холодный компресс?
— Нет.
— Помочь тебе сходить в туалет?
— Нет!
Теперь Изабелла выглядит обиженной. Отворачивается, барабанит пальцами по своему бедру, о чем-то думает, но, слава богу, молчит.
— Нет, — вскакивает на ноги, — я так не могу. Немедленно позову сюда Джорджа.
— Кого? — уточняю, выходит жалобно.
— Наш врач, Джордж. Он прекрасный специалист. Пусть посмотрит, что тебе наделала та дамочка.
Аааааа!
— Не надо Джорджа, — прошу.
Но Изабелла и не думает слушать, она уже вызывает медика по коммуникатору.
— Джордж, привет… Что значит — занят?! Бросай все немедленно!..
Не выдерживаю, встаю и, прихрамывая, делаю к ней несколько шагов с намерением прекратить этот балаган.
— Ты же упадешь! — вскрикивает на высокой ноте и мчится меня подхватывать. Морщусь, но позволяю усадить меня обратно на кровать. — Ты в порядке? — вглядывается в мое лицо. — Может, воды?
Обреченно вздыхаю.
— Давай воды.
Что угодно, лишь бы «мамочка» успокоилась и ушла.
— Изабелла? Изабелла?.. — доносится из ее коммуникатора, и она раздраженно обрывает связь, так и не дав бедному Джорджу каких-либо объяснений.
Приносит воду, забираю стакан, пью до дна под пристальным взглядом.
Так, сейчас главное — поставить стакан на тумбочку, а не запустить им ей в голову. Крепче сжимаю его в пальцах.
Нельзя.
Бросаться.
Посудой.
— Что с тобой? — что-то читает в моем лице.
— Все хорошо, — повторяю. — Я в полном порядке, — делаю над собой усилие и ставлю-таки стакан на прикроватную тумбу. — Ты можешь идти, не нужно сидеть у моей постели.
Изабелла сжимает губы в прямую линию и так и стоит, возвышаясь надо мной, уходить не спешит.
— Что там произошло? — спрашивает затем.
Не понимаю.
— Где — там?
— Как случилось так, что ты поранился? Это Нина виновата?
— Господи, нет! — к черту, я больше не могу не орать. — Никто не виноват! Я оступился и упал! Виноват дурацкий булыжник!
Глаза Изабеллы превращаются в щелки. Мне уже страшно, что я такого сказал?
— Прикажу заняться территорией, — выдает она. — Ты прав, булыжники на дороге не дело.
Я прав? Это я предложил?
— Может, тогда асфальтом все тут закатаешь? Бетоном? Пластиком, в конце концов? Его тут с избытком.
Но Изабелла уже загорелась идеей, и ее не остановить.
— Ты меня слышишь?! — повышаю голос. — Не нужно принимать меры. Со мной все в порядке. Я ломал кости, выворачивал суставы, выбивал зубы! Растяжение — это ерунда!
Она переводит на меня взгляд и осуждающе качает головой.
— Тебе вредно волноваться, — изрекает, — отдыхай. Позже поговорим, — делает шаг в мою сторону.
Кажется, вжимаю голову в плечи — если она решит поцеловать меня в лобик, я заору. Но Изабелла вовремя останавливается.
— Отдыхай, — повторяет строго. — Ужин скоро принесут, — и решительной походкой выходит из комнаты.
Теперь позволяю себе стукнуться головой о спинку кровати.
***
Заправляю постель, собираясь отправиться на завтрак. Вечером ужин мне принесла мать Нины, выглядела бледной и запуганной, в разговоры вступать не пыталась, только поставила поднос и ушла. Да и я после общения с Изабеллой не горел желанием с кем-либо беседовать.
Что с ней? За кого она меня принимает? Хотя о чем я? Изабелла относится так ко всем, ее главный жизненный принцип: существует одно единственное верное мнение, и это мнение принадлежит ей. Что при этом думают и чувствуют другие — мало что решающий фактор.
Быстрый стук, а затем дверь приоткрывается, и в комнату заглядывает Гай.
— Привет, — удивленно здороваюсь. Помнится, в прошлый раз он топтался под дверью, ожидая разрешения войти.
Мальчик заговорщически оглядывается в коридор и только потом входит, притворив за собой дверь.
— Привет, — запоздало здоровается. — Мама считает, ты при смерти.
Закатываю глаза.
— Она сильно преувеличивает.
— Ага, — понимающе кивает. — Есть у нее такая привычка. Так что если заболел, лежи, пей лекарства и не спорь.
Улыбаюсь, глядя на него. Из его уст строгость матери кажется вполне нормальной, ведь все дети не любят лечиться. Но только она забывает, что я-то давно не ребенок. Изабелла опоздала со своей заботой. Лет этак на семнадцать.
— Я подвернул ногу, — говорю.
Гай смотрит удивленно.
— И все? — не верит.
Развожу руками.
— И все.
— Тю, — теперь смотрит как на полного идиота. — Тогда ты дурак, что она об этом узнала. Я никогда не говорю ей о мелочах, иначе начинает носиться, будто мне оторвало ногу.
Смеюсь. В точку, именно так Изабелла вчера и носилась.
— И надолго она теперь зарядилась? — спрашиваю.
Дергает плечом.
— Смотря как с работой. Будет свободна — пиши пропало. Будет занята — отстанет быстро.
Нехорошо желать своей матери проблем на работе, но, кажется, это мое единственное спасение.
Гай, не ожидая приглашения, плюхается на край кровати, болтает ногами в воздухе.
— Ты не думай, — говорит неожиданно серьезно. — Мама хорошая. Она просто… — хмурится, пытаясь подобрать подходящее слово, но не преуспевает, — такая.
Хмыкаю.
— Уже не ревнуешь?
Мотает головой из стороны в сторону.
— Не-а. Мы с ней поговорили, все хорошо.
Удивленно приподнимаю брови. Ну надо же. Мнение младшего сына таки имеет для Изабеллы значение, и она снизошла с ним поговорить, а не отдать приказ.
Рад за Гая, не завидую и не ревную ни капли, хочу смотаться отсюда.
— Пошли, — тороплю, берясь за ручку двери, — уже почти восемь.
— Мама сказала, тебе принесут завтрак в постель, — предостерегающе напоминает мальчик. — Если мама сказала…
— Ты совершенно прав, — соглашаюсь. Что бы ни было между мной и Изабеллой, в жизни не скажу о ней ничего плохого перед братом. — Поэтому нужно поторопиться, пока его не успели сюда доставить.
Гай предвкушающе щурится, впервые напоминая мне мимикой мать.
— Мама будет в бешенстве.
Нет, он ее определенно не боится. И это дает мне надежду, что есть в Изабелле что-то человеческое, чего я до сих пор не увидел.
— Я извинюсь, — обещаю.
Кажется, мой ответ его удовлетворяет. Гай спрыгивает на пол и спешит к двери.
— Тогда я вперед? — оборачивается ко мне. — А то мне влетит, что не сдал тебя.
Киваю.
— Заметано. Беги.
Он аккуратно приоткрывает дверь, выглядывает в коридор и, только убедившись, что на горизонте нет шпионов, быстро выходит в коридор. Заговорщик юный.
Но ведь если Изабелла сумела воспитать такого отличного мальчишку, значит, и в ней есть что-то хорошее?
Или мне просто хочется так думать?
***
Когда я вхожу в столовую, Гай уже сидит возле Изабеллы с таким видом, будто находится тут давным-давно. Даже изображает удивление при виде меня. Артист растет.
