Поговорив с Корниловым, я поняла вдруг, что появление его мне и на самом деле в тягость. Романтики были правы, ставя саму мечту гораздо выше ее реализации. Это уже банальность: будь осторожен в своих желаниях, иначе они могут сбыться. Но деваться было некуда.
Чтобы хоть как-то примирить себя с действительностью, я стала вспоминать то, что происходило шесть лет назад. Но воспоминания, такие неотвязные, когда я хотела от них избавиться, сейчас расползались, как мокрая газета. Начинала думать об одном, перескакивала на другое, невпопад вспоминала о третьем.
Я встала и вытащила из шкафа альбом с фотографиями. Перелистала несколько страниц. Вот она!
Сочи. Паром «Дагомыс», капитанский мостик. В центре Милка в капитанской фуражке и с биноклем, рядом Мишка обнимает за плечи Татьяну, которая держит за руку Костю. Вот я с бутылкой пива и блаженной улыбкой от уха до уха. А вот и Герострат. Белые джинсы, зеленая футболка. Светлые, недавно подстриженные волосы смешно топорщатся. Руки в карманах.
...Через пару недель после знакомства в «Петушке» мы с Мишкой получили приглашение на день рождения Милы. Кроме нас была еще одна пара. Кому в голову пришло «прокатиться на кораблике», не помню. Стоило удовольствие не так уж и дорого, в программе - три часа ночного плавания вдоль берега плюс бар и дискотека. Купили билеты, загрузились, сначала пивка для рывка, потом вино на пиво - это диво. В честь торжества нам разрешили зайти в капитанскую рубку и сфотографироваться.
Через час мы с Костей сидели на корме и травили анекдоты. В разгар веселья появился Герострат - тогда он, разумеется, еще не был Геростратом.
«Чего это вы тут смеетесь?» - ревниво поинтересовался он.
Мы с Костей зарыдали от смеха и упали друг другу в объятья.
И тут наши с Андреем взгляды встретились... Та крохотная искорка, которая пробежала между нами в «Петушке» и, незатоптанная, тихонько притаилась в глубине моей души, вдруг вспыхнула в огромную змеящуюся молнию, в фейерверк, в ядерный взрыв...
Музыка, яркий свет, воздух - горячий и густой и от табачного дыма. Я танцую с незнакомым парнем лет семнадцати, который шумно пыхтит мне в ухо. И вдруг каким-то чудом вместо него - он! Прижимаюсь к нему, как утопающий хватается за змею. Задыхаюсь, начинает колотить дрожь. И вот мы на палубе, стоим рядом, смотрим на дальние городские огни, пьем по очереди вино из одного пластикового стаканчика. И молчим. Потому что не надо слов. Потому что и так все ясно. Все будет потом - боль, стыд, угрызения совести, отчаяние, унижения. Но в тот момент я была счастлива, как никогда прежде и никогда потом...
Снова и снова я вглядывалась в эту фотографию. Других снимков Герострата у меня не было.
Стоп! Ведь и у него могла быть только одна моя фотография! Эта самая. Больше мы нигде не фотографировались, и никаких своих снимков я ему не дарила. Я вообще плохо получалась и поэтому не любила фотографироваться. Но капитан Зотов сказал, что Андрей хранил в отдельном конверте мои открытки и фотографии.
Нечего придираться к словам. В конце концов, он же не сам видел этот пакет. Он в Питере, а в Сочи в корниловских вещах рылся кто-то другой. Сказали «фотографии», он мне так и передал. Не все ли равно?
Не все ли. Стихи Зотову ведь не по телефону процитировали, переслали по факсу или по мылу. Как самое важное свидетельство. Чего? И Зотов их тут же наизусть заучил, да?
Мне стало как-то холодно, и я закуталась в плед. Внутренний голос намекал: Зотов ни в коем случае не говорил мне правду. Но парадоксальным образом, я знала, что при этом он меня и не обманывал.
А кого видела Динка именно в тот момент, когда другие люди были уверены, будто я куда-то уехала? При любых прочих обстоятельствах я бы не обратила на это внимания, мало ли совпадений. Внешность у меня достаточно стандартная, одежда тоже не от кутюр. Что касается мамы, то она уже столько ерунды про меня сочинила, не сосчитать. Но сейчас...
Нет, хватит себя накручивать, так можно черт знает до чего додуматься.
Позвонить маме? Нет, начало второго. Она уже в одиннадцать крепко спит, положив Кирюшу под бочок.
Отношения у нас с мамой были странными - да, но плохими их назвать было трудно. Просто я почему-то чувствовала себя старше и снисходила до ее образа жизни как до детских шалостей. Мама всегда в первую очередь занималась собой, и мы никогда не были особо близки. Я не делилась с ней своими проблемами, она своими со мной - тем более.
Пока мы жили в Сочи, я воспринимала ее не только как маму, но и как даму. После развода с Эдуардом она стала теткой, которая хочет быть дамой. В Питере у нее был уже третий муж за десять лет, а всего, стало быть, пятый. Причем каждый новый моложе предыдущего. Впрочем, Кирюша - мужик неплохой и обеспеченный, так что корысти какой-то у него по отношению к маме быть не могло. Хотя мама была на двенадцать лет старше, выглядели они ровесниками и жили третий год вполне мирно. Ну и флаг им в руки. Правда, лет через десять мама будет уже пенсионеркой, а Кирюша - парень еще хоть куда. Ладно, поживем - увидим.
***
Я даже не поняла, как удалось уснуть. То сидела, то лежала, то вставала и бродила по квартире, а потом вдруг открыла глаза - за окном солнце. Было только-только начало десятого, в редакции меня ждали после обеда. Чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей, решила все-таки устроить постирушку.
Развешивая белье, я увидела на соседнем балконе Динку. Если мой балкон - это хозблок, то ее - совсем наоборот. Цветы, столик, стульчики. Летом по утрам Динка вкушала там кофей.
Увидев меня, она только головой мотнула и буркнула что-то невнятное. Подхватила поднос и ушла в комнату.
Понятно. По-прежнему дуется.
Закончив с бельем, я споткнулась о лежащую на балконе стремянку, наследство прежних жильцов. Давно надо бы ее убрать, да куда? Вроде, и не нужна, а выбросить жалко. Тем более один раз пригодилась.
Затем целый час ушел на приведение себя в пристойный вид. Несмотря на солнце, на улице было холодно, градусов пятнадцать, не больше. Северный ветер трепал белье на балконе, как флаги. Я вытряхнула из шкафа все свое барахло и наконец остановилась на светло-сером костюме из тонкой шерсти - брюках и длинном жилете. Вполне пристойный костюмчик, из тех, которые и в пир, и в мир, и в добры люди. К нему я подобрала водолазку из синего джерси «с сединой» и серые лодочки.
Так, теперь умеренный макияж. Волосы закалывать не стала, просто прихватила «крабиком». Золотая цепочка, опаловые серьги - недорогие, но хорошо сделанные, еще Мишкин подарок. Они очень шли к глазам, цвет которых менялся в зависимости от освещения, от серого до зеленого. Вполне благополучная молодая женщина, почти средний класс. В последний раз Герострат видел меня - если, конечно, заметил - в сарафанчике на завязочках, а до того - и вовсе бедную родственницу в старых джинсах.
Спрашивается, ради чего я выпендриваюсь?
У подъезда стояла бежевая Тойота Марк. Накачанный парень с бычьей шеей курил, опустив окошко. Рядом сидел другой, помельче комплекцией, весь в черном и с отвратительной кривой усмешкой. Они оба так и впились в меня глазами. Вообще, я любила, когда мужчины обращали на меня внимание, если без нехороших последствий, но этот их общий взгляд мне совсем не понравился.