Подумав о своей команде, я решила уточнить у Софи одну очень важную деталь: кто именно подбирает прислугу для комнаты дофина. Кто выбирал кормилицу, кто решал, в какой комнате малыш будет жить, и прочее.
Надо сказать, что ответ меня вовсе не удивил: всех придворных и служанок для моего сына, как я и думала, выбирала свекровь, а вот покои малышу достались по наследству. Именно в этой комнате, которую пафосно называли Королевская Детская, выросли все последние поколения мужчин правящего дома. Младенцем там обитал прадед моего мужа, затем дед, затем отец и последним – сам король, мой нынешний муж. Правда, в ожидании наследника его величество приказал произвести в комнате ремонт и обновить мебель. Но поскольку первой родилась девочка, покои простояли закрытыми несколько лет.
Часа полтора я наслаждалась обществом сына. Он спал тихо и очень спокойно, а я с каким-то странным душевным волнением отслеживала каждое микроскопическое движение мускулов на крошечном личике. Вот слегка дрогнули ресницы… Вот смешно поджалась нижняя пухленькая губка… Рот капризно скривился, как будто он собирался заплакать, но потом все успокоилось, и сон его продолжился. Все эти наблюдения казались мне необыкновенно важными, я буквально не хотела отрывать от него взгляд. Впрочем, удовольствие мое продлилось недолго. Двери опочивальни распахнулись, возник уже привычный мажордом, может быть, слегка более помятый, и сипло провозгласил:
– Его королевское величество…
Я со вздохом оторвалась от ребенка, успев подумать: ”Началось…” Ко мне пожаловали муж и свекровь.
На удивление, король выглядел несколько свежее, чем его свита. Свекровь же сейчас сопровождали все ее придворные дамы, даже те четыре красотки. Глядя на них, кстати, никто бы даже не предположил, что ночью они пили и гуляли. Напротив, девицы выглядели свежими, как майские розы, и успевали лукаво и насмешливо поглядывать на помятых мужчин, сопровождающих короля.
Я внутренне собралась и приготовилась к бою. Небрежно кивнув мне, муж с порога заявил:
– Элен, что значит ваш возмутительный демарш? Что делает мой сын в вашей опочивальне? Как смеете вы…
Думаю, это было потрясение местных моральных устоев и дикое нарушение этикета, но я перебила короля:
– Ваше величество, кто должен отвечать за то, что ваш новорожденный сын остался без няньки, без кормилицы и даже без охраны? В комнате, где даже не растоплены камины. Как вы, ваше величество, объяснили бы всему свету гибель новорожденного дофина?!
По моей комнате разлилась мертвящая тишина. Казалось, что придворные забыли даже, как дышать. Не слышно было ни шороха тканей, ни покашливания, ни скрипа паркета. Зато внимание каждого из них теперь было направлено на меня.
Король не сразу нашелся, что ответить, но лицо его весьма сильно побагровело, и я видела, что он с трудом сдерживает гнев. Ровным, преисполненным сочувствия голосом, вмешалась моя свекровь:
– Вы видите сами, сын мой, что бедная Элен не перенесла тяжести родов. Только безумица посмеет так разговаривать с королем, – голос ее звучал почти ласково, даже прорывались нотки сожаления, но я достаточно быстро сообразила, к чему она ведет. Позволить объявить себя безумицей я не могла, поэтому уже без гневных интонаций в голосе обратилась к королю, начисто игнорируя слова свекрови:
– Ваше королевское величество! Если я, королева, но сильно ослабленная родами женщина, в сопровождении всего двух человек смогла пройти половину дворца беспрепятственно и также беспрепятственно вынести сына вашего из опочивальни, то подумайте сами, что могло произойти, если бы человек шел к дофину с дурными намерениями. Вы понимаете, что его могли убить, похитить? Он мог умереть от голода и холода. Поэтому я настаиваю, чтобы было проведено самое тщательное расследование, и наказаны все, кто пренебрег безопасностью и даже жизнью нашего сына.
Вряд ли так уж сильно впечатлила короля моя речь, но тут свекровь сделала ошибку. Она повернулась к сыну и недовольно сказала:
– Эта чужачка смеет критиковать сложившиеся в веках обычаи нашего дома! Рождение королевских детей всегда отмечали открытием винных подвалов. Сын мой, ты сам видишь, как репутации дома Солиго наносят урон слова твоей жены!
Похоже, для короля сын все же кое-что значил, а вот любимая матушка, которая норовила отслеживать каждый его поступок и часто требовала решений, которые ему не нравились, слегка утомила. Ничем другим я не могу объяснить этот взрыв королевского гнева. Резко повернувшись к королеве-матери, мой муж каким-то шипящим голосом сказал:
– Ваше высочество! Не вы ли потребовали у меня права подбирать прислугу в детскую? Не вы ли говорили, что Элен слишком молода, чтобы правильно позаботиться о ребенке?
Тишина в зале стала совсем уж пугающей. И только королева, не привыкшая сдаваться, попыталась поставить сына на место:
– В чем же я была не права, сын мой? Родившей женщине неприлично таскаться на следующий день по дворцу, кормить, да еще и собственной грудью, в месте, где этот позор мог увидеть любой!
– А по-вашему, королева должна была смотреть, как ее сын умирает с голоду? – вмешалась в разговор я. И следующей фразой постаралась добить свекровь: – Я не удивлюсь, если дофин уже болен из-за того, что всю ночь провел в нетопленной комнате.
Похоже, что хоть король и огрызался на мать, но принять какое-то решение самостоятельно все же боялся. Совершенно не по-королевски он каким-то визгливым тоном приказал:
– Замолчите вы! Обе замолчите!
После этого выкрика он несколько минут тяжело дышал, пытаясь прийти в себя. Сердце у меня в груди прыгало так, что мне казалось, это видно даже со стороны. Я ждала королевского решения, понимая, что будет так, как сказал этот слабовольный мужик, и даже представить себе не могла, что он решит.
Король щелкнул пальцами, и двое из его свиты метнулись к столу, чтобы подать его величеству кресло. Он сел не глядя, совершенно точно уверенный, что там, где он садится, будет необходимая мебель. Видеть это мне было немного странно, пусть я и понимала, что каждое пожелание этого мужчины мгновенно выполнялось с самого детства. Сама бы я так сесть не смогла: обязательно обернулась бы и убедилась в наличии кресла.
Король сидел, приходя в себя, а меня радовало то, что матери он сесть не предложил. Впрочем, она перенесла этот каприз с завидным спокойствием. Возможно, таким образом он подчеркивал свой более высокий социальный статус и делал это не первый раз. Король положил трость поперек коленей и потребовал:
– Дайте мне сына.
Возникла некоторая заминка, природу которой я поняла не сразу. Только спустя минуту переглядываний мадам Менуаш и Софи, до меня дошло: сама я встать не могу, значит передать королю ребенка должна была нянька. А нянька здесь не присутствовала. Ждать, пока король разозлится в очередной раз я не стала:
– Мадам Вербент, прошу вас, возьмите дофина, – я аккуратно протянула ей теплый сверток. Смущенная Софи положила малыша на колени королю, поклонилась и встала чуть в стороне, а мой, так называемый, муж застыл, разглядывая сына. Он успокоился и даже черты его лица слегка смягчились. Наконец, вдоволь налюбовавшись, он посмотрел на Софи, передал ей ребенка и вынес решение:
– Я лично проверю детскую моего сына, Элен. Вам не о чем больше беспокоиться.
Свекровь недовольно поджала губу, понимая, что я избежала наказания. А король, между тем, очевидно, желая выказать мне свое расположение, с улыбкой сказал:
– Я вижу, что вы любите нашего сына, Элен. Я позволяю вам видеть его не один, а два раза в неделю. Вы заслужили это своей преданностью наследнику.