Книги
Глава 11
Я в кошмарном сне. Просто в кошмарном сне…
— Знал, что как мужчина мужчину, вы меня обязательно поймёте. — контрольный в мою многострадальную голову от бывшего мужа.
Что может быть хуже? Мой папа и Егор сидят на моей кухне, обсуждают неправильную меня, мои жизненные приоритеты, современных женщин и наш с Тарасовым развод.
Это выше моих сил.
Хочется закричать во всё горло о том, что Егор виноват не меньше. Что моя работа хотя бы приносила деньги в семью, пусть и лишая меня каких-то эфемерных обязанностей жены, но делала нашу жизнь капельку лучше и комфортнее. А что с его бабами? Чем они наш брак делали лучше?!
— Такие времена, Егор. — как ни в чём не бывало, вещает отец. — Хороший ли себе путь выбрали женщины, мы увидим только лет через десять-двадцать. Не скажу, что одобряю амбиции большинства будущих матерей, но и возмущаться по этому поводу не стану. Хотим мы того или нет, а каждое десятилетие нам приносит перемены и общество…
Всё. Не могу больше это слушать.
Как ему это удаётся? Вроде, как говорится, и вашим, и нашим, а на душе так неспокойно и горько, что впору хлопнуть дверью.
— Я прогуляюсь. — стараясь контролировать тембр голоса, я выхожу из-за стола и направляюсь в коридор.
Никто не спешит меня останавливать. Я даже не понимаю, как к этому отношусь.
Уйти — моё решение, но что-то в груди как-то неприятно щемит, оттого что никто так и не обратил должного внимания на произведённый на меня эффект подобными разговорами.
Выходя, всё же хлопаю дверью. Какая-то детская обида заставляет сжимать кулаки и хмуриться.
Кажется, не больно. Должно быть, просто нервы сдают и пора уже озаботиться успокоительным или квалифицированным психологом.
Смеркается. У меня нервы крепче, чем я думаю. Это сколько, получается, я смогла высидеть за столом, слушая такие неприятные разговоры? Часа три? Четыре?
Зачем он вообще припёрся? Сказал же по телефону, чтоб я свои проблемы сама решала, а, вопреки своим же словам, взял и припёрся.
Кто так делает?
Не хочу оставаться где-то под окнами. Набираю побольше воздуха в лёгкие и плетусь в обход дома. За ним должна быть детская площадка, другой двор и несколько лавочек. Не скажу, что горю желанием сейчас смотреть на детей, но посидеть где-нибудь не помешает. Не сбеги я в домашнем костюме, состоящем из трикотажных бридж и майки, я бы, возможно, имела куда больший выбор, а так…
Уединение отменяется.
Присматриваю себе пустующую лавочку у чужого подъезда и занимаю её, недовольно разглядывая развернувшееся представление.
На детской площадке полно мужиков. Рядом с небольшой горкой припаркован грузовик, а его водитель, высунувшись из окна, о чём-то разговаривает с мужчиной в чёрной бейсболке.
Ещё несколько минут наблюдения и я понимаю, что мужчины ремонтировали детскую площадку. Грузовик с песком для песочницы. Вышла накладка и песка привезли гораздо больше. Сейчас его некуда деть и там, вдали, кипят жаркие дебаты.
Поразительно, но я никогда не задумывалась о детских площадках. Как они появляются, кто их обслуживает и чинит, кто следит за порядком и несёт ответственность.
Всё это ведь прекрасно. Вера в человечество жива и жить будет ещё не один год. Сплочённость, общие цели, их достижение и результат… Поразительно всё-таки, какие, оказывается, хорошие люди живут рядом со мной.
На какое-то время я забываю о своих проблемах. Наблюдаю искоса за тем, как мужчины обзаводятся лопатами и, разделившись, возводят потрясающе большую песочницу.
Водитель грузовика — жулик. Я так поняла, что он всё равно взял с них деньги за полный кузов, хоть мужчины и половины песка не выгрузили. Опять же, никакого мордобоя и разборок. Только один показал удаляющейся машине весьма однозначную конфигурацию из пяти пальцев.
Лёгкая полуулыбка застывает на губах. Ветер треплет наспех собранные в гульку, и уже успевшие выбиться из неё, волосы.
Замечала ли я такие обыденные вещи раньше? Жила ли я раньше вообще? Почему мир вокруг такой интересный и поразительный?
Ударившись в философские мысли, я не сразу замечаю приближение мужчины. А когда замечаю, застываю как вкопанная и поспешно отвожу взгляд в сторону.
Это какое-то издевательство! Что он здесь делает?! Почему он меня сегодня весь день преследует?
Язык так и чешется ляпнуть что-то такое, едкое и язвительное, но я понимаю, что не хочу портить себе настроение, которое только-только начало ползти вверх. Вообще не буду на него внимания обращать, пусть проходит мимо, идёт своей дорогой, пусть даже говорит что хочет, я просто… камушек. Вот, да, я камушек. Меня здесь нет!
— Ты меня преследуешь? — бесцеремонно опустившись на мою лавку, Молотов снимает с головы бейсболку и упирается руками в широко расставленные ноги.
Никогда не понимала, почему многие мужчины именно так сидят. Будто уже между ног держат какой-то мешок с богатством. Это же жутко неудобно и доставляет дискомфорт рядом сидящим.
Хотя, о чём это я? Это же Молотов, ему до чужого дискомфорта нет никакого дела.
— У тебя что-то случилось? Выглядишь грустной… Да и вообще, выглядишь. — не унимается сосед. — Уже и не помню, когда тебя видел без полиции и дуршлага в руках у моей двери.
Вот же гад! Один раз всего было! Если я стараюсь правильно питаться, это не значит, что я не проверяю ночью свой холодильник на наличие вкусных обновлений. Собственно, это и не значит, что, не находя этих вкусных обновлений, я не иду готовить себе то же соевое мясо, откидывая его на дуршлаг, глубокой ночью. А дуршлаг у меня хороший — бабушкин. Тяжёлый и голубенький. В ту ночь, когда Молотов опять развлекался с очередной и не давал мне спать, он очень гармонично бы смотрелся на его голове. Не могла не взять его с собой.
— Ладно. Помолчим.
Непробиваемый мужик. Господи, угораздило его в мой дом переехать.
Неужели непонятно, что с ним никто не хочет разговаривать? Зачем сидеть рядом и глаза мне мозолить? Я, конечно, стараюсь смотреть строго перед собой, но нет-нет, а взгляд косит на соседа.
Как-то моя теория трещит по швам. Игнор не помогает — он не уходит.
Только я собираюсь с мыслями, чтоб выдвинуть встречное обвинение в преследовании и издевательствах, как мужчина начинает заваливаться набок.
Я не успеваю среагировать. Не успеваю отодвинуться или вскочить с лавки до того, как мужская голова с влажными, потными волосами оказывается на моих коленях.
Молотов взмахивает своим головным убором в руке и заглядывает в моё лицо, озорно щуря зелёные глаза.
Это что ещё такое?! Он чего здесь разлёгся на лавке? На моей лавке! На моих коленях!
Брови надменно ползут вверх.
— Так гораздо удобнее, спасибо. Не отвлекаю, можешь продолжать молчать.
Мгновение назад я его убить была готова, а сейчас чувствую, как дёргаются уголки губ.
Забавная ситуация.
Ждёт, что я засмущаюсь, или хочет, чтоб я дезертировала с поля боя, оставив ему свою лавку? Да сейчас же! Русские не сдаются.
— Угу. — выдыхаю, улыбаясь и провокационно щурясь.
Слегка отодвигаюсь в сторону и, согнув левую руку в локте, опускаю её на живот соседа. Подпираю голову и, опираясь на весьма твёрдый пресс, задумчиво смотрю перед собой, всячески игнорируя того, кто увидел во мне подушку.
В такой позе, конечно, не очень удобно, но зато очень приятно. Пусть знает, что ему меня не запугать своими выходками.
— И как давно у вас это началось? Конечно же, после нашего развода, да? — голос бывшего пугает до одури.
Я вздрагиваю, резко развернувшись, и подбиваю локтем руку Молотова.
Егор стоит за моей спиной, в жалких метрах от лавки, и его глаза не обещают ничего хорошего, какой бы ответ я ни дала.
Погодите… А я почему вообще должна что-то объяснять?
