Книги
Глава 3
— Ну хоть со жраченькой у тебя складывается, — довольно сказал Филя, облизывая сначала тарелку, а потом лапы. — Готовишь ты — усики оближешь.
Я кивнула. Что есть — то есть. Хоть к чему-то способности имеются.
— Ты наелся? — Фамильяр кивнул. — Значит, я остатки в печь ставлю.
— Ага, ставь. Потом доедим.
— Холодильник бы надо…
— Ну вот немного приведем дом в порядок, съездим в город, к Федору, попросим помочь.
— Да, тут без помощи точно не справиться. Эй, ты чего?
Филька свернулся клубочком, в ответ на мой вопрос приоткрыл один глаз.
— А что? После сытного обеда по закону Архимеда…
— Ага, поели — теперь можно и поспать? А посуду кто мыть будет? Нечего мне тараканов разводить, и пауков за глаза.
— Да ладно тебе, Вась. Отдохни чуток от трудов праведных. Заслужила. И я заслужил. Давай поспим.
Он тут же засопел. И что делать прикажете? На самом деле, он прав. Мне тоже хотелось отдохнуть, наработалась. Так что улеглась на кровать с мягчайшим матрасом, положила голову на пуховую подушку. Я так, на минуточку всего…
Проснулась от грохота и тут же вскочила. Филя тоже был уже на ногах. Вернее, на лапах. А нет, уже на ногах, обратился. Схватил кочергу и застыл в недоумении.
— Откуда шум-то?
— Не знаю, — ответила я. Вокруг стояла такая тишина, что, кажется, было слышно, как свет летит и шуршит.
Вдруг от печки раздалось чавканье. Вернее, не от печки, а из печки. Не поняла…
Переглянулись с Филей. Он кивнул, мол, открывай, а я подстрахую. Открыла, куда деваться-то. Филя замахнулся, я зажмурилась… Но ничего не произошло. Я открыла один глаз. Фамильяр недоуменно хлопал глазами, опустив кочергу. Перевела взгляд в печь.
— Ты еще кто такой?
Внутри печи у горшка с кашей и картошки стоял маленький старичок и уплетал нашу еду за обе щеки. Наглость — второе счастье, вот уж правда.
— Отвечай, когда тебя ведьма спрашивает! А не то заколдую!
Я состроила злобную рожу, а Филя сделал фейспалм. И правда, какая из меня злая колдунья? Я даже уборку наколдовать не могу, ручками приходится. Эх…
— Не серчай, хозяюшка. Оголодал я, отощал, вишь? — Старичок поднял рубаху, показав живот. Точно, кожа да кости. — Дозволь угоститься, уж очень вкусно.
Мы с Филей удивленно переглянулись.
— Так ты это… конечно… кушай на здоровье.
— Вот спасибо, хозяюшка. Добрая еда у тебя, руки золотые и сердце тоже.
— Вылезай оттуда, за стол садись, — сказал Филя, ставя кочергу у печи. — Как звать-то тебя, дедуля?
— Афанасием кличут, Афоня я.
— И давно ты тут?
— Так, почитай, с рождения.
— И сколько тебе лет? — не удержалась я от вопроса. А что, он же не женщина, чтобы о возрасте не спрашивать.
— Почти триста годков! — с гордостью ответил Афоня. — И все на одном месте. Однолюб я.
— Так, погоди. Ты кто такой? Так и не сказал ведь.
— Как не сказал? Ах да. Так это, домовой я. К этому дому привязан.
— Ах, домовой, — угрожающе насупился Филька. Ох, что сейчас будет. Знаю я, что случается, когда он злится. — Какой из тебя домовой? Дом в запустении, грязь кругом, дымоход сто лет не чищен. Уволить бы тебя.
— Нельзя домовому без дома, никак нельзя, — спокойно ответил Афоня, вылизывая тарелку. Прямо собака или кошка. Вот это проголодался, бедняжка. — А что за домом плохо слежу — так это не ко мне претензии, а к Ядвиге, чтоб ей пусто было, тьфу. — Он сплюнул и уставился на меня. — А что это мы все обо мне да обо мне. Сами-то кто такие будете? Какого роду-племени? И каким ветром вас сюда занесло? — Он прищурился, подозрительно глядя то на меня, то на Филю, а сам нет-нет да и смотрел в сторону сковородки с жареной картошкой.
— Ну Ядвига померла. Бабкой она мне приходилась троюродной. Вроде как. Оставила мне дом в наследство. Вот мы и приехали.
— А он? — Афанасий кивнул на Филю.
— Фамильяр он мой, кот, Филимоном зовут.
— И никаким не Филимоном. Филипп я, Первый и Единственный.
— О как важно! — поджал губы домовой. — А тебя, красна девица, звать как?
— А меня не зовут, я сама прихожу.
— Ну это я уже понял, — ответил дед, сползая с лавки и присаживаясь рядом со мной. — Но имя-то у тебя есть? Не может такая красавица без имени жить.
Вот ведь льстец. Знаю, что врет все, цену себе набивает, чтобы оставили его при доме, а то ведь и выгнать можем, но все равно приятно.
— Василиса я. Для друзей и родных Вася.
— Красивое имя, старинное. Кто ж тебя так назвал?
— Бабка по матери. Ведьма она была, сказала, что это имя мне больше всего подходит.
Домовой слез на пол, походил вокруг, к руке прикоснулся, одежду пощупал и заявил:
— Права была ведьма. Ну бабка твоя.
Тут он хлопнул себя по лбу.
— Погоди-ка. Ты сказала, что Ядвига померла? А когда?
— Не знаю. Недавно вроде.
— Это ж сколько я спал? — почесал он в затылке. — Ну да ладно. Главное, нет больше старой ведьмы, тьфу.
Он снова плюнул, а я возмутилась:
— Эй, хватит плеваться. Не для того я пол мыла.
— Ой, девонька, нешто ты сама, руками мыла?
Я кивнула. А чем еще, ногами, что ли?
— Так я это, враз помогу. Все, что нужно, сделаю. Раз Яги теперь нет, буду за домом следить. Это она мне не позволяла, погрузила меня в спячку, а сама тут устроила черт знает что, ть…
Он хотел снова плюнуть, но наткнулся на мой гневный взгляд и сглотнул.
— Значит, так. Давай договоримся. Мы тебя оставляем, — осадила радостного домового, — на испытательный срок, скажем, полгода. Будешь все исполнять, что положено — останешься насовсем. А нет — пеняй на себя. Без дома останешься. Согласен?
— Конечно, согласен. Я ж по работе своей так соскучился, так соскучился.
— А раз соскучился, вот тебе первое задание: истопи-ка баньку. Помыться охота.
— И дрова заготовь, — добавил Филя.
— Дрова? — Афоня посмотрел на свои руки. — Так у меня ж это…
— Что? У меня вот лапки, — Филя моментально стал котом и вытянул лапы вперед, демонстрируя правоту своих слов, — а у тебя какое оправдание?
— Радикулит, — проскрипел Афоня и тут же согнулся в три погибели. — И артрит. И…
— Так, хватит. Когда кашу жрал, здоров был. А теперь болен? Без всякого испытательного срока за порог вылетишь, ишь!
— Все понял, госпожа ведьма! — вытянулся Афоня по стойке смирно. — Дров нарубить, баньку истопить. Прикажете выполнять?
— Иди-иди. И это… ноги там у избушки в землю вросли, спит она. Разбудить бы надо. А то окончательно в болото сползет.
— Как в болото? — схватился домовой за голову. — Ох, грехи мои тяжкие, за что мне это?
Пулей выскочил из дома, мы с котом только переглянулись и плечами пожали. Вон сколько прыти. А то радикулит, артрит…
— Да на нем пахать можно, — вынес вердикт фамильяр.
— Это точно. Ну ничего. Мы его воспитаем. Или перевоспитаем. Как там говорят — мужчину до сорока надо воспитывать, а после можно начинать перевоспитывать? А нашему домовому сколько, триста? Ну вот, самое время. Шелковый будет.
Филя важно кивнул, соглашаясь, а я влезла в комод, где отныне лежали мои вещи. Что же надеть после баньки?
В общем, порылась я в одежде, все перешебуршила под ворчание Фили, который бурчал под нос, что стоило только сложить все аккуратно, как я ручки свои левые приложила, и снова здорово. На колу мочало, начинай сначала. Ну и что? Одежда чья? Пра-а-ально, моя. Ну вот и все. Как лежит, пусть так и валяется.
От печки натопленной жар шел, в доме тепло стало, так что я достала любимый пеньюарчик, сверху халатик накинула, взяла мыльно-рыльные принадлежности, галоши, стоявшие в уголке, нацепила и почапала к баньке. Вышла на крыльцо — красота-то какая, лепота. Солнышко светит, на небе ни облачка, даже странно, еще пару часов ливень был как из ведра. Птички поют, деревья шумят, болото чавкает… М-да, сразу всю романтику убило. Кстати, насчет болота.
— Афоня! Афанасий, где ты там?
