Руины веры

ГЛАВА 22

Метель заканчивается, и мы отправляемся в путь. Снова ночуем то там, то здесь и опять вышагиваем ночи напролет. Проходим множество жилых бараков и заброшенных, но еще сохранивших приемлемое для жилья состояние, где можно было бы на время осесть. Но мы вновь идем прочь.

Теперь уже не сомневаюсь, что цель Коэна не просто уйти подальше от дома Гвен. Куда уж дальше? Мы давно ушли за радиус контроля патруля, приписанного к ограбленному Проклятыми заводу. В Нижнем мире не принято передавать полномочия и устраивать полномасштабный розыск по всей территории. Здесь слишком низкая вероятность выжить. Стражи порядка полагаются на судьбу. К тому же их вполне устраивает уверенность в том, что преступники напуганы и не вернутся.

Куда же несет нашего главаря? Морщусь от одной только мысли. «Нашего», тоже мне. Коэн мне не главарь. Но что он задумал, узнать мне нужно непременно.

— Райан. — На ходу ровняюсь с Кесседи, оглядываюсь, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы послушать.

— Чего тебе, Умник? — несмотря на слова, тон вполне дружелюбный.

Мы больше не возвращались к разговору, состоявшемуся несколько дней назад. Да и вообще толком не разговаривали.

— Есть идеи, куда мы идем?

— Все не уймешься, Умник? — усмехается. — Ты же Умник, вообще-то, мог бы и догадаться.

Сбиваюсь с шага. Что он имеет в виду? О чем мне следовало бы догадаться?

Злюсь.

— Я уже говорил, что не претендовал на знание Умника, — напоминаю.

— Ага, помню, — подозрительно легко соглашается, но объяснять не спешит.

Пока не настаиваю, и мы просто идем рядом. Коэн, как всегда, во главе. Некоторое время слежу за его тощей гордо выпрямленной спиной, хорошо различимой даже в темноте на фоне снега. Что же на уме у этого типа? Но как ни ломаю голову, догадаться не могу.

— Думаешь, у него назначена с кем-то встреча? — закидываю удочку.

— Возможно.

— У него есть средство связи?

Пожимает плечами.

— Не думаю. Я, во всяком случае, не видел.

— Тогда как он мог договориться о встрече? — Ни черта не понимаю, и это заставляет злиться.

— А разве для назначения встречи обязательно пользоваться коммуникатором? — произносит Кесседи и резко понижает голос: — Ты разве предварительно созванивался со своим связным?

Бросаю на него хмурый взгляд и не отвечаю. Коэн условился о встрече с кем-то заранее? Но ведь он не знал, что патруль схватит Пола и придется спешно покидать убежище. То есть время встречи никак не могло быть обговорено заранее. А это значит только одно: есть какое-то конкретное место, до которого необходимо добраться, чтобы подать условный знак.

— И с кем же, ты думаешь, у него встреча? — спрашиваю напрямик.

— Направление нашего движения говорит само за себя, — получаю ответ.

Не выдерживаю и матерюсь. Грубо и совсем не литературно. Чертов сундук с секретом. Капля откровенности — и опять по новой.

— Райан, — шиплю, — я уже сказал, что понятия не имею, куда мы идем. У меня же нет компаса… — произношу и прикусываю язык. Ну конечно же!

Кесседи косит в мою сторону и ухмыляется.

— Дошло, Умник?

— Мы идем строго на юг, да? — озвучиваю свою догадку.

— Точно, Умник. Так что вариантов немного.

Прикусываю губу, и некоторое время шагаем молча. Все выглядит так, будто Райан сам до всего додумался, и Коэн не делился с ним планами. Только правда ли это? Чем больше общаюсь с Кесседи, тем больше мне хочется ему верить. Но верить никому нельзя, это аксиома Нижнего мира.

Может ли Райан водить меня за нос после того, что было уже сказано между нами? Что, если история про семью тоже была рассказана специально, чтобы побудить и меня рассказать о себе побольше, а потом сдать Коэну? Что, если…

Мой мозг упрямо порождает варианты коварства Кесседи, один краше другого. Мозг у меня рациональный, а вот я, кажется, уже нет. История Райана меня задела, по-настоящему. И может быть, если бы он рассказал, как плохо ему было, как он страдал и бился в истерике, у меня бы закралось сомнение в его словах. Но он говорил так коротко, так резко, озвучивая лишь факты и события, а не свое отношение к ним, что я знаю, это была правда.

Уже несколько дней прокручиваю историю семьи Кесседи в голове. Рассказ из тех, после которых снятся кошмары. Мне и моим родным тоже досталось. Мамы больше нет, отец неизвестно где и в каких условиях содержится, я (или, если уж говорить честно, то, что от меня осталось) мотаюсь с бандой предполагаемых террористов, полагаясь на обещания и самописный договор эсбэшников, вряд ли имеющий реальную юридическую силу… Но зато у меня есть то, чего нет у Райана, — мой отец меня не предавал. Даже когда его выводили в наручниках из зала суда, он пытался приободрить меня, просил не отчаиваться и убеждал, что все будет хорошо. Все не стало хорошо, но мой папа меня не бросал.

То, что сделал Генри Кесседи, для меня просто непостижимо и лежит за гранью добра и зла. Как можно уйти из жизни добровольно, зная, что твой ребенок остается без всякой поддержки, один на один со своим горем? И что сделал отец Райана напоследок? Дал «бесценный» совет своему четырнадцатилетнему сыну — последовать за ним!

— Эй, ты чего удумал? — окликает меня Кесседи, и только теперь понимаю, что иду, сжав кулаки и скрипя зубами от злости.

Честное слово, мне хочется оживить отца Райана, а потом убить снова, но на этот раз убивать долго и мучительно. За эти четыре года жизнь ломала и выламывала меня множество раз, но единственное, что осталось незыблемым: светлые воспоминания о семье. А что видит Кесседи, когда оглядывается назад? Тело отца, раскачивающееся на крюке в комнате общежития?

Смаргиваю видение, провожу ладонью по лицу.

— Так, задумался, — вру. Жалость и сочувствие здесь никому не нужны.

— А то у тебя было такое лицо, будто ты хочешь кого-то убить.

— Мне часто хочется кого-то убить, — бормочу, — но делать это мне совсем не понравилось.

Райан только хмыкает и больше ничего не говорит.

Странный ты тип, Кесседи, и моя симпатия к тебе пугает до дрожи в коленях.

***

Итак, мы идем к границе Нижнего и Верхнего миров. Но ведь там стена, ее не перемахнет любой, кому взбредет это в голову. Какие же у Коэна связи, что он рассчитывает ее пересечь?

Мы находим нежилой барак и останавливаемся на отдых, как и всегда в светлое время суток. Настроение отвратительное. Какая-то мысль вертится в голове, но никак не может оформиться. Я упускаю что-то важное, но такое очевидное, что хочется биться этой самой головой о стену.

Думай, Кэм, думай.

В бараке много комнат, но проклятые, как обычно, размещаются в одной вокруг костра, возле которого раскладывает свои кости главарь. Надоело.

Не знаю, что со мной. Помню, что главное: не высовываться. Хотя, признаю, получается у меня неважно. Но обычно я привлекаю к себе внимание при обстоятельствах, от меня не зависящих. Сейчас же меня вдруг закусывает. Часовые выставлены, барак охраняется, никто не подойдет незамеченным. Материала для растопки полно. Так какого черта нам ютиться в одном помещении у костра, к которому запрещено близко подходить, потому что там греется Коэн?

Близнецы уходят нести вахту, а остальные раскладывают одеяла, чтобы улечься спать. Осматриваюсь, потом подхватываю свои вещи и направляюсь в соседнюю комнату.

Театр абсурда. Спектакль под названием: «Преклонение перед его величеством Коэном». В топку главаря с его самомнением.

Барак когда-то был жилым. Люди давно покинули это место, но осталось множество предметов мебели. Кровать, естественно, разломана, у стульев нет ножек, но зато их сиденья и деревянные спинки отлично подойдут для костра.