Руины веры

ГЛАВА 20

— До завтра! — Девочка весело машет на прощание флайеру, поднимающемуся с посадочной площадки перед домом. Подруга, гордо восседающая на переднем сидении рядом со старшей сестрой, прижимается носом к стеклу и машет в ответ.

Сердце девочки поет, она в прекрасном настроении. Учебный год окончен, остался только выпускной бал, а потом долгие и полные приключений каникулы. Отец обещал отвезти ее на Лондор, а если останется время, то и на Новый Рим, на котором они уже были в прошлом году. Родители хотели показать дочке Землю, прародительницу всего человечества, но Земля ограничила въезд, и получить визы не удалось. Политика, закрытые страны, право на посещение — все это слишком далеко от девочки. Неважно куда, лишь бы отправиться в очередное путешествие. И как только некоторые люди всю жизнь проживают, не покидая родной планеты?

Снег скрипит под сапогами. Девочка бегом поднимается по ступеням крыльца и рывком распахивает дверь.

— М-а-а-ам! Я дома!

Сейчас мать увидит ее и восхитится...

Мама появляется из кухни в переднике поверх платья и с тарелкой, которую не успела поставить, в руках.

— Господи… — шепчет женщина, а тарелка с грохотом летит на пол, разбиваясь на мелкие осколки. Нет, девочка ждала вовсе не такой реакции. — Милая, что ты наделала?

— Я подстриглась! — гордо сообщает девочка о том, что нельзя не заметить. Утром она ушла из дома с длинной косой, а сейчас ее волосы едва прикрывают уши. После только что снятой шапки непривычно короткие пряди электризуются и торчат в разные стороны, но девочка чувствует небывалую легкость. А еще она кажется себе очень взрослой.

— Кто это с тобой сотворил? — в ужасе произносит мать, переступает через осколки и подходит ближе, проводит ладонью по волосам, приглаживая.

— Дейзи, старшая сестра Джеммы, приехала домой на каникулы, — радостно начинает рассказывать девочка. — Она учится в Летной Академии на Лондоре в группе у самой Миранды Морган!

— У кого? — теперь в голосе матери настоящая обреченность.

— Миранда Морган, ну, мама! — На самом деле девочка сама впервые услышала это имя пару часов назад, но теперь ей кажется невообразимым, что кто-то может не знать эту знаменитую личность, о которой Дейзи прожужжала им с Джеммой все уши. — Героиня Карамеданской войны! Она преподает в Академии на Лондоре, а Дейзи — ее студентка. Она столько нам рассказала. Там так здорово, я тоже хочу стать пилотом, когда вырасту!

— А что, все пилоты носят короткие стрижки? — скептически интересуется мать.

— Капитан Морган носит, — уверено заявляет девочка, хотя сама никогда не видела эту женщину, даже на фото. — И Дейзи подстриглась. А нас с Джеммой взяла с собой в салон. Мам, там так здорово!

От переизбытка чувств девочка приникает к матери и крепко обнимает. Мама прижимает ее к себе.

— Дурочка ты моя, — шепчет в макушку. — Ребенок ребенком.

— Ну красиво же, мам! — Девочка вырывается из объятий и мчится к зеркалу, после чего резко замирает, широко распахнув глаза. В салоне ЭТО и правда казалось красивым. — Ма-а-ам… — Девочка закусывает губу, в глазах — отчаяние. — Они ведь быстро отрастут, правда?

Зато маме становится весело.

— К следующему году.

— Учебному? — с надеждой.

— Календарному, — уже откровенно смеется мать и идет запускать робота-уборщика.

Девочка остается перед зеркалом. Дернул же ее черт послушать Дейзи и отрезать волосы. Скорее бы отросли…

Но девочка не отрастила волосы. Девочка умерла…

Просыпаюсь и несколько минут пытаюсь восстановить дыхание. Тихо, все еще спят, а костер еле тлеет. Холод пробирает до костей. Кутаюсь в одеяло, но не помогает. Зубы начинают противно постукивать.

До каких пор мне будет сниться девочка и ее семья? Говорят, время лечит. Но только не меня. Мне кажется, с каждым годом воспоминания становятся только ярче, а боль в груди при пробуждении острее. Время не лечит, оно просто идет дальше.

Решительно отбрасываю одеяло, встаю и иду к выходу. Обхожу по дуге развалившегося главаря. Напоминаю себе, что нельзя его ненавидеть и желать смерти. Нужно потерпеть, еще немного потерпеть, как всё и всегда. Вот только я, как никто, знаю, что «немного» может быть бесконечным.

Солнце клонится к закату. Значит, скоро подъем и новый марш-бросок в неизвестность.

Возле крыльца обнаруживается Фил. Вышагивает взад-вперед, спрятав руки в карманы и натянув шапку до самых глаз. Сейчас я его понимаю, на улице гораздо холоднее, чем когда мы дежурили с Кесседи. Да и одежда у него не чета моей.

— Чего шастаешь? — замечает меня блондин. — Фред никому не велел выходить.

«Велел», ну надо же.

— Отлить, — отвечаю коротко и грубо. Еще мне оправдываться перед этим.

— Значит, лей тут, — огрызается Фил, преграждая дорогу. Что-то сомневаюсь, что он решил бы так не давать пройти тому же Райану.

— Пройти дай, — прошу вежливо, но твердо. Повышенное внимание этого парня начинает чертовски злить.

— А то — что? — петушится. — Позовешь Кесса на помощь?

Ясно. Когда Коэн вызывал меня на «аудиенцию», Фил шел следом. Значит, подслушивал.

— Мнение своё имей, вот что.

— Чего-о?!

— К черту иди. — Делаю шаг в сторону, чтобы обойти задиру. Скучно ему, видите ли, самоутверждается. Идиот.

— Ты совсем обнаглел! — Намеков Фил не понимает, его лапища ложится на мое плечо. Ну, приехали.

Резко сбрасываю руку и толкаю в грудь, заставляя отступить. Я ниже его на целую голову, легче, тоньше. Со стороны, наверное, смотрится смешно, когда этот рослый детина пятится от меня. Не знаю, что он читает в моем взгляде из-под козырька кепки, но он чертовски прав: у меня нет намерений шутить.

— Держи руки при себе, — шиплю, разворачиваюсь и ухожу быстрым шагом, пока тот не успел прийти в себя.

К Коэну он ревнует или к Кесседи? Да хоть к обоим сразу, пусть забирает. Один вообще не достоин носить звание человека, второй как сундук с секретом. К черту. Мне нужна информация, ничьего расположения я не ищу.

Ухожу подальше, непременно оглядываясь. Если Фил проследит, мне несдобровать. Но блондин, как маленькая собачка (у моей тетушки была такая), тявкнет и прячется за ногу хозяина. Укусить и то не решится. Так, может в тапки нагадить…

Возвращаюсь. Теперь Фил на крыльце. Сидит, занимая всю верхнюю ступень, широко расставив ноги, смотрит зло. Вся его поза ясно показывает, что пройти не даст.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю прямо. Эти игры в гляделки меня порядком достали.

— Хочу, чтобы ты убрался подальше. Я тебе не доверяю.

Мне хочется истерически смеяться. Этот задиристый тупица обладает отличной интуицией, гораздо лучше главаря.

Киваю.

— Я тебе тоже, и что? — Видимо, жизнь еще не научила Фила, что доверять нельзя никому.

— Появляется из неоткуда, — каждое слово блондина пропитано изрядной порцией яда, — спасает Мыша, втирается в доверие к Фреду, постоянно болтает с Кессом, который вообще обычно сам по себе.

— Ревнуешь, — заявляю уверенно с наглой улыбкой на губах, а потом делаю большие глаза. — А может, я просто тебе нравлюсь, и тебе обидно, что я уделяю тебе мало внимания?

Шутки про ориентацию тут не в чести. Фил краснеет, превращаясь в переваренную свеклу, голос переходит в рычание:

— Мелкий, я сверну тебе шею!

Он поднимается, глаза горят, разве что пар из ушей не идет. Чувствую себя тореадором, только без красной тряпки. Собираюсь. Этот парень меня достал, сейчас так сейчас.

Фил делает шаг, наступает на обледеневшую ступеньку, подошва ботинка скользит, нога подворачивается, а сам блондин кубарем летит с крыльца, пересчитывая ребрами ступеньки, и с грохотом падает лицом прямо в утоптанный снег.

Врастаю в землю. Вот черт.

Шум будит банду, двери распахиваются. На крыльцо выбегает Кесседи, затем Коэн, за плечом которого маячат лица остальных.