Руины веры

ГЛАВА 13

Возвращаюсь. Рид у дверей интересуется, что там с Райаном, но только дергаю плечом.

— Нормально. — И, все так же фальшиво прихрамывая, плетусь в свой отсек.

В подвале тишина, очевидно, все улеглись спать от греха подальше. Отличная идея, мне она нравится. Глаза слипаются. Мало того, что ночка выдалась бессонная, так еще и нервная.

Вешаю куртку на крючок и ложусь. Когда Кесседи вернется и переубедит Коэна, меня наверняка кто-нибудь разбудит и велит собирать вещи. Поэтому стараюсь выбросить из головы все мысли и заснуть. Если нам придется уходить в спешке, кто знает, когда удастся поспать в следующий раз.

***

— А тебе кто-нибудь нравится в школе?

Девочка расчесывает свои длинные волосы перед зеркалом и так и замирает с расческой в руках.

— Мама! — восклицает возмущенно, а щеки алеют.

— Нравится, — решает мать, стоящая у окна с лейкой в руках. Она пришла в комнату дочери, чтобы полить цветы.

— А вот и нет! — упирается девочка. Ей и правда нравится одноклассник, но признаться в этом матери — ни за что!

— Расскажи мне. — Женщина улыбается, оставляет лейку на подоконнике и устраивается на краю кровати, застеленной покрывалом нежно-розового цвета. — Первая влюбленность — это так чудесно.

Девочка краснеет еще больше. Она даже подружкам не рассказывала о своей тайной симпатии, а тут…

— Ла-а-адно, — сдается, откладывает расческу и поворачивается к матери на крутящемся стуле. — Его зовут Шон, мы в одном классе по математике.

Женщина улыбается теплой поощряющей улыбкой.

— И какой он?

Девочка задумывается. Он… он…

— Он красивый! — выпаливает она и сникает, когда улыбка матери превращается в снисходительную.

— Разве внешность — главное?

Девочка знает, что нет. Но, по правде говоря, кроме внешности, она ничего не знает о предмете своего обожания. Он приглянулся ей с первого дня в одном классе, они даже ни разу не разговаривали, только сидели на занятиях в разных концах одного кабинета.

— Еще он умный, — находится девочка, вспомнив, что на математике Шон всегда отвечает правильно на вопросы преподавателя и входит в число отличников по успеваемости.

— Но главное — красивый, — усмехается мать, подходит и обнимает дочь. — Дурочка ты моя маленькая, душа — вот главное в человеке.

— Может, у него и душа красивая, — бормочет девочка, уткнувшись в мягкий свитер. — Вы же с папой красивые.

Женщина смеется.

— Иногда мне кажется, что ты совсем взрослая, а иногда сущий ребенок…

Ребенок.

Ребенок…

Та девочка и была ребенком. Маленьким, глупым, не успевшим увидеть жизнь такой, какая она есть на самом деле…

Эти мысли плывут в голове на грани сна и реальности, а потом понимаю, что кто-то трясет меня за плечо. Черт, и где моя хваленая бдительность?

Распахиваю глаза. Ожидаю увидеть Кесседи, который вернулся после разговора с главарем и будит меня, потому что пора собирать вещи. Но нет, в подвале тихо, сборы еще явно не начаты, а надо мной склонился взволнованный Мышонок.

Мгновенно понимаю, что что-то не так, и рывком сажусь на койке.

— Кэм, вставай скорей, — выпаливает мальчишка. — Тебя Райан зовет.

Смотрю на Мышонка, пытаясь собрать мысли в кучу и окончательно избавиться ото сна. Чертова девочка, сколько еще она будет не давать мне покоя?

Опускаю ноги на пол и начинаю обуваться.

— Куда зовет? — Неужели на беседу с Коэном? Не вписывается в поведение Кесседи позвать меня на помощь в отстаивании своей точки зрения перед главарем.

— Наверх, — Мышонок указывает пальцем в потолок.

Ему нет нужды уточнять, все и так понятно. Чертыхаюсь, стискивая зубы, надеваю ботинки и выхожу из отсека, куртку оставляю на крючке — не понадобится.

У дверей все еще Рид.

— Ты куда? — спрашивает.

К дьяволу. Да, так и хочется ответить, но беру себя в руки и говорю спокойно:

— К Райану. Позвал.

Имя Кесседи снова открывает все двери. Рид не спорит и пропускает меня, не задав ни одного вопроса.

Когда поднимаюсь по лестнице в дом, то понимаю, что день еще в разгаре. Кто знает, сколько мне удалось поспать, часов здесь нет.

Ожидаю увидеть Рынду, но ни ее, ни ребенка в доме нет. Ушли гулять? Но долго этим вопросом задаваться не удается, потому что в помещении Райан и Гвен. Гвендолин лежит на кровати и то ли стонет, то ли поскуливает — не разобрать. Кесседи что-то тихо говорит, судя по тону, успокаивающее.

Сглатываю и на негнущихся ногах приближаюсь. В нос тут же ударяет запах крови. Она везде: ею пропитана изорванная одежда Гвен и простыня, на которой она лежит. Крови я не боюсь, но от этого запаха в душном помещении кружится голова, и хочется зажать нос рукавом, а еще лучше — взять и сбежать. Но остаюсь. Вопрос, что произошло, тоже не срывается с языка, потому что пояснений не требуется.

— Кэм, — в голосе Райана явное облегчение, — помоги, подержи ей голову. — Гвендолин пытается брыкаться и тихо скулит. — Надо, Гвен, — говорит ей строго и снова мне: — Надо зашить, я не справлюсь один.

Смотрю на распоротую от глаза до губ щеку Гвендолин, и мне хочется разреветься. Отвлекла патруль, значит… Ногти впиваются в ладони.

— Кэм! — окликает меня Кесседи, видя, что я не совсем в себе.

Трясу головой, пытаюсь сосредоточиться.

— Хорошо, держу.

Из кармана Райана появляется миниатюрный фонарик, он включает его и зажимает в зубах. Освещения в помещении явно недостаточно. Заворожено смотрю, как он берет уже приготовленную нитку с кривой иглой, поливает их спиртом из бутылки (видимо, достали в одну из вылазок вместе с продуктами) и склоняется над раненой.

Он что, правда сейчас будет зашивать ей щеку?!

Вопросы типа: «а ты сможешь?», «а ты умеешь?» вертятся на языке, но мне хватает ума придержать их на потом. Пожалуй, мне по-настоящему жутко впервые за долгое время, но умом понимаю, что врачей здесь нет, а Гвен нужна помощь, иначе она просто умрет.

В Нижнем мире вообще нет врачей, потому как людей и так слишком много, и их трудно прокормить. Поэтому сокращение численности из-за смертности вследствие травм и болезней правительством только приветствуется. Люди лечат друг друга, передают навыки от родителей к детям. Так что в Нижнем мире, если и встретишь человека, называющего себя «доктором» или «лекарем», то это непременно будет самоучка, который, может, и правда что-то умеет, но в отсутствие большинства медикаментов и медицинской аппаратуры бессилен в девяти случаях из десяти.

Был у нас на заводе один настоящий доктор из Верхнего мира, с образованием и должным опытом. Его сослали в Нижний мир за какое-то преступление, так он не прожил и месяца — сам на себя руки и наложил. Тем самым скальпелем, который ему позволили привезти с собой для якобы продолжения врачебной деятельности. Человек тонкой душевной организации оказался…

Держу голову несчастной, а Райан принимается за дело. Обезболить нечем, Гвендолин стонет, дергается. Кесседи чертыхается сквозь зубы, но так как в них зажат фонарик, слов не разобрать.

Через несколько минут мои опасения по поводу умений соседа испаряются. Умеет, понимаю. И опыт тоже есть. И не боится — что главное в этом деле.

— Почти все, — шепчу Гвендолин. Понимаю, что вряд ли поможет, но чувствую себя совершенно беспомощно и не знаю, как еще помочь. — Немножко осталось… потерпи... — Кесседи бросает на меня одобрительный взгляд.

С щекой закончил.

— Нет, не надо! — кричит Гвендолин, когда он берется за платье. Из-за свежего шва ее лицо перекошено, губы наполовину не слушаются, но она все равно упирается, хватается за подол, кричит.

Мне снова подкатывает к горлу.

— Все будет нормально… нормально… — уже не понимаю, что говорю.

Смотрю на Кесседи в полном шоке и восхищении, честное слово. Нет, он и раньше казался мне самым адекватным в банде Проклятых, но что способен на ТАКОЕ!