Книги
17.
Стёпка решил, что нашёл пристанище в странствиях. Жизнь стала казаться светлой, как небо весной. Тёплый, уютный покой наполнил пространство души, где когда-то был стальной стержень. Не терзало, не звало в дорогу.
Покой окутал сердце, сделал его мягким и тягучим точно патока. Стёпка радостно впитывал эту сладость; славил Господа в своём сердце за каждый день в доме купца, за уроки в лавке, за ясные глаза Василинки.
Он не знал, что может быть таким счастливым. Весело и светло было Стёпке. Он редко вспоминал о страннике. Прошлое сделалось далёким и чужим. Горящее в сердце слово перестало тревожить, подёрнулось пеплом. Жил он настоящим делом, каждую минуту отдавая долг дядьке Василию за доброту и приют.
Но иногда по ночам после дня, полного забот в лавке, Стёпка просыпался и тянущая, мучительная жажда неведомого накатывала на него. Хотелось бежать, бежать как можно дальше из города, вырваться из острожных стен, невидимых, но давящих.
Он не мог понять причины этой муки, что рвала душу. Дойдя в безумии до края, Степан впадал в бессвязный, тусклый сон без сновидений. Утром от ужасов ночи не оставалось и следа. Степан снова становился счастливым.
День был наполнен мелочами: помочь в лавке, проследить за прибытием нового товара, оценить ткани, поговорить с покупателями; церковные службы по воскресеньям, а потом отдых и прогулки с дядькой Василием; смех Василинки, цветы в косах.
Новыми желаниями и страхами охватило душу. Хмурый взгляд дочки купца стал страшнее тёмной ночи, и не представлялся день без неё.
— Какой же ты хороший, Стёпушка! – Искрились ясные глаза расцветающей Василисы.
— Ты счастье моё, Василинушка, — отвечал он.
Руки сами находили друг друга. Нежно сжимая ладони, Степан смущался и радовался. Самой лучшей стала для него Василинка, самой желанной. В хороводе ли среди первых красавиц поселения, в церкви ли перед лицом Господа — он видел только Василинку.
Так шли годы. Исполнилось Стёпке восемнадцать лет. Мало кто величал высокого русоволосого парня Стёпкой, всё чаще Степаном. В городе уважали купца, а его молодого помощника с приязнью принимали в других домах, видя в нём преемника торгового дела. У Василия не было сыновей или иных родичей мужчин, кому можно отдать богатое наследство.
Степан слыл сметливым и удачливым в делах. Многие почести получал от других людей. Его удивляли льстивые слова, а затем сделали сердце безразличным к тому, что говорили люди. Он исполнял свой долг, не думая о похвале.
Когда-то бродивший в горести, Степан теперь был счастлив. Одинокий обрёл семью. Степан не заметил, как земная любовь закрыла душу для мира, оставив прореху только для одного живого существа. Милая сердцу Василинка стала его невестой. В намеченные сроки они собирались сыграть свадьбу.
Сидя вечерами вместе с детьми, купец Василий улыбался в густую бороду, глядел на молодых. Очень уж нравился ему приёмный сын: в деле скор, умом сметлив и нравом хорош. Не найти лучшего мужа для любимой дочери. А Василинка только и говорила, что о свадьбе, румянилась от смущения и довольства.
Степан же сидел серьёзный и будто печалился. Не первый раз купец видел его таким.
— Чего голову повесил? – Василий показал себя суровым хозяином. – Аль не люба тебе моя красавица?
Огнём прожгло Степана.
— Дороже всего мне Василинка, батюшка. Кажется мне, всё отдал я ради этого счастья, — странно ответил он.
Потом Степан долго без сна лежал в темноте. Не угасал огонь в груди. Непонятная жажда сделалась острой и жестокой. Пробивался через мягкое и расслабленное хорошей жизнью стальной стержень, забирая покой. Вспомнил Степан глаза странника и голос, который требовал отдать миру живое слово.
Несколько ночей и дней боролся юноша с желанием следовать голосу, а затем, забросив лавку, написал свиток слов, что взялись неизвестно откуда, но имели смысл.
«Есть пути кривые, что радуют нас и печалят, дают и отнимают. И никогда не ведут они к главному, к исполнению дара. Растрачивают нас в суете дней, обманывают сытостью и теплом. Так не узнаем мы главной правды… Живое слово поворачивает назад то, что не считается неизбежным, да и с ним борется за первенство, поднимает мёртвые души из тлена, помогая исполнить дар…»
Отбросив свиток, Степан схватился за голову. Испугался и сжёг написанное в пламени свечи. Из самых дальних уголков памяти сияющими искрами высвободились слова странника, что заронил непонятные истины в голову маленького мальчика. Пришло время и зерно дало всходы.
— Выбор за тобой… — повторял текучий, освежающий душу, голос.
Словно всю муть вымыло из сознания Степана, оставив главное. Не удалось ему вернуть покой и счастье, когда догорели до чёрного пепла закорючки слов. Он почувствовал, что и душа его прогорела, но немедленно была оживлена для новых страданий.
Измучился Степан. День шёл за днём. Однообразные и тоскливые текли минуты. Сердце его уже не знало границ и летело, куда и само не ведало, рвалось на волю дикой птицей. Дом купца сделался клеткой. И самое страшное — пленом стали руки Василинки. Тяжким грузом тянула она его под землю, где невозможно дышать или двинуться.
Все заметили перемены в молодом торговце. Не читала более дочка Василия себя в глазах жениха, только замечала отрешённость и необычайную ясность взгляда. Не понимала, в какую неведомую даль смотрит Степан.
Целыми днями он бродил по городищу и по полям за воротами. Слова рождались в нём и умирали, не найдя пристанища в этом мире. Он хотел, но не мог писать. Слова как будто стекали по рукам и застревали на кончике пера. Слова бились изнутри о грудь и не находили выхода. Страдал Степан: познав воодушевление и восторг нового слова в свитке, он не мог теперь жить без этого.
Однажды застала невеста Степана над свитком, где пока не родилось ни одного слова.
— Что с тобой случилось, Стёпушка? – заглядывая в глаза жениху, спросила Василиса. – Отчего не смотришь на меня? Другую приметил себе в невесты? Какая змея из моих подружек украла твоё сердце?
Погладил он её по мягким волосам, поцелуем, успокаивая, коснулся лба.
— Никому я не жених, кроме тебя, но зовут меня в дорогу.
— Кто?! Зачем в дорогу?! – нахмурила Василинка тонкие брови, губы надула. – А свадьба?
— Господь зовёт свершить дело, — спокойно ответил Степан, пропуская через себя каждое слово, позволяя вырваться на волю тому, что родилось в сердце. – Простым паломником пройти по миру.
Сказал правду и легче стало. Надеялся, что поймёт его Василинка.
— Глупости всё! – Злые слёзы выступили на глазах невесты, оттолкнула она Степана. – Бросаешь меня?! Не любишь?!
— Люблю, — вздохнул он с болью на сердце. – Но не удержишь меня теперь, если душа горит.
— Не отпущу! Батюшке расскажу, когда с ярмарки вернётся! – Она топнула ножкой и побежала из комнаты. – Он-то тебя мигом вразумит! Оженимся и никуда от меня не денешься!
Горечью наполнился дух Степана. Душно и тесно стало в доме. Вышел он на крыльцо, вдыхая полной грудью.
— Ты куда?! – со страхом и недовольством выскочила за ним невеста, обхватила руками. – Не пущу!
— В церковь пойду, — осторожно он высвободился из тяжёлых оков.
Не сразу Степан добрался до церкви. Безумцем мерил окрестности городища. Несколько раз прошёл мимо храма. Только ноги так и вели его к господу. Ясно-чистые лики искали его души.
Истово помолившись, упал оземь и ощутил, как крепнет внутри стальной стержень, забытый в мирских делах, подменённый глазами Василинки и радостями в доме купца. Светом крепло слово в сердце, одаривало покоем, какого не знал прежде. Тёплый голос повторил заветные слова: «Веруй и будешь спасён. Твой выбор…»
