Свитки Серафима

16.

В глаза бросились ровные строчки с аккуратно выписанными буковками. Так не похоже на импульсивного и быстрого Сашку. У того бы буквы «плясали», стремясь улететь с белого листа.

Случайный попутчик писал:

«Послезавтра. В шесть возле гостиницы. Будет интересно».

Даже в этих коротких фразах читалась добрая насмешка, так свойственная необычному знакомому.

Теперь Алексей стоял перед выбором. Когда-то сомнительный и двусмысленный разговор в гостинице, подслушанный совершенно случайно. Теперь заманчивое, но непонятное предложение новой встречи, цель которой была скрыта от историка.

Страшно ли ему было? Наверное, да.

Алексей с трудом переносил неопределённость неизвестности и сомнений. Куда проще было решительно бросаться в события. Возможно, опасные, но просчитанные и явные.

Коротко и загадочно звучали слова в письме. Конечно же, Алексей и понятия не имел, с чем связано внезапное приглашение. Прощаясь с Сашкой, они ни о чём не договаривались, разошлись, как два автомобиля на узкой дороге. Он вспомнил странное поведение знакомого и его приятеля в городе. На коммерсантов они были похожи меньше всего. В любом случае подумать время есть.

Вложив записку в блокнот, Алексей занялся расшифровкой надписи на дверях библиотеки. Он надеялся, что зарисовал линии и крючки тщательно и верно.

Борисыч уверенно говорил, что историк сам способен восстановить текст. Решив проверить правдивость слов бывшего милиционера, он невзначай бросил в пространство вопрос:

— Баба Варя, а вы знаете, что на дверях библиотеки написано?

— Объявление какое? – энергично протирая плиту, отозвалась старушка. – У меня завтра утром смена. Тогда и увижу.

Бесхитростный ответ на время смутил Алексея, сбив с мысли. Но никому из горожан он не верил. Даже такой милой женщине, как Варвара, которая старательно обходила острые темы, гасила в себе лишнее любопытство, никуда не вмешивалась. Алексей начинал понимать, почему родственница так поступает. Она так хотела спокойной и безопасной жизни, помня о трагедии, уже случившейся в семье.

— Надпись на двери, — конкретизировал он, удерживая внимание на сгорбленной спине, обтянутой цветастой кофточкой.

Баба Варя вздрогнула, развернулась к гостю.

— Алёша, я же просила…

— Не влезать? Не совать нос в чужое дело, как это делал прадед? – Его слова звучали немного жёстко.

— Ты хоть и Лукашов, но чужой для городка, — тихо, боязливо ответила Варвара. – Он сожрёт тебя. Уезжать тебе надо.

— Почему? – Алексей пытался поймать бегающий взгляд родственницы, что сидела, съёжившись, на табурете. – Какая опасность? Кто угрожает?

— Не просто у нас город, Алёша. Всегда таким был. Не стоит об этом говорить. Нас не касается — живём да радуемся.

— Вы с Борисычем в одном стиле, — язвительно хмыкнул историк. – Обо всём и ни о чём. Уходи. Уезжай. Ни слова в простоте.

— Ты с Борисычем говорил? – Блёклые, старческие глаза округлились.

— Чай пили.

— Ох…

Больше она ничего не пожелала сказать. Лицо стало строгим и смиренным, будто Варвара согласилась с неизбежным. На Алексея она смотрела, как на покойника, по недоразумению всё ещё не погребённому.

Упрямое нежелание подчиняться неизвестности загорелось в нём.

«Нет уж! Вначале я узнаю, что здесь происходит!» — зло подумал Алексей.

Да, и судьба прадеда вызывала интерес. За что он погиб? Какие секреты раскрыл? Почему Лукашовы и Смуровы поссорились? Какое отношение к этому имел монастырь, Сакральный дар и дверь в библиотеку?

Это было лучшим толчком к решительным действиям, и он занёс карандаш над закорючками в блокноте. Замысловатые линии на первый взгляд ни на что не походили: точно не относились к германской или романской группе языков; вряд ли что-то похожее встречалось среди тюркской группы или совсем уж экзотики из древних письменностей Азии.

Не будучи специалистом, Алексей обладал хорошей зрительной памятью — линии ни о чём ему не напоминали, если только не являлись графической стилизацией под письменность.

Вглядываясь до тумана перед глазами в закорючки, он то и дело уплывал мыслями к другим вопросам. А потом и вовсе задумался о записке от малознакомого ему Сашки. Предложение встретиться возле гостиницы выглядело логичным. Именно там попутчик снимал номер.

Как наяву Алексей увидел образ мерцающей щербатыми остатками букв вывески, посмеялся французскому стилю фрагментов надписи. Неоновые линии в его воображении загорались и гасли, искрили яркими цветами, превращая вполне понятное слово в набор бессмысленных начертаний.

Его взорвало изнутри осознанием. Будь Алексей персонажем мультфильма, над головой вспыхнула бы яркая лампочка.

— Опа! – воскликнул историк себе под нос, переворачивая лист блокнота, чтобы переписать каждую черту снова.

Когда с делом было покончено, он медленно дорисовал дополнительные линии разной длины, загогулины и хвостики. Неужели настолько просто. Достаточно не до конца прописать буквы, чтобы получить хаос из нагромождения черт. Непонятные строчки выстроились в знакомые и понятные слова.

«Жизнь преходяща, вечно только время. Сейчас — это баланс между тем, что было и тем, что может случиться. Там мы встречаем странника. Он смотрит и видит. Он истина по ту сторону дверей и по эту. Время стоит по обе стороны от добра и зла. Всегда среди нас, приносящий горькие дары незримой власти над временем. Он небо и земля, вода и огонь. Он всё и ничто».

«Не обманул Борисыч. Не точно пересказал в одной фразе, но честно. Нарочно ли он скрыл верное значение? Если разгадаю, то пойду дальше… Горькие дары незримой власти над временем…» — удовлетворённо подумал Алексей.

Занятная надпись, но промышленник Смуров, вроде бы интересовался мистицизмом. Это объясняло тягу к таинственным вывертам с дверью. Что же для него скрывалось за витиеватыми словами? Чего желал предок Казимира и Витьки Смурова?

Как историк, Алексей точно знал, что обычно движет людьми — жажда власти — сердцевина всего. Будь то власть над людьми или золотом, материальным или эфемерным. Человек не менялся тысячелетиями.

Дверь с подобными письменами могла служить ритуальным входом в общество для избранных. Как масоны не чурались символизма, так и промышленник Смуров придумал для себя набор правил и знаков. Так размышлял Алексей. Логично и не ново.

Потягиваясь, он разложил диван, выделенный для гостя Варварой. Завтра снова наведается в библиотеку. Алексей так и не ознакомился с музеем и подшивкой городской газеты. Было о чём поговорить с Казимиром. Он и не заметил, как основная цель приезда потерялась за секретами провинциального города.

Спал Алексей тяжело, точно чувствуя тёмную громаду, нависшую рядом. Грудь давило и жгло. Мутные образы плыли сквозь пелену, показываясь на короткий срок и исчезая.

— Парень, вставай! – Последним из тумана сна нарисовался Борисыч.

Близко жалобно прошелестело голосом бабы Вари, но смазано, без смысла.

— Разберёмся! — Строгий голос бывшего милиционера превратился в совсем другой, молодой, но не менее жёсткий.

Алексей подскочил, потирая лицо, чтобы прогнать остатки дрёмы. Озираясь, оценил обстановку.

— Давай! Натягивай штаны. Паспорт где? – Тряс за плечо незнакомец в ментовской форме.

В коридоре топтался второй, немного старше, без кителя, но в портупее с расстёгнутой кобурой, рука лежала на поясе, готовясь к действию, если придётся. Почему-то взгляд Алексея сразу зацепился за эту деталь. Варвара, с трясущимся лицом, стояла в сторонке, стиснув хрупкие, старческие руки.

— Что же это, Алёшенька?! – изредка вопрошала она. – Как же случилось?! – потом, обращаясь к молодому. – Вы уж разберитесь там. Слышишь, Генка. Племянник мой внучатый… Он же свой. Лукашов…