Книги
12.
Стёпка упорно бежал по еле различимой в темноте дороге. Не страх гнал его. Страха не было, но неясная, смутно ощутимая сила, толкала в спину, заставляла перебирать уставшими ногами. В чёрном ночном лесу он упал лицом в мох и заплакал. Боль вытекала из него слезами, которые благодарно принимала земля. Он не заметил, как уснул.
Утром прошёл дождь. Промокший и разбитый Стёпка очнулся ото сна, как от забытья. Заставив себя подняться, он пошагал дальше.
Чувство сожаления по утраченному покою и дружбе с Лукой терзало Стёпку. Он знал, что больше никогда не сможет вернуться. Опять приходилось бежать, искать убежища в новых местах.
Стёпка ощутил глубокую усталость. Мысль о страннике билась в сознании, но была холодной, почти жестокой. Чувствуя себя словно старые лапти, что поносили и выбросили за ненадобностью, он не желал больше ничего знать о страннике.
Стёпка не помнил, сколько дней шёл. Сутки слились в один непрекращающийся поток бесчувственного передвижения, неясных образов леса и сменой дня и ночи, где не было ни смысла, ни понимания. Только упёршись в развилку двух дорог, Стёпка будто очнулся и посмотрел вокруг.
Лес оборвался духмяным полем, которое подрезал с другого края сосновый лес. Широкой сухой полосой дорога уходила в сторону, огибала линию сосен и окончательно растворялась далеко-далеко впереди. Другая тропа была пряма и терялась в травах, а затем уходила круто вниз за сосны, в густую зелень бора.
Уже темнело. Стёпка растерялся. Он не мог выбрать, куда следует идти. Широкий и сухой путь манил к себе, но сердце рвалось на прямую тропу. Пока не показались звёзды, он бродил между двумя путями. Прямой был страшен своей неизвестностью и трудностями, второй же смущал сердце тем, что уходил далеко в сторону. Не привёл бы он его обратно, туда, где Стёпка уже был, куда не нужно было возвращаться. Мальчик очень чётко понимал это.
Ясный, как маленькое солнце, огонёк вспыхнул возле бора. Мальчишка встрепенулся и побежал. Жёлтое, тёплое пятно расширилось и превратилось в пламя костра. Тёмная фигура подле неторопливо бросала еловые лапы прожорливому жару. Сноп искорок поднимался в воздух, кружил и гас.
— Погрейся, — голос странника потёк над огнём.
Стёпка отшатнулся. Обида ударила в сердце, ужалила змеиным ядом.
— Кто верует и следует своему пути, тот спасён. Ты помнишь?
Свежий ельник ярко вспыхнул.
— Да.
Стёпке очень хотелось тепла от этого костра. Но ещё больше он желал быть принятым странником, увидеть приязнь во взгляде. Он тихо сел рядом. Размеренными, точными движениями человек дал ему ломоть хлеба и кувшин с молоком: белым как луна, что появилась на небе.
Стёпка не смел поднять глаз на странника, щёки горели огнём. Он медленно откусывал от куска хлеба, вкуснее которого никогда не ел, неторопливо пил молоко, оттягивая разговор. Человек у костра молчал.
— Путей много, — заговорил странник, как только мальчик закончил есть. — Но не многие ведут к правде сердца. Не все из них истинно принадлежат нам.
— Куда мне идти?
Стёпка просительно вглядывался в тень под капюшоном. Странник открылся, показал лицо. В свете луны оно было удивительно светлым и мягким. Могло оно стать и иным — грозным и яростным, когда темнели глаза и глубже пролегали шрамы. Стёпка знал это. Мальчик и не думал, что странник так молод. Глаза читали в душе. В них ярко билась сила.
— Выбор за тобой, — ответил странник. – Перед тобой, как перед любым другим, хочешь ты или нет, лежат пути. И ты должен выбирать. Всегда.
Стёпка задумался.
— А ты будешь со мной?
— Каждую минуту.
— Мне трудно выбрать. Помоги мне.
— Твой выбор. Я могу рассказать о тех путях, что ты видишь. Тот, что прям — очень тяжёл и опасен. Много боли на этом пути, много работы и отречения. И никто не обещает награды, но душа нет, да и возрадуется исполнению правды сердца.
— А другой?
— Второй путь иной. Он крив, хоть иногда может казаться прямым. Он радует нас и печалит, как сама жизнь, исполняет желания и дарит новые. Только он всегда плутает вокруг самого важного, растрачивая и забирая дары. За сиюминутными радостями этого пути человек теряет свою главную правду. Понимаешь ли ты меня?
Вопрос прозвучал строго, и Стёпка поспешил кивнуть в ответ. Понимал ли он на самом деле? Многие слова странника оставались в памяти неосознанными, нераскрытыми, будто тугие бутоны юных цветов или весенние почки. Для них не пришло время. Некоторые слова пугали. Казалось, что он подведёт странника, не справится, предаст доверие.
Растревоженный Стёпка смотрел, как жилистая рука с сильными пальцами потянулась к огню, подкормить его еловой ветвью, точно дикого зверя. Запястье блеснуло чернёной сталью, переливаясь маленькими огоньками.
— Ты воин? – удивлённые глаза мальчика распахнулись шире.
Верно ли или привиделось в темноте.
— Я — всё, что хочешь, — странник опустил руку, скрывая тканью рукава стальные короткие наручи, ни одной черты не дрогнуло в лице. – Неважно, кто я. Главное, кто ты и какой путь выбираешь. Делай выбор для себя, не для других.
После увиденного Стёпке никак не удавалось вернуться мыслями к словам странника. Раньше он думал о нём, как о монахе, бредущем от монастыря к монастырю в неведомом служении. Но не после ли битв остались шрамы на молодом лице? Наручи с яркими бликами перевернули мальчишескую душу. Слова Варги о Сагаан-хане, повелевшем отрядам орды погубить городище, вспыхнули в памяти болью.
— Ты убил всех, — прошептал Стёпка, чуть отодвигаясь от незнакомца.
На миг тот прикрыл глаза, словно и ему сделалось больно. После смотрел всё так же спокойно и понимающе.
— Это и есть неизбежное. Они пришли немного раньше положенного срока, исправив твой путь. Так бывает. Мы видим зло, что ведёт к добру. Мы видим добро, созидающее зло.
— Зачем?! Я не желал их смерти! – худенькие плечи Стёпки содрогались.
Он весь согнулся, сжался, уткнувшись лицом в колени. Тёплая ладонь легла на затылок, забирая ужас и муку.
— Незавидная судьба в кузне Угрюма…
Неожиданно Стёпка увидел себя маленького среди чада и жара. Тяжёлые, точно молоты руки Угрюма трясли за плечи. Потное, чёрное лицо искажала ярость. Не слыша голос, он всё равно понимал, что провинился. Чумазые подмастерья прятались по углам. Одним движением огромной ладони кузнец смёл лёгкое детское тело. Почти безучастно Стёпка смотрел на самого себя, лежащего у наковальни с пробитой головой. Следом, как ветром разметало кузню, смяло в лохмотья дерево и живые тела. Полыхала пожарищами округа. Конница воинов с востока рубила родных и соседей Стёпки. Только он этого уже не увидел…
Так вот, от чего спас его странник!
— Всё уйдёт, — сказал старый друг. – Останется главное.
— А что главное? – отерев глаза от слёз, Стёпка прижался к его плечу, усталость брала своё.
— Не предавать себя. Человек быстро забывает свой путь, поддаваясь покою, соблазнам мира или собственной трусости. Выбирай…
Стёпка слушал речь странника, ощущая, как внутри рождается сила, что звала в дорогу, железом крепила душу. Не все слова он понимал сейчас, но каждое врезалось в память сердца. Слова текли как река, тёплой благодатью окутывали тело. Веки отяжелели.
— Запомни сказанное, — тихий шёпот странника стал похож на шелест травы на ветру. — Придёт время и твоё слово оживит мёртвые души. Запомни, сила твоя в сердце и словах, ибо будут принадлежать они не только тебе, но времени и всем ищущим спасения, всем несущим тяжесть собственного дара.
Уплывая по реке звуков голоса, Стёпка улыбался во сне. Ему снилось, что за спиной его растут два белых крыла и теперь он может прыгнуть с самой высокой колокольни и не разбиться. Он парил. Он был счастлив и свободен.
