***
Лена
Всё-таки прошмыгнула в ванную, и, когда умылась, почувствовала себя значительно лучше. Ну что это я, в самом деле? Сама придумала, сама расстроилась. Всё же хорошо, я жизнь спасла, и сейчас нам ничего не угрожает. Буду решать проблемы по мере поступления.
Тихонько поднялась наверх, переоделась, нашла в шкафу папины спортивные штаны, обычные чёрные без всяких украшательских нашивок, то, что надо. Скорее всего, будут коротковаты, но в остальном должны подойти. Одна мысль об обнажённом мужчине, лежащем внизу, и дыхание участилось, а по спине поползли мурашки, будоража кровь. Ну что за ненормальная реакция? Не в пещере же живу, в самом деле! И с каких пор внешняя привлекательность имеет надо мной такую власть, чтобы всерьёз задумываться о мускулистых руках и твёрдом прессе?
Тем более в таких обстоятельствах. Наверное, это стресс. Или эффект Флоренс Найтингейл, когда нравится тот, кого лечила. Я сама не поняла, серьёзно об этом подумала или оправдание искала за глупые мысли о незнакомом парне, избегающем полиции, который, к тому же, наверняка хочет поскорее вернуться домой и забыть всё это, включая меня, как страшный сон. И почему так неприятно об этом думать?
Выдохнула, усилием воли выбрасывая глупости из головы, вышла в коридор и только сейчас заметила, что дверь в Танюшину комнату приоткрыта. В два шага подскочила, распахнула её, одеяло на полу, в кровати пусто. Так, спокойно, всё в порядке. Ну проснулась, спустилась, не съест же её Марэк. Ноги сами понесли меня вниз, чтобы резко затормозить у прикрытой двери гостиной, откуда доносился серьёзный детский голосок, выкладывающий всю нашу подноготную:
- …теперь живём вдвоём. Но Лена всегда на работе, а я в садике или с соседкой тётей Галей, а она мне не нравится, всё время смотрит по телевизору «Найди свою любовь», а там всё время ругаются или целуются, как взрослые, а потом всё равно ругаются, а она только вздыхает и не разрешает мне смотреть мультики. А Лена мне разрешает, когда дома, но это редко бывает. А тут мы будем вдвоём целых десять дней! И на санках будем кататься, и в снежки играть, и мультики смотреть, сколько хочешь! И кушать салаты с котлетами, - секундная пауза, видимо дыхание кончилось, ещё бы, столько информации одним махом выдать, и лукавое, - И ты можешь с нами, если хочешь.
- Заманчивое предложение, - раздался в ответ весёлый, ласкающий слух, баритон.
Я уже собиралась войти, когда услышала:
- А вы с Леной тоже будете целоваться по-взрослому, как по телевизору? - Ноги приросли к полу, к щекам прилила кровь, заливая лицо смущением. Ну эта Галя! - Там всегда так делают, если живут в одном доме. И детей заводят. Но у Лены уже есть я, и она разрешила называть её мамой. А ты тогда можешь быть папой.
Неловкость притупилась под прессом надежды, явственно прозвучавшей в детском голосе. Плечи опустились, сердце наполнилось сожалением и грустью. Я стояла и подслушивала, не в силах пошевелиться, разом растеряв всю движущую силу.
Марэк тем временем тихо рассмеялся и ответил:
- Для меня было бы честью стать папой такой прекрасной девочки.
У меня перехватило дыхание от трепетной нежности, прозвучавшей в сильном голосе.
- Значит, ты останешься с нами? – я почти видела, как горят глаза на детском личике.
- А тебе бы этого хотелось?
- Ну, тётя Галя говорила, что из-за меня Лена может никогда не выйти замуж, и, мы так и останемся одни. Кому нужен чужой довесок? Поэтому она раньше домой никого не приводила. А тебя привела. Значит, ты ей понравился. И папой стать согласился. Мы ведь будем жить все вместе, как настоящая семья? Не хочу быть довеском.
Тут я уже не выдержала и вошла, стараясь незаметно сморгнуть влагу с повлажневших глаз. Марэк, обернув бёдра простынёй, сидел, привалившись к креслу, у которого я провела ночь. А напротив, спиной к двери на серой диванной подушке по-турецки устроилась Таня, теребя добытую где-то мишуру. И правда, как отец и дочь. Праздничное утро обычной семьи. Если бы не проступившие красные пятна на перебинтованном торсе бледного мужчины. Наши взгляды встретились, и, я поняла, он знал, что я всё слышала. От ласковой ободряющей улыбки защемило сердце.
Таня обернулась и, заметив меня, бросилась обниматься. Я крепко сжала в руках маленькое тельце, стараясь дать ей почувствовать всю мою любовь.
- Задушишь! – засмеялась сестрёнка.
Игриво щёлкнула её по носу и отправила умываться.
Мы с Марэком остались одни. Переборов неловкость, хотела извиниться или поблагодарить его. Сама толком не знаю, что собиралась сказать, всё равно слова застряли в горле, когда увидела его лицо. Такое спокойное, с тёплой улыбкой и, отражённой в глазах, нежностью. Будто он и в самом деле не против остаться с нами. Стать для Тани папой, а для меня…
Господи, я же его совсем не знаю! Почему так хочется кинуться к нему в объятия и поделиться сомнениями и страхами, рассказать о мечтах и чаяньях? Откуда это иррациональное желание довериться незнакомцу? Наверное, близость праздника влияет на моё восприятие действительности. С детства в голову заложено, Новый год – время чудес. Даже для взрослых. Неужели я ещё на это надеюсь?