Дракон и его девушка

Глава 6

- Дана, Готрис опять пытался летать в комнате и чуть не упал в печь, - пожаловалась мама, когда я вернулась из школы. – Объясни ему, что дома этого делать нельзя, и поучи уже.

- Легко сказать, поучи, - проворчала я, пытаясь отцепить его когти от своей юбки. – Я что, дракониха? Нормальные драконы учатся сами.

- Я ненормальный? – обиженно спросил Готрис.

- Ты нормальный, но ничего не видишь. Поэтому не знаешь, куда можно лететь, а куда нет. В доме слишком мало места. Пусть Лаймон тебе пока почитает, а я поем, и мы с тобой пойдем в поле.

Альдор успел научить Лаймона, и тот с удовольствием читал Готрису все подряд, пока меня не было, а дракон с не меньшим удовольствием слушал, найдя в этом замену другим занятиям, обычным для малышей. Слепота не позволяла ему, например, играть с мячиком и прочими игрушками и сильно осложняла изучение окружающего мира, которое у него в основном шло на ощупь. Только смотри, как бы не схватил что-нибудь опасное.

Мама была права, Готрису стоило научиться летать до снега. Если отложить до весны, неизвестно, сможет ли он вообще это сделать. А так будет хотя бы понемногу, под моим присмотром, летать во дворе.

Быстро пообедав, я дождалась, пока Лаймон дочитает какую-то нравоучительную историю, и мы с Готрисом вышли из дома. На днях ему должно было исполниться два месяца, и хотя из-за слепоты он оставался довольно неуклюжим, в движениях уже начала проглядывать будущая грация сильного, красивого дракона. Младенческая мутно-зеленая чешуя постепенно менялась на ярко-изумрудную, хвост украсился острыми шипами. Я уже с трудом брала его на руки, еще немного – и не смогу поднять. И куда девался крохотный детеныш, который только что помещался у меня в ладонях? Два месяца пролетели как один день, и я с ужасом думала, что так же быстро, наверно, пролетят и двадцать лет.

Осень в этом году выдалась затяжная. Дни стояли ясные и теплые, но по ночам основательно подмораживало, и утром все блестело от инея. Листья с деревьев почти облетели, природа, затаившись, ждала первого снега. Все знали: как только улетят драконы, наступит зима. И это было правдой – они словно чуяли близкий снег.

Через двор до самых ворот Готрис прошел быстро и уверенно, а когда мы вышли на улицу, попросил:

- Иди вперед, Дана.

Я думала, что буду подсказывать ему, где нужно быть осторожнее, где повернуть, но он держался на два шага позади, а если я останавливалась, чтобы перекинуться с кем-то парой слов, садился на мостовую и терпеливо ждал, когда пойдем дальше. Разумеется, все на нашей улице знали, что у меня слепой дракон, но мало кто его видел, поэтому до окраины города мы дошли нескоро.

За мостом мы свернули не налево – на Драконью поляну над обрывом, а направо – к полю, где летом пасли коров. Отойдя подальше от дороги, я погладила Готриса по спине.

- Ну вот, здесь можно летать. Я буду тебе подсказывать.

- Зачем? – он выпустил из носа тонкую струйку дыма. Огненные языки у него еще не получались, а дым – вполне.

- Чтобы ты не улетел слишком высоко или далеко. Ты ведь не видишь. Мама сказала, сегодня чуть не упал в печь.

- Не успел повернуть. Мало места. Я знаю, где надо.

- Как? – не поверила я.

- Просто знаю.

Он удивлял меня не впервые. И тем, что начал говорить гораздо раньше положенного, пусть и самыми простыми фразами. И своей понятливостью не возрасту. И этим чутьем, которое, похоже, в чем-то заменяло ему зрение. Да и мама с удивлением говорила, что он развивается гораздо быстрее Альдора.

Впрочем, летать Готрис, конечно, еще только учился. Поднимался с земли тяжело и неуверенно, держался в воздухе неровно, покачивался из стороны в сторону. Иногда у него высоко задирался хвост, иногда, наоборот, перевешивал, и я боялась, что он упадет носом или задом в землю. Однако с каждой новой попыткой получалось все лучше, и действительно не было нужды как-то сдерживать его или давать советы. Я только подбадривала и говорила, что все получается замечательно.

Наконец дракон устал, опустился на землю рядом со мной и прилег на жухлую траву. Присев на корточки, я гладила его по спине, радуясь так, словно сама училась летать – и у меня получилось.

- Что это? – насторожившись, Готрис поднял голову.

Со стороны Драконьей поляны доносились звуки, похожие на крики перелетных птиц. Прикрыв глаза от солнца, я смотрела, как в воздух поднялись сначала взрослые драконы, потом молодые. Сбившись в плотную кучу, затем они выстроились широким клином. Взрослые окружили их кольцом, и матерый вожак повел стаю к северу.

- Драконы, - вздохнула я. – Летят в горную долину. Вот и зима пришла.

Готрис повернул голову в ту сторону, где таял в небе драконий клин, словно провожая их взглядом.

- Почему мне нельзя?

- Потому что ты живешь дома. С нами, - горло сжало, и я с трудом проглотила тугой комок. – Со мной. А у них никого нет. А ты бы хотел? С ними?

- Не знаю, - не сразу ответил он. – Но хорошо, что с тобой. Хорошо, когда кто-то есть.

- Хочешь еще полетать? – я проглотила непрошеные слезы. – Может, уже завтра выпадет снег, станет холодно.

- Устал, - пожаловался Готрис. – Крылья.

- Тогда пойдем домой.

Усталости его хватило ровно до первых улиц, где ему снова захотелось лететь. Тут уж мне пришлось строго следить, чтобы он не поднимался выше вторых этажей и держался ровно посередине улицы. Теперь я уже не волновалась, что Готрис не научится. Больше беспокоило, как бы он не начал удирать полетать без присмотра.

- Дана! – услышала я, закрывая калитку.

На ограде между участками, там, где мы нередко проводили время вдвоем, сидел, дожидаясь меня, Циприан.

Я и раньше замечала: Готрис его не то чтобы недолюбливает, но и дружелюбия особого не выказывает. Разумеется, я была для него главной, но к маме он тоже охотно ластился, а Лаймона и отца воспринимал одинаково приветливо. Зато на Циприана почти никак не реагировал. Если тот, заходя к нам, пытался его погладить, Готрис молча терпел, если спрашивал о чем-то – коротко отвечал, но не более того.

Меня это, конечно, не радовало. Хотелось, чтобы Циприан ему нравился, но разве могла я как-то на это повлиять? Оставалось лишь надеяться, что со временем Готрис привыкнет к нему. Особенно, если… Тут мне даже довести мысль до конца было страшно, и я коротко обрывала ее: если вдруг мы будем жить вместе. Можно подумать, мне кто-то что-то предлагал!

Сейчас, едва услышав голос Циприана, Готрис повернулся направился к дому.

- Лаймон, скажи маме, пусть вытрет ему лапы, - крикнула я брату, который возился во дворе с какими-то палочками, и, когда тот убежал, подошла к забору.

- Здравствуй, Дана, - сказал Циприан, и это прозвучало так, словно умерли все его родные сразу.

- Что-то случилось?

Я не стала забираться на широкую верхнюю перекладину, на которой мы обычно сидели, как на скамейке, остановилась рядом.

- Игрейна, девушка Мая, беременна, - сказал он, глядя куда-то вдаль. – В следующем месяце они поженятся. После их свадьбы я уеду, Дана.

- Но почему? – глаза защипало от набежавших слез. – Ведь ты же не хочешь? Ты же сам сказал, что уже не знаешь, хочешь или нет.

- Как ты не понимаешь? – Циприан поморщился с досадой. – Старший сын всегда остается с родителями, а младший уходит. Если, конечно, не болен и может позаботиться о себе.

- Но зачем уезжать? – я позорно всхлипнула. – Разве ты не можешь найти жилье в Хайдельборне и по-прежнему работать у отца? Ведь так обычно и делают. Редко кто уезжает.

- У отца? Как только старший сын женится, он становится хозяином всего, и его обязанность заботиться о родителях до самого их конца. Я работал у отца, но не хочу работать у брата.

- Но почему?

- Тебе этого не понять.