Глава 4
И вот наконец время пришло. В сам день осеннего равноденствия и на неделю после него все девушки, дождавшиеся рождения своего дракона, получали освобождение от школьных занятий. И хотя детеныши обычно вылуплялись из яиц ночью, я уже с раннего утра не могла найти себе места.
- Дана, не волнуйся ты так, - уговаривала мама. – Все будет хорошо.
Ну как же я могла не волноваться? Ведь на свет должен был появиться тот, кто в ближайшие двадцать лет будет рядом со мной и с моими детьми. Тот, кто станет им другом, защитником и воспитателем.
Я приготовила миску и мягкие тряпки, чтобы вымыть и обтереть Готриса после рождения, бутылочки с сосками – для молока и воды, двадцать раз осмотрела яйцо в гнезде. На нем уже появилось несколько наклевок: у драконов не было особого зуба, как у птиц, но они скребли скорлупу изнутри когтями. Теперь оставалось только ждать.
- Утром придет чиновник из магистрата, - сказала мама. – Он должен удостовериться, что дракон родился и что с ним все в порядке. Ты дашь ему свое свидетельство, и он впишет дату и имя.
- А что может быть не в порядке? – испугалась я. – Дракон может умереть? Или родиться больным?
- Дана, все бывает. Я знала девушку, у ее дракона не было крыльев. Не думай об этом. Думай о том, что все будет хорошо. Еще несколько часов – и у тебя появится питомец. В первое время будешь нужна ему, как мать новорожденному младенцу.
Легко сказать «не думай»! Как я могла не думать об этом? А солнце, как назло, не торопилось к закату, словно прилипло на небе. И стрелки часов едва шевелились. Я сидела на лежанке рядом с гнездом и пыталась читать, но не понимала смысла прочитанного.
Наконец стемнело. Я даже ужинать не пошла, попросила маму принести мне чего-нибудь в комнату. Страшно было отойти и пропустить все самое важное. Отец и Лаймон заглядывали время от времени узнать, нет ли новостей, но потом ушли спать, и мы остались с мамой вдвоем. Она вязала, сидя в кресле, а я бродила по комнате из угла в угол, то и дело подходя к гнезду.
- Дана, у меня уже в глазах мелькает, - глядя в мою сторону, мама покачала головой. – Посиди. А лучше приляг и подремли. Неизвестно, когда сможешь лечь спать. Вдруг он только к утру вылупится. Я тебя разбужу.
Прилечь поспать? Да ни за что!
То и дело мне мерещился тихий писк, я подбегала к лежанке со светильником, оглядывала яйцо, но каждый раз тревога оказывалась ложной.
Часы на башне магистрата пробили трижды, когда я подошла к яйцу в очередной раз и увидела тонкую трещину между двумя наклевками.
- Мама! – закричала я. – Смотри!
- Да, - подтвердила она, подойдя к лежанке. – Уже совсем скоро.
Теперь я не отходила от гнезда, а сидела, затаив дыхание, рядом и смотрела на яйцо. Трещина становилась все больше, рядом побежала еще одна, похожая на молнию. Писк – тоненький, едва слышный – вот теперь мне это не послышалось. Яйцо слегка подрагивало, и вдруг кусочек скорлупы между двумя трещинами отвалился, затем еще один. Я протянула руку, чтобы помочь дракону выбраться, но мама меня остановила:
- Нет, Дана, ни в коем случае. Он должен это сделать сам. Подожди еще немного.
Под скорлупой, там, где она отвалилась, оказалась тоненькая зеленоватая пленка, скрывающая детеныша. Готрис шевелился под ней, трещины появлялись одна за другой, все новые мелкие осколки падали на сено. И вот с тихим треском половина скорлупы отвалилась, дракон разорвал пленку – и я увидела его.
Крохотное темно-зеленое существо сидело в гнезде, пищало и мелко дрожало. И хотя я знала, что надо делать, все равно растерялась.
- Ну же, Дана, - улыбнулась мама. – Это твой Готрис.
- Здравствуй, - я осторожно погладила его по спинке. – Мама, а почему у него такие крылья?
Крылья действительно были странными – не как у дракона, а как у пчелы или мухи. Они росли из двух круглых выпуклостей на спине.
- Так и должно быть, - успокоила мама. – Где-то через месяц прорежутся полностью, и тогда он сможет летать. Сейчас я принесу воды, а ты прибери за ним.
Пока мама ходила на кухню, я убрала из гнезда скорлупу, сняла с детеныша остатки пленки и посадила его в миску. Мама поливала Готриса теплой водой из кувшина, а я осторожно обтирала тряпочкой. Дракон жмурился от удовольствия и тихо попискивал. Я улыбалась во весь рот – пока случайно не посмотрела на маму и не увидела, что та хмурится.
- Мама, что такое? – словно холодным ветром потянуло.
- Готрис! – позвала она, и тот повернул голову.
Поводив пальцем перед его мордочкой, мама тяжело вздохнула, взяла светильник и поднесла к самым глазам дракона.
- Мама?
- Держи, - она отдала мне светильник, достала Готриса из миски и, обернув сухой тряпкой, промокнула воду с чешуи. – Дана… мне очень жаль, но… он слепой.
- Что? – я не поверила своим ушам. – Как? Но ведь он же смотрит на меня, когда я зову. У него глаза открыты.
- Нет. То есть открыты, конечно, но не видят. Он поворачивает голову на звук. Он должен был следить за моим пальцем перед глазами. А зрачки на ярком свету всегда сужаются. У него – нет.
- Но… он ведь только что вылупился, может, это не сразу?
- Дана, это же не котенок, - мама сняла с Готриса тряпку и бросила ее в миску. – Драконы рождаются зрячими.
- И как же теперь? – я все еще не могла поверить, что произошло несчастье, что не «все хорошо», как она говорила. – Что делать? Это можно вылечить?
- Нет. Боюсь, что нет. Что делать? Есть один выход. Это запрещено, и если узнают…
- Ты предлагаешь мне его убить? – ахнула я.
- Конечно, нет, - мама погладила Готриса по спинке и посадила обратно в гнездо. – Ты же знаешь, что бывает за убийство дракона, даже по неосторожности? Десять лет тюрьмы, а потом вечное изгнание из города. Послушай, никто ничего не знает, кроме нас двоих. Пойми, слепой дракон не сможет воспитывать твоих детей. Тебе придется ухаживать за ним, как за ребенком, до самой его смерти. Этой ночью на реке вылупятся те, которых никто не забрал. Мы сможем отнести Готриса туда и взять другого.
- Но… как же? Ты же говорила, что они потом улетают в горную долину. Как же он сможет полететь с ними? Если, конечно, раньше не умрет с голода.
- Не умрет. Драконицы прилетают и заботятся о детенышах, пока те не станут самостоятельными. Ну а дальше… Я думаю, его не бросят. Помогут.
- То есть ты не знаешь, а только думаешь?
- Дана, я предложила тебе выход из ситуации, - мама сердито сдвинула брови, и между ними пробежала глубокая морщина. – У тебя есть время подумать. Только недолго. Если идти, то сейчас, чтобы никто не увидел. К тому же утром придет чиновник, не забыла?
Я взяла бутылочку, налила в нее теплого молока, надела соску. Готрис, почуяв запах, запищал громче. Посадив к себе на колени, я начала кормить его. Драконыш сосал, причмокивая, а когда наелся, уснул.
Смогу ли я? Хватит ли у меня сил? Да откуда? Мама, конечно, поможет… если захочет. Но это все равно что ребенок без дракона. Потому что дракон сам как ребенок. И детей моих, если они появятся, растить будет некому. Если появятся... Да вряд ли. Кто захочет жениться на девушке с таким драконом?
- Давай корзину, - сказала я, едва сдерживая слезы.
Ни слова не говоря, мама вышла и вернулась с корзиной, в которой я летом принесла с реки яйцо. Я положила Готриса на сено, накинула плащ, и мы вышли из дома. Мама освещала дорогу факелом, я брела за ней, и с каждым шагом на душе становилось все тяжелее.
Он наверняка погибнет. Хорошо, сейчас о нем позаботятся драконицы. Им безразлично, чьи дети, кормят всех – все вместе. Но потом? Даже если он научится летать, в чем я сомневалась, как полетит с остальными в долину? Кто будет добывать для него пищу?