Книги
Осталось 29 дней
Утро. Как же я тебя ненавижу!
Села, уже не приводя кровать в полулежащее состояние. Сил вполне хватало чтобы подняться самой. Поправляюсь потихоньку. Ай, да молодец! Спортсменка, иначе и не скажешь! Еще бы есть нормально начала, вообще бы сказка наступила!
Бросила сердитый взгляд на календарик с розочками. Лежит, поблескивает глянцевой поверхность. Видеть уже его не могу! Но рука все равно тянется к нему и зачеркивает очередную дату. Вот и разменяла я третий десяток. Остается всего двадцать девять дней, и все, прощай орудие пыток под названием Август. Дожить бы.
Настроения нет. Желания шевелиться нет. Ничего нет. Разве что острая потребность кого-то прибить. И этот кто-то должен уже кашеварить. Надеюсь, не отравит после нашего с ним вчерашнего "теплого знакомства"? Не должен, зонд крепко его держит. В этом я убедилась вчера, когда у парня на лице было написано, что с превеликим удовольствием прибил бы свою худосочную хозяйку, да вот только даже пальцем пошевелить не мог.
Я провела долгую практически бессонную ночь из-за этого паразита. Лежала, мечтая заснуть, но вместо этого мысли упорно возвращались к обманщику. И вместо того чтобы успокоиться, довела себя до белого каления. Как вот теперь с ним дальше сосуществовать? Хитрый, упрямый, злой, строптивый, наглый, импульсивный. А какой самоуверенный! Ни капли сомнения в том, что стоит только взглянуть на него, и все. Аполлон нашелся! Ладно, спорить не буду — хорош собой. Да мало ли на свете таких?! Навалом! Но мне достался именно этот свиненыш!
В те скромные минуты, когда я все-таки проваливалась в тревожный сон, мне такая дурость снилась, что словами не передать. То я с огромными ножницами наперевес бегу за ним по темной дороге, покрытой белыми клубами тумана. И мой демонический хохот, смешанный с ужасным лязгом ножниц, разносится по округе. То он меня ловит в темной подворотне и самозабвенно душит, приговаривая «Да, действительно, тоненькая». И дальше в том же духе. Безумно приятные сновидения! Еще Майлз то и дело проскакивал то в кандалах, то с бородой. То мы с ним ругались, то мирились. И все благодаря Тимуру.
Прежде чем идти на кухню, из которой доносились какие-то звуки, я заглянула в кабинет в надежде, что Сергей уже прислал информацию. Желательно такого содержания: раб, просто раб, самый рабский раб на свете. Увы и ах, никаких новых сообщений в почте не было. Я раздраженно фыркнула, негодуя по этому поводу, хотя прекрасно знала, что Сергей прав: людей — миллиарды, так сразу всех не проверишь. Так что надо набраться терпения и ждать результатов. А пока... Пока нужно идти, смотреть, что там этот Барсик драный вытворяет.
Собравшись духом, я зашла на кухню и чуть не споткнулась, нарвавшись на колючий темный взгляд. Вместо серого, невзрачного, вечно скукожившегося мышонка на меня смотрел наглый котяра. Стоял у окна, прислонившись к столу, руки сложены на груди, взгляд исподлобья. Поза ну совсем не рабская. Да у него даже в повороте головы просматривается уверенность, не свойственная рабу!
На плите что-то зашипело, и он подошел, чтобы проверить, а я взгромоздилась на табуретку и, подперев щеку рукой, тоскливо рассматривала свое непредсказуемое имущество. Несмотря на внешнюю невозмутимость по мелким деталям, местами резким движениям видно, что собран, напряжен и раздражен. В этом старом поношенном отцовском наряде выглядит по-прежнему неопрятно. Но эту проблему мы вот-вот решим.
— У меня на спине что-то нарисовано?
От неожиданного вопроса я вздрогнула.
— Еще не рассмотрела, — с иронией ответила, наблюдая как, раздраженно тряхнув головой, он разворачивается ко мне. Во взгляде такой гремучий коктейль, что стало не по себе, но я это умело скрыла за снисходительной улыбкой. Вообще, после того как его обман раскрылся, все мои рабочие навыки и умения проснулись. Уж что-что, а хладнокровную маску в нужный момент надевать умею. Еще на первом курсе Академии этому научили. С невозмутимым видом наблюдала, как он пытался обуздать свой внутренний ураган, гадала — справится или нет? Выскажет что-то ненавистной хозяйке или все-таки удержит свой норов под контролем?
Справился, шумно выдохнул и снова отвернулся. Молодец, мальчик!
Внутри меня сидел какой-то маленький злобный дятел, который никак не мог угомониться и простить подлый обман, бессонную ночь и ущемленное самолюбие. И этот самый дятел настойчиво подбивал меня сказать ему что-нибудь гаденькое, вывести его на разговор, а может, даже организовать скандал. Я держалась, хотя несколько раз уже открывала рот, чтобы ляпнуть какую-нибудь гадость, но в последний момент останавливала себя. Наверное, мама все-таки сделала правильно, когда увезла меня с Ви-Эйры. В противном случае выросла бы из меня стерва под стать Марике. Хотя, если уж быть совсем объективной, мне хотелось зацепить Тима не по-хозяйски, а чисто по девчачьи, отомстить за то, что глумился тут надо мной больше недели.
Мои метания были прерваны самым бесцеремонным образом. Тим рывком повернулся и в два шага оказался рядом, нависнув надо мной, словно темная скала. От неожиданности я даже отстраниться не успела. Так и сидела, задрав голову, глядя на него с открытым ртом, и по-дурацки хлопая глазами. Ни хрена себе он резвый! Кажется, я бы не успела отреагировать на этот выпад, даже будучи в полном здравии.
— Я терпеть не могу, когда на меня так пялятся! — медленно проговорил, глядя на меня сверху вниз.
Поморщилась, чувствуя, как внутри в агонии умирает вера в то, что это просто раб, а вслух произнесла:
— Хм… думаю, я это переживу.
В темных глазах нескрываемое бешенство, и мой внутренний стопор, удерживающий вредного дятла в узде, отключается:
— Вот на твоем месте я бы точно так не пялилась на хозяина. — Вижу, как губы в тонкую черту превратились, но продолжаю: — А то сейчас фантазии начнутся. Неосуществимые. Зонд сработает. И будешь в судорогах на полу валяться, а мне тут ходи да перепрыгивай.
Ну вот что я делаю? Он и так меня ненавидит, а я еще ситуацию усугубляю, и остановиться не могу, словно бес вселился. Парень хмыкнул, отошел от меня на шаг, потом пренебрежительно бросил через плечо, не оборачиваясь:
— С прыжками я бы на твоем месте особо не усердствовал. Вдруг в полете запчасть какая-нибудь отвалится, — и опять вернулся к своим делам.
Ах он, сученок! По больному бьет!
— Смотрю, ты не очень-то покладист для раба, — сердито произношу, опять буравя его спину, в этот раз уже гневным взглядом.
— Какой есть, — пожимает плечами.
— Не боишься, что продам тебя кому-нибудь другому? И кончится твоя спокойная жизнь.
Тимур повернулся ко мне и равнодушно посмотрел в глаза:
— Не ты первая, не ты последняя. Я привык.
Ошибаешься, поганец, последняя, самая последняя. Вот только черта с два я теперь тебе об этом скажу! Не заслужил!
— Что, настолько у меня хреново жилось?
— Почему же? Очень даже неплохо, — ухмыльнулся он, — ты даже понятия не имеешь, насколько неплохо…
Последняя фраза мне не понравилась. Я опять чего-то не знаю? Этот поганец что-то вытворял за моей спиной, пользуясь моей рассеянностью? Обдумать мысль как следует он мне не дал, заявив:
— Только это значения не имеет, все хозяева одинаковые. И даже если на первый взгляд это не так, суть остается прежней.
— Все хозяева одинаковые... сволочи? — зачем-то уточнила.
— Слишком мягкое определение, — холодная отстраненная улыбка почему-то задела меня до глубины души гораздо больше, чем его слова.
