События раскручиваются всё быстрей. Отец велит проводить брачную церемонию в спешке. Без специальных одежд, да и без моей матери. Ехать за ней займёт слишком много времени. Потому на ритуале её заменяет мой дядя, её брат. И жрец тоже сокращает свою песню, выкидывая целые куски, чтобы уложиться в нужный срок. И я не успеваю ничего осознать, а он уже выводит финальное: «Тянутся ветви к солнцу, а солнце к ветвям». И, видимо, вспоминая, что женщина в свадебном круге – чужачка, добавляет шёпотом:
- Соедините руки.
И… Мне казалось, что до этого события текли слишком быстро. Теперь они скачут ещё быстрей. Вместо плавного движения Файза вытягивает руку резко, причём чётко ладонью вверх. И мне не остаётся ничего, кроме как положить свою ладонь сверху. Всё должно быть наоборот! Ладонь сверху кладёт девушка. Но да, где «девушка» и где огненная Файза! Бред!
И… Прикосновение. Оно должно быть осознанно. Первое, памятное. Ощущение тепла чужой ладони… но огненная женщина, не давая мне и пары мгновений запомнить это самое прикосновение, крепко сжимает пальцами мою ладонь и требовательно произносит:
- Клятву, принц! Обещай, что будешь для меня ласковым и послушным мужем. Твоё собственное обещание.
И под кронами храма повисает тишина. Слышно, как ветер колышет листву, как чирикают птицы наверху, как вокруг звучит своей песней лес. А она нарушает это звучание. Она и её люди. Её воины звенят напряжением, словно ожидают нападения. Окила с видом ребёнка, впервые выбравшегося на ярмарку, с восторгом, никого не замечая вокруг, разглядывает каждую деталь храма через свою волшебную линзу. А сама Файза вместо счастливого выражения лица светится какой-то злобной решительностью.
И понятно дело, что я сейчас не смею ей ни в чём отказать. Я вижу, как отец кивает, подталкивая меня произнести требуемое. Просто… я задумываюсь, а какой именно смысл она вкладывает в эти слова. Ну ладно послушный. Она объяснила отцу, что, так как я сильно моложе, должен, словно ребёнок, подчиняться ей для своей же безопасности. Я – ребёнок?! Но ласковый… На языке моего народа это слово означает «заботливый, приветливый, дружелюбный». Но если его перевести на язык людей того берега, оно также станет иметь значение «проявляющий любовь». А на языке железных людей оно родственно слову, означающему «прикасаться к телу любимого». И почему-то сейчас, глядя в глаза этой женщины, мне кажется, что она вкладывает именно последний смысл. Здесь! Под кронами храма!
И я, конечно, в любом случае произношу и эту клятву. Возмущаться буду после того, как она спасёт наш лес. Послушный вовсе не означает ни безответный, ни на всё согласный. Да и это своё «ласковый» произносила то она на моём языке.
И всё снова резко ускоряется.
Первым делом Файза сжимает серьгу на своём ухе. Так железные люди обращаются к небесам. Там на небесах живут их боги:
- Нассар, просыпайся!
Потом уже, словно забыв обо мне, прямо тут, из круга, оборачивается к своей сумасшедшей советнице:
- Окила, как думаешь, от парочки восьмисотых по тому берегу волна будет?
Сумасшедшая отвлекается от своей линзы.
- Ну и вопросы, капитан. - Она вытаскивает из кармана волшебный камень, который железные люди использовали для расчётов. – Ну… будет, конечно … Но торги идут на небольшой возвышенности. А дальше в долины уровень ещё выше. Так что, может, только в низинах на западе кого затопит, да лодки у причалов раскидает.
И Файза кивает на это и шагает из круга прочь. Одна! Без меня! Уже полностью увлечённая происходящим:
- Ясно. Мягко донеси до ушастиков эту мысль. Люди в низинах должны срочно унести свои задницы куда-нибудь повыше. Причём сделать это без шума. Уверена, у мионцев на ярмарке, насколько бы они ни были бого-двинутые, есть связь. Да и среди броули хотя бы парочка в шерсти что-то такое таскает. И если они смекнут, что готовится, и доложат на тот берег, там схватятся за оружие.
Отец внимательно следит за разговором, но, конечно, не понимает ни слова. Файза говорит на языке железных людей. Потому после каждой фразы он переводит вопросительный взгляд на меня. И я, каждый раз, одними глазами показываю ему, что всё идёт правильно. Эта женщина действительно готовится к войне. Как бы она ни была лжива в своих улыбках, как бы ни были грубы слова, которые она говорит на своём языке, она действительно никогда ещё не предавала наш народ. И сейчас тоже, кажется, готовится выполнить обещанное.
По священной дороге вниз мы движемся почти бегом. Я пытаюсь держаться возле своей жены… слово-то какое! А она, абсолютно не замечая меня, продолжает сосредоточенно раздавать указания своим людям.
Снова жест молитвы небесам:
- Сарват, заказанное забрали? Отлично, сворачиваемся и уходим. Да. Мы выгребли на этот год все камешки. Больше ловить тут нечего. А вот так. Пока ты там раскладывался на травке, я сторговалась напрямую с королём. Поспеши. Отчаливаете, как только я доберусь до берега.
Непонятно, почему она разговаривает с Сарватом, через своих богов… или это другой Сарват? И того на поляне просто родители назвали в честь железного бога? Потом разберусь. Сейчас это не главное. Я снова делаю знак отцу, что всё правильно. Торговцы собираются. Так и должно быть.
К нашему приходу на берегу совсем суета. Люди Файзы активно грузятся обратно на корабли. Она же сама продолжает раздавать распоряжения:
- Вираб, на лодках найдётся, - некоторые слова я не понимаю, - точку обозначить?
- Ну, если только летающие… - именно сегодня этих непонятных слов больше обычного, - их для Окилы брали, деревья смотреть.
- Сигнала хватит?
- Должно. Там хороший…
- Отлично. Оставь нам скоростную лодку и выдели двух ребят на это дело. Пусть достают и готовятся.
Одна из трёх лодок Файзы уже сворачивает свою нетонущую тропу. У второй активные сборы. На берегу около десятка ящиков, и их один за другим таскают внутрь. Тишина только возле третьей лодки, самой маленькой. Её, как я понял, Файза оставляет для себя.
Двое мужчин из помощников старшего советника ставят на землю передо мной два короба. Это вещи, которые мне собрали с собой. Я даже не знаю, что там. И смотреть, видимо, буду уже на лодке. Полдень близится, а отец обещал, что я отбуду с железными людьми до него.
Файза тоже замечает принесённые короба. В задумчивости морщит нос, потом, наконец, поворачивается ко мне. Смотрит внимательно. Оглядывает с головы до ног, словно только что вспомнила о моём существовании и всей той нелепости, которую потребовала и получила. И вот тем самым образом, который злит меня больше всего, глядя прямо на меня и даже слегка улыбаясь, произносит для Окилы:
- Профессор, как думаешь, а меч я у него как-то могу отобрать? А то меня пугает эта штука в тесном пространстве корабля.
Сумасшедшая пожимает плечами:
- Он теперь твой муж и должен соблюдать традиции твоего племени. Импровизируй!
И эта лгунья вдруг делает шаг чуть ближе ко мне и крайне медленным, для всей происходящей спешки, движением вытягивает перед собой две ладони, произнося на моём языке:
- Отдай мне свой меч, Шальтиэль.
И это действительно смотрится как какой-то ритуал. Особенно когда я отдаю ей оружие, и она кланяется мне в ответ, а потом разворачивается и делает три шага к отцу, кланяясь после каждого. А потом протягивает этот меч ему:
- Спасибо, что воспитали моего мужа, великий король.
Отец чуть растерянно принимает моё оружие. Снова переводит на меня взгляд, и я снова показываю ему, что всё хорошо. Не буду же я сейчас объяснять, что эта лгунья просто решила так отобрать у меня оружие.
Файза снова поворачивается ко мне и вполне вежливым жестом приглашает на свой корабль: