Книги
29. Сестра по несчастью
На обратном пути вдосталь попялиться на Дениса не удалось — заботливая Диана ухватила меня за рукав и потащила вглубь салона, усадив между собой и Димой.
— Жду от вас на следующей неделе смету по мероприятию, мне ещё согласовывать, а вы не чешетесь, — она не стала отвлекаться на дипломатию, и сразу взяла быка за рога, — я понимаю — Аня, у неё перевод, много работы сейчас, но ты-то?
— Ка-кую смету? — я от неожиданности даже начала заикаться.
— Новый год на носу, «ёлка» в последнюю неделю декабря, у вас всего два месяца на подготовку! — Увидев моё ошарашенное лицо, она смягчилась. — Ладно, с программой я могу помочь. И смета — это громко сказано, но надо расписать, сколько нужно на подарки и реквизит. Подсчеты мне принесешь, подскажу. Сразу предупреждаю, аниматоров не приглашаем — у нас любят самодеятельность. Два года Владимир Николаевич был Дедом Морозом, может, опять согласится.
— Троегоров? — я выпучила глаза, пытаясь представить Терминатора-Мороза. Картинка получалась очень яркая, но слегка пугающая.
— Да, он с малышнёй хорошо ладит. Вот только с костюмом проблема. Раньше Лариса у какой-то знакомой брала, а сейчас говорит, что не получится. — Диана сделала задумчивое лицо и посмотрела мне в глаза. — А вообще, наверное, пора уже свой костюм приобрести. В общем, уточни суммы и подойди ко мне.
— Хорошо, — после такого напора мне стало стыдно, что отложила вопрос в дальний ящик и даже не вспоминала о своем «наказании». Вот только нарисованный воображением образ Т-800 с бородой и посохом не давал мне покоя, — но... Владимир Николаевич, такой, э-э-э, суровый — и Дед Мороз? серьёзно?
— Суровый, но справедливый! И вообще мировой мужик, — ткнул меня локтем в бок Дима, — жаль, с нами не поехал.
Я обернулась на сисадмина, и посмотрела прямо в глаза, пытаясь понять, смеются ли надо мной. «Мировой мужик», который «ладит с малышнёй»? Не поверю, пока не увижу своими глазами. Сразу вспомнились все претензии, высказанные в мою сторону в самом начале работы.
— Ой, да ладно! Эти милицейские замашки только новеньких пугают. Уж после того, как за тебя вступился, должна была понять, что он нормальный. А какую кедровую настойку делает, м-м-м! — Дима демонстративно закатил глаза и напустил на себя мечтательный вид.
— Вступился? — я замерла, ошарашенная догадкой. Так значит, это не приступ коллективной амнезии у руководства, а у меня нашелся защитник? Вот уж от кого не ожидала. — Но...
— Ещё я надеюсь, что ты с украшением офиса поможешь, — Диана больше не дала ни мне, ни Диме вставить ни слова, и продолжила тарахтеть, — в прошлом году Лариса красивые веночки делала, надо посмотреть, что осталось, может, придётся новые делать.
Она не замолкала все четыре часа пути — вспоминала сценарии праздников за предыдущие годы, и я осознала, что в подметки не гожусь своей наставнице, на которой держится половина всей «корпоративной жизни», как выразилась Диана. Но, увы, конкретно сейчас Ларисе совершенно некогда этим заниматься, поэтому мы с Аней должны постараться хотя бы все не испортить.
Как кадровичка ни старалась, перебить моё мечтательное настроение ей не удалось, так что домой я попала хоть уставшая и помятая, но вполне довольная жизнью. Но не успела даже снять с себя перепачканную одежду, как телефон радостно запиликал, оповещая о входящем вызове.
— Вероника, привет! — раздался из динамика бодрый мамин голос.
— Привет, мам! Я как раз звонить собиралась. На ноябрьские меня не ждите, я в городе останусь, — я прижала телефон к уху плечом и начала стягивать штаны вместе с колготками.
— Понятно. Ну ладно, управляйся там, не беспокойся. Я чего звоню — возьми к себе Иришку жить, — огорошив меня заявлением, мама замолчала, а я уселась на пол в прихожей, чтоб освободить безнадежно запутавшиеся в одежде ноги.
— В смысле? Она ж общагу получила, — я попыталась вспомнить дочку лучшей маминой подруги, которую видела лет семь назад, когда та была длинноногим белокожим кузнечиком в стоптанных сандаликах, но получалось плохо.
— Получила. Но ты сама в общаге сколько прожила, понимаешь ведь. Заклевали её там, а она же тихая девочка, отпор дать не может. Квартиру целиком у Маши нет денег оплачивать, не олигархи, а половину осилят. И тебе экономия. Да и продукты будут присылать.
— Мама, это даже не однушка! Это студия. Комната чуть больше, чем в общаге была, — я остервенело освобождалась от трикотажных пут, вымещая на них накатившую злость.
— Ну в общаге вы как-то помещались со Светланой вдвоем? И тут поместитесь. В тесноте, да не в обиде, как говорится. Теть Маша всегда к тебе хорошо относилась, да и с Иришкой ты в детстве водилась. Не вредничай, людям надо помогать, да и самой будет легче. И адрес эсэмэской скинь в вибер, — не дав мне возможности придумать ещё какие-то причины для отказа, мама положила трубку.
А я отбросила в сторону тугой клубок, из которого, наконец, сумела выбраться. Вот уж чего сейчас не хватало — это постороннего человека в личном пространстве. Которое слишком быстро увеличилось до двадцати пяти квадратных метров, плюс лоджия. Давнее детское знакомство — совсем не повод для сожительства. Мало ли с кем я в те годы «водилась». Но спорить с мамой, когда ей что-то втемяшилось, всегда было себе дороже.
Намыливая волосы и растирая тело жесткой губкой под упругими струями душа, я размышляла о предстоящем соседстве. Да, я теть Машину дочку почти не помнила, но ведь она практически сестра по несчастью. Мне вот повезло, что нашлись отзывчивые люди, которые согласились помочь, причем безвозмездно, а ей, наверное, пойти некуда. Стало стыдно за собственный мелочный эгоизм, поэтому, высушив волосы феном, и натянув чистую пижаму, я отправила маме свой новый адрес.
Долго себя ждать Иришка не заставила — уже к концу следующей недели, накануне длинных ноябрьских выходных, наглаженная-напомаженная, она стояла у меня на пороге. От костлявой пятиклассницы, которую я с трудом воскресила в памяти, в ней остались разве что глаза — огромные, серые, в обрамлении длинных пушистых ресниц, покрытых таким слоем туши, что я бы, наверное, не смогла поднять веки под подобной тяжестью. Для этого, как и для четких, выразительных стрелок, превращающих славянский разрез глаз во что-то восточное, нужны годы тренировок. И у Рины, как она попросила себя называть, они, несомненно, были.
— Ничего так квартирка, — Рина скинула куртку и ботинки, больше напоминающие армейское обмундирование, чем одежду хрупкой девушки, бросила рюкзак на пол, и прошла в середину комнаты, окидывая взглядом обстановку, — тесновато, конечно, но в общаге тоже оставаться не варик. Куда мне упасть?
Заклеванную и тихую, как презентовала мама, она напоминала меньше всего — держалась спокойно и уверенно, разговаривала слегка насмешливо, и, в целом, чувствовала себя в своей тарелке, в отличие от меня. Под шапкой оказались вытравленные почти добела кудряшки до плеч, а под верхней одеждой — весьма выраженные «песочные часы», подчеркнутые обтягивающими черными водолазкой и джинсами.
— Сколько платишь за месяц? — Она плюхнулась на диван, подмяла под локоть подушку, и поелозила задницей, устраиваясь. — Я, если что, не раньше двадцатого смогу скинуть.
