Книги
19. Дождь
— Беременность — это ужасно, — голос Светы был настолько измученным, что я боялась представить её состояние, — встать по утрам не могу, сразу мутит. Если лежа что-то сгрызть, то полегче. А этот считает, что я выделываюсь. На учет встала, так у меня десять пробирок крови взяли на анализы. Десять!
— Ну токсикоз же пройдет, потерпи ещё немного, — слов, чтобы поддержать подругу, у меня не находилось, оставалось только выслушивать и поддакивать.
Звонила я с намерением узнать, найдется ли в их квартире место для самой одинокой в мире меня. Однако, выслушивая в течение сорока минут монолог о тяготах беременности и совместного быта, прервать Свету так и не решилась. После памятных выходных прошло несколько дней, мою дверь больше не пачкали, но ощущение угрозы так никуда и не делось.
— Это как затяжное похмелье. И всё воняет. Еда воняет, люди воняют, — Света продолжала жаловаться, найдя во мне благодарную слушательницу.
Я прижала телефон к другому уху и посмотрела на часы на стене. Перерыв заканчивался, разговор приходилось сворачивать. Тем более, что в этот момент с обеда вернулись продрогшие Настя с Сашей — они поглядывали в мою сторону, отряхивая волосы и одежду от микроскопических капелек. Посвящать их в подробности личной жизни в мои планы не входило.
— Яблоки! — я воспользовалась «стоп-словом», означающим, что нас могут услышать посторонние.
— Конец связи! Держись там! — Света положила трубку.
Пожалуй, вариант напроситься к ней пожить, отпадает — у подруги и без меня проблем достаточно. Придётся вечером посерьёзнее изучить объявления, может, поискать варианты с подселением.
Настя встала лицом к окну и оперлась на подоконник, изучая депрессивный осенний пейзаж за стеклом. От одного взгляда на рваные серые облака и нудную морось накатывала хандра. Сашка накинула влажный жакет на спинку стула, и присоединилась к ней.
— Девчонки, у вас есть знакомые, кто квартиру сдает, чтоб без залога? Или может, кому соседка нужна? — я посмотрела на коллег и в ожидании ответа начала наматывать на палец выбившуюся прядь.
— Ну я с родителями живу, — отозвалась Настя, пожав плечами, — а знакомых таких нет.
— Я поспрашиваю, но вроде никто не сдавал. А что случилось? Из общаги выгоняют, что ли? — Саша тоже не смогла ничем порадовать, но посмотрела на меня с интересом.
— Не выгоняют, но я подумываю переехать. Место там неудобное, — постаралась ответить обтекаемо, — и соседи шумят, не высыпаюсь.
— А ты б у Аньки спросила, у неё трешка в центре, на Лермонтова. Может, приютит, если согласишься её псину выгуливать. — Настя, кажется, пыталась сказать ещё что-то язвительное, но получила локтем в бок от соседки, и переключилась уже на неё. — Ну ты чего? Зачем ей одной такие хоромы?
Саша округлила глаза и очень выразительно посмотрела на Настю, так что та захлопнула уже открытый было рот и не стала продолжать свою мысль. Девчонки расползлись по рабочим местам и замолчали, переключившись на работу. А я заметила, что за время разговора накрутила целый колтун, в котором вновь зацепился сломанный ноготь. Пришлось распутывать его, шипя от боли и ругаясь про себя.
Я с головой ушла в пучину размышлений и на какое-то время выпала из рабочего ритма, а спохватилась только к концу дня, заметив, что не все срочные задания выполнила. Пришлось брать себя в руки и спешно обрабатывать накопившиеся запросы.
— Ника, ты идешь? — из транса меня вывел голос Саши, которая уже стояла в дверях в полной боеготовности. — Сегодня сокращённый день, не засиживайся, а то закроют.
Оказаться в пятницу вечером под замком я не планировала, поэтому спешно завершила работу, отправила последние письма и направилась к выходу. В некоторых кабинетах ещё горел свет и звучали голоса, и я со спокойной совестью заскочила в лифт, двери которого оказались гостеприимно распахнуты. Поспешила, за что и расплатилась — как только створки сомкнулись, в кабине стало темно.
Подсветив кнопки мобильником, я безуспешно в них потыкала, убедилась, что в лифте мой телефон превратился в кирпич, и прислонила ухо к дверям. Потом покричала «э-эй», и уже приготовилась было выбираться на волю с помощью ногтей и металлической заколки, как снова включилось освещение, и механизм запустился. Очень вовремя. Я уже находилась на грани истерики от перспективы остаться запертой в тесном помещении на все выходные.
А на улице меня оглушило. Это был уже не лёгкий дождик и даже не ливень, а настоящий водопад, грохочущий по козырьку над крыльцом и стекающий с него сплошной стеной. Некоторое время я стояла и просто наблюдала, как пузырятся лужи. Холодный воздух и капли, отскакивающие от бетона, заставляли меня ёжиться и вздрагивать.
Набравшись смелости, я раскрыла зонт и шагнула вперёд. Тугие струи тут же прогнули хлипкий нейлоновый купол, стали захлестывать под него, и бить ледяными розгами по открытым лодыжкам и икрам. Из кармана, прорываясь сквозь шум дождя, раздалась протяжная трель мобильника. Давыдов.
— Вероника Сергеевна, вернитесь обратно в офис, пожалуйста.
Неужели что-то забыла? Что за день! Что за жизнь, черт побери! Хлюпая носом и намокшими балетками, вернулась в здание. Наверняка второпях что-то опять напутала, ведь только нагоняя мне не хватало для полного счастья. Оставляя мокрые следы на полу, дошлёпала до кабинета начальника и открыла дверь. Никого.
— Вероника, идите сюда, — раздался голос со стороны кухни, и я послушалась. Судя по уютным звукам застолья, отчитывать меня никто не собирался.
Коллеги времени даром не теряли и успели накрыть «поляну» — прямо на разделочной доске лежало нарезанное тонкими ломтиками сало, в больших плоских тарелках красовались огурцы и яблоки. Небольшой обеденный уголок был рассчитан на шестерых и с трудом вмещал всех, кто тут оказался. Роман Анатольевич, представители бухгалтерии — Марина Витальевна и Таня, Анечка, глядящая на меня волком, Троегоров, почему-то без пиджака, тощий сисадмин Дима.
Мест за столом не хватило, и кто-то принес из нашего кабинета два стула для посетителей, которые стояли чуть в стороне. На одном из них, с царственным видом, восседала Надежда Алексеевна в своих неизменных стрекозьих очках, и задумчиво прихлёбывала кофе из чашки с эмблемой банка.
— В такой ливень выходить страшно. Просто Армагеддон какой-то! — главбух, видимо, как и я, успела выскочить на улицу — её волосы, всегда гладко зачесанные, распушились и окружали голову легким белесым облачком. А в углу, где стоял знаменитый зонт-трость, уже натекла небольшая лужа. Свой я поставила туда же, и уселась на свободное место рядом с архивариусом.
— О, слушайте, на Ярославского маршрутка утонула, — Дима оторвал нос от своего телефона и обвел нас всех шокированным взглядом, — люди через люк выбирались.
— То есть как утонула? — я опешила, ведь именно по этой улице добиралась домой. — По пути на Черемушки?
— Да, там такой поток, что машины встали, а маршрутка как раз в самом низу была, вот, смотри, — он развернул видео на весь экран и протянул ко мне телефон.
Зрелище пугало. Салон, наполняющийся стремительно прибывающей грязной водой, люди в промокшей одежде, по сиденьям выбирающиеся на крышу. Как хорошо, что я задержалась, иначе сейчас была бы там. Ещё и юбку сегодня нацепила, ту самую, синюю. Нарядилась.
Я машинально поправила складки на ткани, любуясь цветом, вытянула ноги вперёд, посмотрела на промокшую обувь и протяжно вздохнула. Будет чудом, если подошва не отклеится после очередного купания.
— Вот, всё как-то повода не было открыть, — раздался знакомый бархатный голос.
