Время книг
Создать профиль

Чума вашему дому

Глава 12

Флешбэк-3

О том, откуда берутся дети, мы с Тарасом узнали задолго до школы. Отец рассказал доходчиво и без эмоций. И в этой информации для нас не было абсолютно ничего сакрального и запретного. Люди рождаются, едят, пьют, ходят в туалет, размножаются и умирают. Только и всего. И Люку мы просветили в том же ключе. Ее родители было возмутились, что мы рассказываем «всякие гадости», но бабушка Мила дочку с зятем живо успокоила. И когда началось обычное детсадовское «покажь письку, дам конфетку», наша троица относилась к подобному с брезгливым недоумением: чего там может быть в письке интересного?

А вот в школе получился скандал. Во втором классе я притащила отцовскую книгу по гинекологии и акушерству с цветными картинками, а учительница ее отобрала. Было много шуму, родителям пришлось наведаться к директору, а некоторым одноклассникам мамы запретили водиться с «этими развратными, испорченными детьми». Но нас с Тарасом это мало огорчало. Люка училась в другой школе, а бабушка Стаса, с которой он жил, на родительские собрания не ходила.

Именно наш отец рассказал нам с Люкой подробно об изменениях в организме девочки, когда та превращается в девушку. И именно к нему в четырнадцать лет Люка пришла с жалобой на странные боли в животе, сразу с двух сторон.

- А маме ты сказала? – выслушав ее, отец нахмурился.

- Нет, - скривилась та. – Сразу начнется: «вот, я тебе говорила, нельзя в тонких колготках в холод, наверно, сидела где-то и застудилась».

- Ну, в тонких колготках в холод действительно не стоит. Ну-ка ложись на диван.

Прощупав ее живот и задав несколько вопросов, он нахмурился еще сильнее.

- Так… Иди сдавайся маме. Пока не знаю, что это, но может быть что угодно. Завтра перед школой придете ко мне в больницу. К восьми часам. Надо выпить полтора литра воды и не писать. И с собой воды взять на всякий случай, вдруг не хватит. Сделаем узи, посмотрим.

Расстроенная Люка ушла, а я спросила испуганно, что с ней такое.

- Правда не знаю, Тома. Но мне это определенно не нравится.

На узи у Люки обнаружились опухоли обоих яичников. Как выяснилось позже, злокачественные.

- У нее рак? – узнав об этом, мы с Тарасом оба были в ужасе. – Но ведь ей всего четырнадцать.

- Рак никого не щадит, - вздохнул отец. – Такие опухоли образуются еще до рождения и долго никак себя не проявляют. До подросткового возраста. А как только организм начинает усиленно вырабатывать половые гормоны, вот тут все и вылезает.

- Она умрет? – глаза Тараса налились слезами, у меня тоже защипало в носу.

- Прогноз… неблагоприятный, - отец отвел взгляд. – Шанс есть, но… небольшой. Девочки стесняются сказать родителям, если с ними что-то не так. А потом оказывается слишком поздно.

Тетя Аня и дядя Петя пребывали в перманентной истерике – то громкой, то тихой. И в полной растерянности. Об этом потом рассказывала сама Люка. Трудно сказать, чем все обернулось бы, если б не бабушка Мила. Ее выдержки, терпения и мужества хватило на все. Именно она, а не тетя Аня, водила Люку на все обследования, сидела с ней в больнице, собирала по знакомым деньги на адски дорогие препараты для химиотерапии. Наш отец принял эту историю близко к сердцу. Разыскал самого лучшего специалиста по подобным случаям, договорился о срочной операции без очереди, приезжал к Люке в Песочку и подбадривал как мог.

- Люка – боец, - говорил он нам. – Даст бог, выкарабкается.

Когда ее выписали домой, мы втроем приходили к ней каждый день. Старались держаться и подбадривали как могли. Хотя делать это было трудно. От Люки остались одни глаза – огромные, отчаянно голубые, а губы по цвету почти слились с лицом. Она и так всегда была худенькой, а теперь стала совсем невесомой и словно прозрачной. На руках под бледной кожей настолько явственно проступали все косточки и сосуды - хоть изучай анатомию. Пушистых светлых кудряшек больше не было – побритая голова пряталась под голубой косынкой в ромашку, выкроенной из старого детсадовского платья, в котором мы ее впервые увидели.

Врачи не скрывали: шансов преодолеть пресловутый пятилетний «порог выживаемости» почти нет. Давали год, от силы полтора. При усиленном лечении.

- Черта с два! – улыбалась Люка, и глаза ее полыхали мрачным огнем.

Об учебе тогда речь вообще не шла, но она сама сидела – точнее, лежала – за книгами. Просила нас объяснять сложные темы по алгебре и физике, с фанатичным упорством решала задачи. А потом вставала с постели и ходила по комнате, едва не падая от слабости в обморок.

Через год врачи уже не были так категоричны. И даже осторожно допускали возможность более или менее длительной ремиссии. Хотя и предупреждали: такие зародышевые опухоли особенно опасны тем, что их клетки могут десятилетиями дремать в любом месте организма, а потом взять и проснуться.

Люка выкарабкалась. К ней в полной мере можно было отнести известное выражение: «Все, что не убивает, делает нас сильнее». Стержень, всегда прятавшийся под ангельской внешностью, превратился в настоящую арматуру. Сталь внутри, броня снаружи. Жесткая, бескомпромиссная, раньше времени повзрослевшая, она редко кому разрешала заглянуть в душу. Даже мы, самые близкие друзья, допускались лишь на опушку.

- Когда одной ногой побываешь там, - говорила Люка, прищурившись по-кошачьи, - на все смотришь иначе. На многие вещи мне теперь глубоко наплевать. А другие наоборот стали важны.

Какие именно, она не уточняла, а мы не рисковали спрашивать.

Три года Люка была на домашнем обучении, а в выпускном классе все-таки вернулась в школу. Причем не в свою, а в нашу, ближе к дому. Хотя занималась она очень добросовестно, программу по английскому все-таки догнать не смогла. Теперь мы все четверо учились в одном классе. Вот тут-то и разыгралась еще одна драма. Конечно, не такая масштабная, но имевшая большое значение для нашей дальнейшей жизни.

       
Подтвердите
действие