8. Прием королевы
И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.— Л.Н. Толстой «Война и мир»
Винерт дей’Холлиндор подошел к нам под руку с разряженной мачехой. На лице отца застыла приличествующая светскому человеку маска спокойной отстраненности. А вот глаза не отрывались от меня ни на секунду. Он даже графиню приветствовал, глядя только на свою нелюбимую дочь. И этот взгляд не обещал ничего хорошего.
— Сьерры, звездной ночи, — процедил герцог, слегка склонив голову. Он поправил рукава бархатного черного камзола и обратился к супруге: — Видишь, моя милая, Миарет в полном порядке. А ты волновалась, что во дворце ей будет хуже, чем дома.
Мачеха волновалась обо мне — хорошая шутка, отец. Браво! Чем еще посмешишь?
— Конечно, дорогой. Но я по-прежнему считаю, что девочке следует жить дома. Кто лучше матери позаботится о ней? — при этом нахалка Доретт обращалась не к мужу, а к графине, которая из вежливости сочувственно покивала ей.
— Дай обниму тебя, милая девочка! — широко улыбаясь, Доррет шагнула ко мне и неловко стиснула в объятиях, так что мои бедные ребра затрещали. — Как же ты похудела, дорогая. Кожа да кости!
Приблизив губы к моему уху, она между тем шепнула: «Влезла в постель к принцу, дрянь? Он тебе уже побрякушки дарит… И чем его привлекла?.. Попробуй только навредить нам!»
Что? Как она может думать, что... Какая мерзость! Принц ведь мой родной дядя!
Шокированная грязными намеками, я отпрянула от нее. Но, желая вырваться из лап этой лицемерки, попалась другому хищнику. Стальные пальцы герцога с силой впились мне в локоть, удерживая на месте. Я с тревогой оглянулась на него: неужели он думает так же, как мачеха? Но по внешне бесстрастному виду отца нельзя было угадать его мыслей.
— Благодарю, сьерра дей’Анс за доброту к моей дочери. На прием мы сопроводим ее сами.
Графиня хотела что-то возразить, но не нашлась и, поклонившись, направилась к дверям в парадную гостиную.
Я осталась с любезными родственниками. Рука, которую сжимал герцог, уже начала неметь, отчаянно хотелось вырвать ее из жестокого захвата, закричать, чтобы меня оставили в покое. С трудом сохраняя любезное и благожелательное выражение на лице, я вдруг поняла, что уже не боюсь отца. Иррациональный страх, который испытывала в детстве, стоило только его светлости сдвинуть брови, отступил. Равнодушие и презрение заняли освободившееся место.
— Не давите так руку, Ваша Светлость, она ведь травмирована, — не узнала свой голос, настолько холодным он был.
Герцог так резко отпустил мою руку, будто обжегся, и с недоумением разглядывал мое запястье. Я невольно потерла локоть, наверняка синяки останутся.
— Как ты заговорила, дрянная девчонка! — не спустила мне дерзости Доррет. — Отплясывать неприличные танцы со всякими простолюдинами — ничего не болело! Скажи лучше, несчастная, кто тебя теперь замуж возьмет после того, как весь Ильс видел, что ты вытворяла на балу?
— Очень сомневаюсь, что кому-то в Ильсе есть дело до меня...
— Не дерзи, Миарет, — одернул меня герцог. — Ты стала смелой, благодаря доброте моего брата. Но не думай, что фавор продлиться вечно. Сильные мира сего не постоянны в симпатиях, уж поверь.
Бесполезно объяснять, что я не искала покровительства принца или кого бы то ни было еще. Нужно прекращать спорить, иначе разговор никогда не закончится.
— Слушаю, Ваша Светлость. — Склонила голову, демонстрируя фальшивую покорность.
Герцог, кажется, удивился, судя по приподнятой брови, а Доррет неприлично фыркнула.
— Держись позади нас и постарайся не опозорить род, — таковы были последние наставления перед объявлением наших имен.
— Эйс Винерт дей’Холлиндор, герцог Оленрадэ и Баргри и герцогиня Оленрадэ с дочерью, — провозгласил церемониймейстер.
Не отрывая взгляда от колышущейся впереди широкой юбки Доретт, я тихо скользнула в зал. Несколько мужчин важного вида приветствовало герцога. Он вынужден был приостановиться для разговора. Мне ужасно хотелось осмотреться. Но осмелившись поднять глаза, я встретилась с таким количеством взглядов, что тут же вновь уставилась на обтянутую узорчатым кружевом спину мачехи. Изумрудный атлас платья приятнее для изучения, чем взгляды придворных, горящие жадным любопытством. Наконец, мы получили возможность двигаться дальше, но еще несколько раз останавливались, пока не добрались до мягкого диванчика у противоположной стены. Отец усадил Доретт, а мне велел встать рядом. Что я и сделала, скромно подперев инкрустированную полудрагоценными камнями колонну.
Теперь, когда имелась твердая опора за спиной — это почему-то немного успокаивало и придавало уверенности — я, стараясь ни с кем не встречаться взглядом, могла осмотреться.
Парадная гостиная, как и все убранство замка, была великолепна. Высокий потолок со стрельчатыми изгибами, ряды изящных колонн, поддерживающих своды. Все со вкусом декорировано коричневой и темно-зеленой яшмой. В проемах между колоннами — панно с живописными сценами из мифов и древних сказаний. В конце зала под расшитым балдахином на невысоком — в две ступени — возвышении установлен золоченый трон с резной спинкой и сидением, обитым терракотовым бархатом. Интересно, а где же место принца-консорта? С противоположной стороны зала — королевский выход: богато изукрашенные огромные двери, возле которых замерли с мечами наготове двое суровых стражей личной охраны ее величества. Вдоль стен были расставлены диванчики, большинство гостей с комфортом ожидало прибытия королевской семьи. Но некоторые переходили от одной компании к другой, прогуливались и болтали.
В специальной закрытой нише разместились музыканты. Нежная мелодия плыла над гудящей толпой знатных гостей, настраивая на легкомысленный веселый лад.
Вскоре большая часть приглашенных отвлеклась на более интересные вещи, чем моя особа, и я смогла позволить себе немного расслабиться и любовалась изысканными туалетами дам, драгоценностями, кружевами, переливами шелка и парчи в ярком свете магических светильников. Пестрота красок, красивые лица, музыка, смех — именно так я представляла придворных в детстве, когда читала сказки. И при других обстоятельствах, возможно, наслаждалась бы не меньше остальных гостей. Но два эти «обстоятельства» сидели рядом на диванчике и изредка строго зыркали на меня: проверяли, как я себя веду, не строю ли глазки придворным красавцам.
Фу, очень надо!
К герцогу подошли несколько пожилых эйсов, он извинился перед Доретт и отошел с ними. Герцогиню тут же окружила стайка придворных сплетниц. Время от времени высокопоставленные кумушки бросали на меня заинтересованные взгляды. Специально не вслушивалась, но по долетавшим обрывкам фраз: «…от первого несчастливого брака…», «…неблагодарная, я заменила ей мать…», «…всегда была своевольной и противной…» Понятно, кому выпала сомнительная честь стать главной темой беседы.
***
Гул голосов вдруг перекрыли торжественные звуки фанфар. Все разом оборвали болтовню и встали. Взгляды устремились к закрытым дверям в конце зала. Когда они медленно, будто сами собой, открылись, для лучшего обзора мне пришлось подняться на цыпочки.
За дверным порталом вдаль убегала анфилада светлых залов. Минуя арочные проемы, к нам медленно приближалась торжественная процессия. В авангарде шли гвардейцы полка Ее величества, в черных с серебром киверах, украшенных белоснежным пером и мундирах с вышитым кантом орнаментом. С десяток стройных двухметровых красавцев с обнаженными длинными саблями четким шагом вошли в парадный зал. Это зрелище само по себе впечатляющее, но статные военные были забыты, едва за их широкими спинами показалась королева.