Книги
Утром я проснулась от резкой боли в животе и мерзкого ощущения внезапного потопа ниже ватерлинии. Откинула одеяло – здрасьте вам через окно. Интересно, а сколько я вообще здесь провалялась? Было это уже или нет? Если и было, то я, наверно, по полной бессознанке не почувствовала.
Герта теперь проводила со мной все дни, но уходила на ночь. Ее рабочий день еще не начался, и на табурете у двери дремала одна из ночных надзирательниц - толстая Лайолла. Я позвала ее и, поскольку не знала, как называются временные дамские трудности, молча продемонстрировала простыню. Без тени эмоций, совершенно равнодушно, она помогла мне управиться с гигиеническими процедурами и удалилась.
Вбежала Герта – легкая, стройная. Из-под платка выбивались светлые вьющиеся пряди, и даже черный бесформенный балахон не мог ее изуродовать. Я бы дала ей лет семнадцать, не больше. Сказать, что она относилась ко мне дружелюбно, было бы преувеличением, но, во всяком случае, не демонстрировала холодной враждебности, как остальные.
Морщась от боли, которая становилась все сильнее, я показала пальцем на стоящую в углу доску, и Герта охотно ее принесла. На мгновенье я задумалась, как задать вопрос.
- Кровь, - я показала на свой живот под одеялом. – Что это?
Герта ответила, я повторила, запоминая, а дальше получился урок на тему интимной сферы. Причем начали мы с вещей вполне приличных и физиологических, а потом перешли к такому… То, что Герта рисовала на доске, тянуло хоть и на карикатурное, но все же порно. При этом мы с ней хихикали, как две школьницы, изучающие журнал для взрослых. Сначала я узнала приличные названия всех органов и действий, связанных с сексом. Потом грубые. А потом и такие, о которых Герта сказала: «Так говорить нельзя». Сопроводив свои слова шкодной улыбкой.
Удивляться тут было нечему. Там, где есть секс - а он есть везде, - самые непристойные ругательства всегда связаны именно с ним. До сих пор я знала их на шести языках, теперь добавились и на седьмом. Богатая палитра, если надо кого-то обложить, без сомнения. Ну а что касается способов секса, они оказались теми же, что и в нашем мире. Тут, наверно, трудно было придумать что-то необычное. Необычным, скорее, было то, что все это в деталях знала такая юная девушка, и она нисколько не смущалась говорить о подобных вещах.
Эта тема, хоть и навеяла не слишком приличные мысли, все же немного отвлекла от боли, которая становилась все сильнее. Однако к вечеру она стала просто нестерпимой. Будучи Ириной, я никогда ничего похожего не испытывала. Неужели Юниа постоянно так мучилась? В довершение разболелась голова. Может, этому способствовала и погода – за окном весь день шел проливной дождь. Похоже, я пролежала в горячке так долго, что уже началась весна.
Герта собиралась уходить, когда я, почти со слезами, пожаловалась:
- Очень болит. Живот, голова.
Она кивнула, вышла и вскоре вернулась с лекарем Айгусом. Без лишних слов он протянул мне кружку с горячим зеленоватым отваром. Ощущение было такое, как будто хлебнула очень крепкого спиртного. Сначала бросило в жар, потом сильно закружилась голова – но болеть перестала почти сразу. Живот еще посопротивлялся, однако вскоре боль улеглась и там. Но этим действие зеленого снадобья не ограничилось.
Когда-то я ездила на научную конференцию в Амстердам и поддалась на уговоры коллег заглянуть в заведение с узнаваемым разлапистым листиком на двери. Поскольку я не курила, меня усадили в мягкое кресло и вручили… кекс. Обычный на вид маффин с немного приторным запахом. Я его съела, и какое-то время ничего не происходило. Потом вселенная начала стремительно расширяться. Она стала необыкновенно яркой, красочной, наполненной волнующими запахами и не менее волнующими видениями, похожими на смесь воспоминаний и самых бесстыдных эротических фантазий. В общем, Алиса в стране Трындец.
То же самое происходило со мной и сейчас. Стены крохотной каморки стремительно разъезжались, она увеличивалась, увеличивалась – до размеров бесконечности. Трубка светильника на столе переливалась всеми цветами радуги. Пахло речной водой, мокрой молодой травой и цветами, влажной землей. Откуда-то доносилось журчание ручья, шелест листьев, пение птиц.
Внезапно - я лежу на каком-то куске черной ткани, брошенном на землю, может быть, на плаще. Рядом – мужчина. Мы, полностью обнаженные, сжимаем друг друга в объятьях. Я с ним – и одновременно словно смотрю со стороны. Он поворачивает голову, и я узнаю Айгера. Только он совсем молодой, почти мальчишка. Без бороды, длинные темные волосы падают на лоб. Но глаза – те же, словно прожигают насквозь. Его лицо надо мной, губы – на моих губах. «Я люблю тебя, Юнна!»
Я вздрогнула и очнулась.
Все та же темная крохотная каморка с окошком под потолком. Жесткая неудобная кровать. Белая трубка светильника на столе. Арита, еще одна моя ночная сторожиха, прилежно вязала, сидя на табурете у двери.
Что это было – видение или воспоминание Юнии?
Я почти не сомневалась: она оставила мне что-то от себя. Ведь не зря же слова чужого языка так легко укладывались у меня в голове, да еще без возможности прямого перевода. В нашем мире я знала пять иностранных языков: датский и немецкий свободно, норвежский и английский похуже, шведский совсем немного. Но ни один не давался мне так легко и быстро, хотя в моем распоряжении были учебники, словари, фильмы. Какой-то отпечаток ее сознания прятался в глубине – под моим. Вероятно, не только язык, но и воспоминания, чувства. Если б можно было как-то извлечь их!
Я закрыла глаза, пытаясь снова погрузиться в свое видение… Было ли это между ними наяву, когда-то очень давно? Все внутри дрожало, сладко, мучительно, сердце колотилось, как пойманная и зажатая в кулаке птица. Тело словно подтверждало: да, было, было, это не фантазия, не морок. Но если так, что же выпустило этот флэшбэк из темных глубин? Только ли мерзкое зеленое пойло? А может, свою роль сыграл скачок женских гормонов вкупе с непристойными картинками и словечками?
И тут меня обдало холодом – как будто снова оказалась в сугробах горного перевала.
Когда ко мне привели Эйру, среди многих мыслей, не задержавшихся в голове, была и та, что она, возможно, дочь Юнии и Айгера, о котором я тогда ничего не знала. Ни то, что он король. Ни то, что Эйра на самом деле его жена, королева. А еще я подумала, что Юниа должна была родить ее, будучи совсем молодой.
- Арита, - позвала я, - сколько… я? – слова и грамматические конструкции от волнения никак не желали складываться. – Сколько у меня лет?
Она наморщила лоб, пытаясь понять, что мне надо. Потом сообразила и ответила, но я знала числа только до десяти.
- Не понимаю!
Арита отложила вязание на стол и показала мне три раза по десять пальцев, потом пять и еще один. И снова назвала число – тридцать шесть.
Столько же было и Ирине. Странное совпадение. Или не совпадение вовсе?
- Сола Эйра – сколько?
Десять, пять и три – восемнадцать.
- Тарис Айгер?
На этот раз она не стали ничего показывать, только повторила: тридцать шесть.
- Спасибо!
Я почувствовала, как на спине проступил холодный пот. Если мне и Айгеру по тридцать шесть, а Эйре восемнадцать, значит, я родила ее тоже в восемнадцать. И если то, что мне привиделось, правда…
Нет, этого не может быть! Юниа не позволила бы дочери выйти замуж за ее отца. Да и Айгер не женился бы на девушке, если б у него были подозрения, что это его дочь. Но что, если я пытаюсь смотреть на все с точки зрения нашего мира, а здесь инцест не воспринимается как нечто отвратительное?
Нет, этого не может быть.
