Книги
— И часто это будет продолжаться?
— Что именно?
— Наши встречи.
— Не любите говорить по душам, капитан?
— Не с тем, кто втихаря копается в моих мозгах.
— Вот как. Сегодня никакого притворства?
— А с вами есть смысл притворяться?
— Никакого. И все же…
— Все же, господин надзиратель…
— Я не надзиратель.
— Господин инспектор, если вам так больше нравится. Идет война, а из-за ваших расспросов и этих мозговых вздрючек, весь личный состав был вынужден…
— Рай.
— Что, простите?
— Можете звать меня Рай. Это конечно сокращение. От Райзеля. Для самых близких. Но ведь мы с вами сроднились, да, капитан?
— Что?!
— А вас ведь зовут Юджин. Джи — кажется банально. А больше придумать… Кто это?
— Савьер.
— Приятный парень. Зачем вы достали его фотографию?
— Показать, кого вы убили.
— Я убил?
— Вы и подобные вам. Для которых такие, как он — всего лишь материал. Немногим дешевле стали для ваших драгоценных пушек. Промываете ребятам мозги, гоните на фронт стадами, но даже не заботитесь хоть немного обучить, чтобы дать шанс. И они горят. Знаете, как ярко пылал Савьер, когда вчера подбили его крыло? О, это надо было видеть. Но вам все равно. Взлетел — и ладно. Вернется героем. Главное, что героем. А живым ли — плевать.
— Капитан…
— А я потом пишу письма. Знаете, как я ненавижу писать письма? Можете считать это из моей головы?
— Успокойтесь, капитан…
— А знаете, что я еще ненавижу? Вы же хотели узнать обо мне? Получать письма. Потому что все время боюсь, вдруг кто-то из родственников, кому я писал, мне ответит. Не просто заберет гроб и пойдет плакать где-нибудь, где еще можно плакать, где не скажут: «паникер с упадническим настроем». А захочет приехать, поговорить со мной лично, посмотреть в глаза. И спросить: «А почему вы, капитан Купер, которого все превозносят как героя, не уберегли моего сына? Не научили, не объяснили, что да как».
— Вы взваливаете на себя слишком много. Нельзя быть ответственным за каждого…
— А я отвечу, что время летной подготовки мне заменили на болтовню с убогим мозготрахером.
— …
— И то время, когда я должен был проводить инструктаж и обучать их сыновей, когда у меня был последний шанс хоть как-то подготовить этих парней, которых завтра пошлют умирать, я точил лясы с одним из бездушных ублюдков, что греют свой зад в тылу и, как крысы, копаются в чужих мыслях, выискивая из всего хорошего только гниль и помои.
— Вы перегибаете палку, капитан.
— Вот интересно, говорят, у психотроников нет чувств? Это правда?
— …
— Я думаю, правда. Знаете почему? Вот как глухой ночью слышно кузнечиков. Или той же ночью, на небе, в темноте становятся видны звезды. Так и с вами. Внутри вас так тихо и пусто, что чужие мысли звучат громче мотора кукурузника.
— Тогда это вдвойне глупо. Вы не только рискуете, но и попросту зря тратите время.
— И что это значит?
— Подумайте сами. Мало того, что оскорбляете человека, в чьей власти отправить вас под арест как неблагонадежного для проверки, так еще и того, у кого, по вашему мнению, нет души, и кто все равно ничего не почувствует от ваших слов.
— Правда?
— Разумеется. Хотите чаю?
— Хватит пудрить мне мозги своим чаем. Хватит вашей чуши.
— Извините. Мне стало интересно, сработает ли это на вас снова.
— Считаете меня идиотом?
— Нет, считаю вас человеком, которому нравится чувствовать свою значимость. Вы были неискренны, рассказывая о своем детстве. Вы тяготились фермой. Вам казалось, что еще немного и вы утонете в этом море кукурузных початков, обступавших ваш дом со всех сторон. Вы чувствовали себя свободным, только поднимаясь на крыле в небо. А сейчас считаете себя единственным, кто точно знает, как надо действовать, что только вы можете спасти новобранцев, что несете чуть ли не персональную ответственность за них. В то время как окружающие не способны ни на что, кроме как вмешиваться и портить. И вам это нравится. Командовать. Руководить. Учить. Чувствовать себя на ступень выше. Чувствовать на своих плечах долг и ответственность, чем тяжелее, тем лучше. Потому что без этого вы превращаетесь в собственных глазах в мальчишку с фермы, немного подросшего. Но по-прежнему ничего из себя не представляющего. И на самом деле, лучше бы мне ошибаться.
— Отчего же?
— Ну, вы правильно заметили, капитан Купер. Идет война. Логичнее желать видеть в своих рядах героя. А не выскочку, который попросту сглупил, позволив жаждущему опасности юнцу уговорить себя взять его на боевой вылет, а теперь таскает с собой его фотографию и обвиняет всех вокруг в смерти мальчишки. Прикрывая собственную ошибку высокопарными словами о том, будто поверил, что этот самый мальчишка «готов». Вы ведь так сказали юному Савьеру, капитан? «Хорошо. Полетишь со мной. Я верю, что ты готов». …Капитан?
