Книги
Этого разговора могло бы не быть, если бы Женя оставил телефон на столе, когда вышел на балкон с последней сигаретой.
— Надо же, а ведь так мирно начинался вечер, — пробурчал он, вытаскивая настойчиво вибрирующий аппарат из заднего кармана. Взявшись за перила другой рукой, он перелез на внешнюю сторону балкона и встал на неширокий карниз. С экрана улыбался Лёха. Лёхе не ответить было бы грубо, тем более в такой момент. Лёха не виноват ни в его настроении, ни в том, что случалось, ни в чем-либо еще за все годы их крепкой дружбы. Лёхе просто надо ответить. Вздохнуть, собраться с силами, придать своему голосу ленивой небрежности и, не успев все это воплотить, услышать в трубке:
— Женя, братан. Ты вообще куда пропал?
— Если ты имеешь в виду эти пьяные вопли на фоне жуткой музыки, то я уже ясно сказал, что об этом думаю. Я не приеду.
— Помню, как же: ты вполне доходчиво объяснил, где все это видал. Но хоть бы мемасик новогодний прислал что-ли!
— Ты же знаешь, как я ненавижу этот так называемый праздник.
— Но ты ошибаешься! Дай мне всего пять минут, и я докажу тебе, что хэппиньюешить весело, — голос друга искрился такой радостью, что Женя почти ей заразился. Почти.
— Ты там чё, с ёлки рухнул? И неудачно приземлился? — смешок вышел чересчур циничным, и Женю кольнула совесть. На самом-то деле он бы дал Лёхе хоть десять, хоть сто минут, хоть ключи от этой квартиры. Он замолчал, стоя прямо на снегу в тапках, как был, когда перешагивал через перила. Пристроил к ним пятую точку, на минуту, чтобы дослушать, и посмотрел на лежащий внизу праздничный город, фиксируя яркую картину с отблесками новогодних огней. Всего в шаге от бездны — такой же, как и весь уходящий год.
— Забьемся на бутылку, что ты произнесёшь: «Я люблю Новый год»?
— Без проблем. Дон Периньон, пожалуйста, — у него даже получилось сделать изящный жест, словно он призывал учтивого официанта в дорогом ресторане. Жаль только некому посмеяться над красотой момента.
— Скажешь, плохо в позапрошлые новогодние каникулы покатались на лыжах?
— Это когда Ленка лодыжку вывихнула? Ага, вот счастья-то было, — он сменил тон утомленного жизнью буржуа на ворчливый голос старушки у подъезда.
— Зато Вадик её месяц потом на руках носил. И кто потом в марте на их свадьбе вкуснющий торт лопал?
— Тот же, кто от похмелья потом мучился, с дырой в собственном кармане, — Женя заставил себя таки усмехнуться, однако вышло мрачновато.
— Так. А салют на Тверской в прошлом году? Восторг, взрыв эмоций, мистика! Даже незнакомые люди обнимались.
— Угу, и огромная сосулька, которая нас чуть не угробила по дороге обратно.
— Так ведь как встретишь, так и проведёшь: контракт с торговым домом «Icicle», который заключили через месяц после этого, разве не новогоднее чудо? Вот тебе и «сосулька».
— Упади это чудо буквально на полметра левее, мы бы сейчас заключили контракт совсем с другим ведомством, — он проследил взглядом за падающей вниз снежинкой. Вот кому легко — она летит не задумываясь. Это так прекрасно и одновременно печально. Но Лёхе об этом знать не следует. Меж тем не сдающийся друг продолжал выдавать аргументы из их общих воспоминаний:
— Ладно, зайдем с козырей. Помнишь, как в одиннадцатом классе мы с Дашкой должны были быть Дед Морозом и Снегурочкой? Её свалил грипп, а костюм подошел только тебе — тощее любой девчонки тогда был.
— Хотелось бы забыть...
— Как можно? Макияж, косички блонд! Ты имел ошеломительный успех. А кто скрывается под нарядом Снегурочки, знал только я. Как же я угорал!
— Особенно было смешно, когда меня Ромка из параллельного пытался в коридоре склеить.
— Но я же вовремя тогда успел со своим посохом. Ну и рожа у него была! Ха-ха-ха! Да я за тебя любого порву, знаешь же.
— Знаю, знаю, — со вздохом Женя оторвался от порядком наморозивших тело перил, отпустил их и потянулся вниз…
Неожиданно сбоку раздался оглушающий хлопок — кто-то не дотерпел до двенадцати и запустил фейерверк. Женя вздрогнул. Его нога начала съезжать по образовавшейся под снегом наледи. На другом конце связи Леша ловил сдавленные обрывки слов, которые при всем желании нельзя было счесть новогодними поздравлениями.
— Что происходит? Женя! Ты тут? Что случилось?
Но в трубке лишь шуршало и трещало от безостановочных залпов. Наконец чуть не оборвавшаяся связь восстановилась:
— Чуть не нае… — выпалил Женя в ответ. Дрожащей рукой он затянул непослушное тело обратно на спасительный балкон. Той рукой, которой полез поднимать упавшую в снег на козырек нижнего балкона пепельницу, пока другая чудом удерживала телефон. — Я тут это… пепельницу уронил. Да и черт бы с ней.
— Сам в порядке? Выезжаю к тебе, скоро буду. А что за звук-то был?
— Ну тут… взрывы петард… и осознания, — Женя почти не шутил, изо всех сил стараясь вернуть прежний тон. Неважно, насколько бесполезным и тяжким ему казался этот день, проводить его в одиночестве было наихудшей идеей. Достать пепельницу было важно, ведь именно Лёха её ему подарил. Но постоять вместе на этом самом балконе — лучше стократ. Спор был явно проигран:
— Я тебя встречу. Знаешь, а ты оказался прав, я… – он выдохнул в морозную ночь облачко пара и проговорил сквозь него, – Я люблю Новый год.
