Глава 1
– Это возмутительно! Просто… просто…
– Недопустимо? – заботливо подсказала я беснующемуся мужчине, прикрывая зевок ладошкой.
– Да! Недопустимо! – он развернулся ко мне лицом и, подойдя к столу, угрожающе стукнул кулаком по нему. У меня это вызвало только очередной приступ зевоты.
Интересно, и что он так взъелся-то? Ну подумаешь животное из запретного леса притащили, так не мы первые, да и оно было таким маленьким, безобидным… Ну практически безобидным. Кто же знал, что эта зубастая скотина перегрызет толстые прутья клетки, сбежит и напугает до заикания магессу Гэлвиндэйл?
– Он же даже не куснул её, – озвучила я свою вполне разумную мысль.
– Не… куснул?! – ректор взъярился пуще прежнего, весь затрясся, и я поняла: лучше бы я свою мысль оставила при себе. – Он же ядовитый! Ты осознаешь это? Или ты даже не удосужилась запомнить, что вам вдалбливали на лекции по запретному лесу, а курс по «Магическим созданиям» ты вообще соизволила проспать?!
Такого откровенного поклепа я не смогла вытерпеть, поэтому спокойным, менторским тоном начала вещать, донося простейшие вещи:
– Туркан ядовит только для тех созданий, кто максимум, подчеркиваю, максимум крупнее его в два раза. У тех, кто превышает данный порог, его слюна вызовет только небольшое онемение в области укуса. Данная же особь весит от силы шесть килограммов. А вы помните, как выглядит магесса Гэлвиндэйл? Сопоставьте их массу. Для нее он размером с хомячка… И у магессы его укус бы вызвал только искреннее недоумение.
– Во-о-о-он! – заорал ректор Геонор, его красивое, мужественное лицо искривилось от гнева, а я, медленно поднявшись из кресла, по которому я успела растечься и даже врасти за бесконечно долгую проповедь, поплелась на выход. Ну а что? Меня же попросили уйти. Я и ухожу. Наконец-то. Спать!
– Стоять! – рявкнул он, когда я взялась за ручку.
С моей стороны донесся протяжный и страдальческий стон. Я нехотя остановилась. Хоть бы он быстрее определился: выходить мне или стоять.
– Я успела ещё что-то сотворить? – когда молчание затянулось, задала я вопрос и устало привалилась плечом к двери.
– Ты… ты уже пять лет, адептка Шор’эншэ, творишь тут, в уважаемом и одном из старейших на этом континенте заведении, не пойми что!
– Стараюсь, – буркнула и поспешно добавила, чтобы от его крика не оглохнуть: – чтить традиции, быть прилежной адепткой, о чем и свидетельствуют мои оценки. А что насчет Ваших претензий, уважаемый ректор Геонор – почему постоянно я одна за всех получаю нагоняи? Учусь я лучше всех на курсе все эти годы, числюсь помощником у декана артефакторики, меня постоянно всем ставят в пример, но…
– Именно! Пример безалаберного поведения! Ты всех подначиваешь, и все пять лет ваша группа у всех на слуху. Одна единственная! Все пять лет!
Да-да. И все эти пять лет ты, очкастый, выносишь мне мозг. Как бы я не старалась, как бы меня все не хвалили, сколько бы призовых мест я не заработала – я почему-то постоянно сижу у тебя в кабинете, и ты на меня орешь и за что-то отчитываешь! Даже сейчас я получаю выговор за чужие провинности. Не я притащила этого несчастного туркана в академию, но именно на меня сразу подумали. И я, понимая, что с ректором спорить бесполезно, и я только дольше просижу в его кабинете, не сопротивлялась, когда он мне час промывал мозги, а только согласно кивала.
Мне кажется, оступись я хоть немного серьезней за эти годы, и он бы с радостью меня сразу вышвырнул за порог Академии. Да он и мог бы отчислить давно, но что-то его останавливало. И каждый раз находясь в этом кабинете и слушая его речи, я задавалась вопросом: «Почему именно я?». У меня была даже теория на первом курсе – я единственная «без роду и племени», остальные одногруппники – кто сын посла, кто племянник высокородного какого-то, в общем, все молодцы и на них ни в коем случае нельзя кричать. Зато можно вдоволь поорать на меня и отвести душу, ведь никто не придет и не заступится, не выскажет ему недовольство и, что самое важное, не перестанет спонсировать Академию.
Но уже на втором курсе стало понятно, что причина совсем не в этом, так как с новым потоком появилось много адептов, подобных мне, однако отношение ректора ничуть не поменялось. Тогда девчонки выдвинули новую версию. Ректор в меня влюблён и хочет таким образом стать ко мне поближе, видеть меня чаще и иметь возможность лицезреть мой прекрасный лик. Ага. Слышали бы, как он «высказывает» свою любовь. Они-то ни разу здесь не были. В общем, версия была так себе. Паршивенькой.
На третьем курсе, когда я стала слишком уж частым посетителем у ректора Геонора, заподозрили неладное и наши мальчики. Они пошли дальше в своих догадках и начали меня считать любовницей ректора. Мне это было только на руку. Глупые мальчишки отстали от меня со своими нелепыми ухаживаниями, которые у меня ничего, кроме смеха, вызвать не могли. Но счастье длилось недолго. Год. Счастливое было время.
На четвертом курсе ректор умудрился меня отчитать прямо в первый день обучения: на торжественном зачислении первогодок и открытии учебного года. Он орал так, что про любовь ректора к моей скромной персоне уже никто не думал. А я всего-то тогда уснула. Подумаешь! Да половина нашего курса сладко спала после гулянки в таверне прошлой ночью. А досталось только мне. И этот гад очкастый отправил меня в наказание чистить клетки целый месяц… До сих пор вспоминаю тот период с содроганием. Кто же знал, что магические твари из запретного леса такие вонючие, а как некоторые из них плюются! Метко… падлюки противные! Пока я научилась уворачиваться, пока поднаторела… подтянула заодно и боевые навыки себе. Меня даже мастер Тай хвалил за умения и ставил всем в пример, мол, как я улучшила реакцию, скорость и за такой короткий срок! Всё хотел, чтобы я к нему на факультет перевелась. Знал бы мастер, где я тренировалась и как… Думаю, он бы сразу всех своих адептов к тем животным отправил.
– Завтра, – так и не дождавшись от меня привычных реплик, Геонор продолжил практически спокойным тоном, если тихое шипение можно таковым назвать. – Завтра, я подчеркиваю это слово специально для тебя, адептка Шор’эншэ, я хочу наконец-то видеть твоих родителей у себя в кабинете! И не нужны мне твои нелепые объяснения, что они не могут, заняты или что-то вроде того. Ты меня поняла?
– Ректор Геонор, – а вот это меня напугало. Точнее, это было единственным, что могло меня испугать. – А может, не стоит? Ну мне ведь всего год осталось отучиться, даже меньше. Давайте не будем тревожить моих родителей. Они у меня… впечатлительные, – и я тут совсем не соврала. Впечатлять они оба умеют просто замечательно. – Вы опять поругаетесь, отправите меня куда-нибудь, я извинюсь перед магессой Гэлвиндэйл, и мы обо всё забудем, а?
И голос у меня получился такой жалобный, что мог бы выдавить слезу даже из камня. Но передо мной был Геонор, а он был намного хуже булыжника.
– О, неужели, адептка Шор’эншэ, я наконец нащупал, впервые за эти пять лет, твое уязвимое место. Родители. Они столь суровы, что могут серьёзно наказать тебя? Тогда я точно должен рассказать им лично о всех твоих проделках. Раз на вестники они никак не реагируют! Видимо, ты просто научилась их отводить от своего дома, и они не получают мои гневные очерки.
– Скорее записки, – поправила я его машинально, задумавшись о том, как бы переубедить ректора. – На очерк они явно не тянули. Всё-таки очерк это…