Когда умирает последний родной человек — сестра, ты остаёшься одна. Но одна ли? И действительно ли это была родная сестра? Узнать правду о себе и своей семье, стать двойной наследницей — оно мне надо было? Что может произойти, когда в одном человеке соединятся две наследные магии - ведьмы и врановых?} {Кому мешает обычный дом в деревне? Кто играет людьми, как марионетками? Как распознать, кто твой друг, а кто — враг?
Никогда не думала, что озадачусь подобными вопросами. Однако...Но всё — по порядку.
***Если бы меня спросили, когда началась эта история, я бы, не задумываясь, ответила — с рождением сестры.Мне только-только исполнилось семь, когда мама, вернувшись из роддома, показала «кулёк», из которого раздавалось мерное посапывание, и сказала:— Эленька, ты теперь взрослая.
Да, я стала взрослой. Уже через полгода я умела стирать пелёнки и разогревать на водной бане бутылочки с молочной смесью, готовить борщ и лепить пельмени, печь пирожки, помогая маме по хозяйству. Тогда я всё это воспринимала как игру, а потому училась с удовольствием, не замечая, что ровесники живут несколько иной жизнью. Осознавание ситуации шло постепенно, шагами улитки. Да, я видела, что малышку не просто любят — обожают с такой силой, что на меня любви уже не оставалось. Но долгое время я считала это вполне естественным, ведь сестра была такой маленькой и беззащитной. А я — взрослая. Тогда мне и в голову не приходило найти ответ на вопрос: куда исчезла та родительская любовь, что согревала меня первые семь лет?Любая игра когда-нибудь перестаёт приносить удовольствие, а потом и вовсе надоедает своим однообразием. Я всё чаще задумывалась над неким неравенством, которое всё сильнее бросалось в глаза. Пыталась понять, почему родители ко мне равнодушны. Сестру любили больше и когда она подросла. Почему я её не возненавидела? Не знаю. Я продолжала её любить, даже когда меня перестали отпускать в изостудию, так как часы занятий совпадали со временем, когда сестру надо забирать из садика. Мне сказали прямо, что великим художником я не стану, и незачем тратить время, а главное — деньги, которые нужны, чтобы сестра могла ходить на гимнастику, и её костюм с необходимым снаряжением были не хуже, чем у других юных спортсменок.
В детской комнате на самом видном месте висело уже несколько грамот и почётных листов, когда случилось несчастье. По дороге из музыкальной школы домой, сестра была сбита машиной. Множественные ушибы и сотрясение мозга. Больницы, санатории… Именно тогда я впервые почувствовала себя реально одинокой. Ведь теперь с сестрой больше времени проводила мама, меня отодвинули в сторону, как источник эмоций, которые сестре были противопоказаны. Надо ли говорить, что, погрузившись в заботу о младшей дочери, мама окончательно забросила старшую? Нет, меня не перестали замечать. Необходимый минимум внимания был. Одежда, не голодна ли, как я себя чувствую… Родители задавали какие-то вопросы, но редко когда слушали мои ответы. Хуже всего было то, что и сестра понемногу начала отдаляться от меня. Она росла и, видя, как равнодушны ко мне родители, непроизвольно повторяла их манеру поведения.
Последние годы мы были по-настоящему далеки друг от друга. Сестра, выйдя замуж за иностранца, уехала в другую страну. Родители к тому времени уже давно умерли, а потому удержать в России её было некому. Мы не расстались тогда окончательно — она иногда приезжала, звонила, писала, а когда со мной случилась беда, поддержала.Припорошенный снегом лёд превратил меня в безработного инвалида. Мне удалось вновь научиться ходить, но, несмотря на заверения и рекомендации хирурга, я не смогла отказаться от трости, боялась снова упасть и сломать протез, что заменил разбитый сустав. На улицу я выходила крайне редко, найдя возможность зарабатывать в сети. Не ахти какие деньги, но хоть что-то.Приезд сестры стал для меня стимулом, чтобы ожить. Поводом начать выходить на улицу не только потому, что закончились продукты, и надо что-то купить, но и просто для прогулок. Нам было хорошо вдвоём и, одновременно с этим, сложно. Всё-таки два взрослых и вполне самостоятельных человека, со своими взглядами на жизнь и привычками. Если бы я знала тогда… Если бы МЫ знали тогда!На свой юбилей она уехала домой, чтобы отметить его с мужем. А через несколько дней он позвонил… Я не знаю, как смогла пережить ту страшную новость. Но — смогла. Наверное, благодаря самозапрету думать, что теперь я уже действительно осталась одна.
А потом вернулась боль. В больнице меня предупреждали, что подобные травмы делают человека метеозависимым, и что боль будет проявляться при сменах погоды. Вот только я никак не ожидала, что такой силы боль вернется спустя полтора года после операции. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло потрясение, вызванное смертью сестры. Опять пришлось вернуться к кетоналу. И боль отступила. Во всяком случае, мне так показалось.
***В тот день я провела на ногах больше обычного времени, и уже возвращалась домой, когда острая боль обожгла ногу, сделав её непослушной. Сжала зубы, удержалась от крика, дабы не напугать людей на остановке. Но когда неловко плюхнулась на скамейку, то не смогла найти в себе силы ответить какой-то женщине на вопрос: «У вас всё в порядке?» Поняв, что ответа не будет, она достала телефон. «Скорая» приехала на удивление быстро. Трость и моё бледное лицо сказали о многом внимательной девочке-медику, а потому меня загрузили в машину и отвезли в больницу.
Больница. Опять больница. И предложение от дежурного врача остаться хотя бы на неделю снять болевой синдром. Согласилась, а потом позвонила подруге. Та поохала и в тот же вечер примчалась за ключами от квартиры. На следующее утро у меня было всё необходимое, чтобы остаться на «профилактику». Как бы ни ругали нашу медицину, но уже через два дня я смогла встать и сделать несколько шагов, опираясь на трость.Мне повезло с соседками по палате. Четыре женщины разного возраста оказались миролюбиво настроены, и мы подолгу разговаривали обо всём и ни о чём. Когда одну из них выписали, первой моей мыслью было: «Только бы никого не положили! Только бы последние дни, что мне предстоит тут провести, были бы такими же тихими и спокойными!». Мироздание рассудило иначе, а потому поздно вечером в палату ввезли каталку. То, с какой осторожностью новенькую перекладывали на койку, дало понять — «тяжёлая». Явно не ходячая, правда, непонятно с какой проблемой, видимых травм я не заметила.Ночь прошла спокойно. Женщина под действием снотворного спала тихо и дала поспать нам. Её не разбудили утром ни санитарки, помогающие всем умыться, ни грохот посуды разносимого по палатам завтрака. Уже допивая чай, я почувствовала на себе пристальный взгляд. Новенькая проснулась и рассматривала меня с каким-то непонятным любопытством.
— Хотите, я позову вам медсестру?Женщина кивнула. Разговор медсестры с новенькой был тих и недолог. Сделав укол, она пообещала прислать санитарку с завтраком.День прошёл как обычно. Неприятным было только ощущение от внимательного взгляда. Я понимала, что моя мнительность играет со мной злую шутку. Ну, а куда ещё смотреть женщине, как не на койку напротив? И всё же иногда её взгляд внушал мне беспокойство, заставляющее время от времени выходить из палаты под предлогом выполнения предписания врача разминать ноги.