Книги
Глава четвертая
Каждый раз, заходя на драконюшню покойного мужа, Гортензия вспоминала, что нелетающие драконы получили свое название именно из-за самок. Это на дракодроме хватало больше похожих на гигантских варанов самцов, а здесь жили преимущественно лучшие их половины: неуклюжие крупные самочки с бесполезными маленькими крыльями.
Возможно, когда-то они умели летать, но сейчас крылья только мешали использовать самок для катания верхом, больше никакого прока. Сами животные, похоже, этого не понимали, и, когда их что-то пугало или злило, быстро-быстро махали ненужными атрибутами. Драконицы живородящих видов могли еще плевать «огнем» – разъедавшей кожу кислотой – но только пока вынашивали детенышей. В остальное время ящеры были вполне безобидны и пугали гораздо больше, чем могли навредить.
«Драконы безопасны!» – повторяла себе Гортензия, втягивая носом характерный горьковатый запах и захватывая взглядом свободно гуляющих по территории животных. Теоретически, конечно, любой из нелетающих вне зависимости от пола мог сожрать человека – и размеры особей, и челюсти это позволяли – но зачастую рептилии побаивались двуногих и предпочитали прятаться. В редких случаях, и то скорее от отчаяния, они могли повредить человеку голову или руку.
Остановилась, собираясь с мыслями. До здания, где расположились управляющий и другие работники, было рукой подать, но еще на середине пути сердце забегало так резво, что Гортензии понадобилось перевести дух. Несколько раз глубоко вздохнула и продолжила путь. Тут не дракодром, где за каждым зверем следят, здесь они гуляют сами по себе.
Побаивалась ящеров с детства. И хоть давно убедилась: рептилии по большому счету ничем не отличаются от крупных собак, все равно частенько замечала за собой покалывающие шею мурашки, противно потные ладони и бешеный стук крови по вискам.
Обычно ее встречал кто-то из работников, но сегодня Гортензия надумала приехать внезапно, проверить, справляется ли новый управляющий. Предыдущего рассчитала сразу же после смерти супруга: мужчины вели какие-то темные делишки, а ей не хотелось сложностей из-за нечистых на руку работников. Новый управляющий производил приятное впечатление, однако проверить, как и что, было нелишним.
Уже подходила к зданию, когда воздух прорезал стон. Громкий, протяжный, гортанный. Показалось, сжалось сердце и кровь застыла в жилах. Гортензия испуганно оглянулась, пытаясь найти источник звука. Стон повторился. На этот раз он показался жалобным и просящим. Вздохнула с облегчением. Точно не человек.
Из здания вышел смутно знакомый усатый мужчина с большой сумкой. Заметив Гортензию, он тепло улыбнулся и вежливо поклонился.
– Добрый день, госпожа Патрак! – поздоровался он, удобнее перехватывая сумку на ходу. – Рад видеть вас в добром здравии! Простите, спешу, Чучундре плохо, надо помочь.
Гортензия вернула улыбку. Память услужливо подсказала, кто перед ней. Когда госпожа Патрак приезжала сюда в последний раз, Лютик помогал местному ветеринару. Тогда мужчина был худее, моложе и, кажется, белобрысее.
– Что случилось? – поинтересовалась она, шагнув следом за работником. Как-никак Чучундра – одна из самых дорогих самок, и ее болезнь может иметь серьезные последствия для всех.
– Она же на сносях, – махнул рукой мужчина, ускоряя шаг. – И так вредная, а сейчас еще вреднее. А господин управляющий, как назло, на своем ящере приехал. Что они там не поделили, непонятно, но самец подрал ей шею. Еле разняли. Она, конечно, в него тоже пару раз ядом плюнула, – тут Лютик ехидно ухмыльнулся. – Теперь он одноглазый ящер в яблоках, – вздохнул: – Но рана огромная, у Чучундры шкура сейчас не такая прочная и заживает плохо. Мы хотим помочь, а ей больно, и она сопротивляется. Вроде знает нас, но удержать на месте почти невозможно. И привязать нельзя, только хуже сделаем. Ребята уже у загона, а я несу лекарство. Попытаемся намазать заживляющей мазью.
Гортензия покачала головой. Сжала кулаки, стараясь унять подступающую злость. Порубит на фарш и пришлого ящера, и его хозяина. Без всякого яда! Ей сейчас только потерять породистую самку не хватало!
Лютик остановился и прищурился.
– Госпожа, – осторожно позвал он, и Гортензия прикусила губу в ожидании. Знала, что попросит мужчина, и заранее боялась этой просьбы. Но Лютик был не из робких, поймал взгляд собеседницы и продолжил: – Вы же ящерочуткая… Помогите нам! Это и в ваших интересах, – опустил глаза: – Простите, если дерзок. Но это самый лучший выход…
Горьковатый запах стал невыносим. По телу Гортензии пробежал давно забытый холодок. Она тяжело проглотила застрявший в горле ком и прикрыла глаза. Вот уж не думала, что когда-нибудь еще придется делать это.
– Я давно не пользовалась даром, – поделилась еле слышно. – Были обстоятельства, когда думала, что больше не смогу… И не знаю, получится ли сейчас…
Лютик мягко улыбнулся.
– Если дар пропал, она просто вас не подпустит. Даже если разъярится, мы успеем ее отогнать. Ничего страшного ни с вами, ни с ней не случится.
Гортензия потерла лицо ладонями и шумно выдохнула. Лютик прав, но как же не хочется, чешуя подери! Поежилась и потерла плечи, отгоняя охвативший тело холод. Надо идти! Чучундра – самка дорогая, терять ее – непозволительная роскошь.
– Давайте попробуем, – согласилась Гортензия и не узнала своего голоса. Получилось шершаво и глухо, будто каждое слово давалось с трудом. – Ведите!
Мужчина кивнул и поспешил дальше по дорожке, хозяйка последовала за ним. Воздух снова разрезал протяжный жалобный стон.
Около загона Чучундры их уже ждали. Завидев Гортензию, работники расступились, позволяя спокойно подойти к рептилии. Женщина не спешила. Остановилась у ограждения и схватилась за деревянную перекладину.
– Попробую установить связь, – обернулась она к Лютику, – если все получится, подойду к ней. Не мешкайте, помните, эффект длится недолго.
Мужчина кивнул и добродушно улыбнулся.
– Не волнуйтесь, госпожа, – поспешил заверить в своей осведомленности. – Мы все видели ящерочутких в деле.
– Вы сталкивались с отражениями, – покачала головой Гортензия. – Со мной будет иначе. Будет отдача.
Вздохнула и закрыла глаза. Сжала деревяшку до белых костяшек, до легкой боли, впиваясь ногтями в шершавую волокнистую структуру. До крови прикусила губу, мысленно взывая к пространству, будто трубящий слон, собирающий сородичей на водопой. Накрыло знакомыми ощущениями. Тело будто пронзило тысячей леденющих игл, а потом оно взорвалось и рассыпалось на мириады частиц. Смешиваясь с воздухом и пылью, те медленно поползли к земле.
Перед глазами возникла Чучундра. Она лежала на полу, опустив огромную голову на передние лапы. Гортензия была рядом с ней и в ней, смотрела со стороны и одновременно владела разумом драконицы. Сердце стучало от страха, от боли в плече хотелось кричать в голос, они обе – зверь и человеческая женщина – оказались растеряны и испуганы в унисон. Гортензия выдохнула и приказала ящеру подняться. Чучундра застонала тем самым ужасным звуком, который еще несколько мгновений назад переворачивал внутренности, и неохотно встала на ноги. «Раз-два, раз-два», – подбадривала Гортензия шагающую драконицу, подавляя желание разреветься от чужой боли. «Раз-два, раз-два», – шептала она, ожидая, когда, наконец, все закончится, и опасаясь разрыва тонкой связи.
Вышли наружу, и вокруг замельтешили мужчины. Чучундра собралась спрятаться, но Гортензия велела ей остаться на месте. Захотелось кричать, когда к шкуре самки приложили тряпки с мазью. От боли перехватывало дыхание, но женщина удерживала связь: отпусти она зверя сейчас, все усилия будут напрасны.
