Глава 22
Хорошие же конюшни у Наместника! Просторные и светлые, с чистыми денниками, в которых пахло сеном и любовью к лошадям. Лошадей, кстати, у него было много - пара сотен, приччем, разных пород от конезаводчиков со всех концов Эскарийской Империи. Публий предложил мне на выбор нескольких из тех, кто привык ходить в колесницах, но я решила не рисковать, сказав, что поеду на своих.
Мы отправлялись на утреннюю прогулку за город, где Публий собирался показать свой «гипподром».
Вдоль деревянных трибун на поле длиной в шесть сотен метров и шириной в сотню, с разделительным барьером посредине, воротами для одновременного старта нескольких упряжек и метами – раскрашенными столбами в местах, где трасса делала поворот - проводились гонки на колесницах, пользовавшиеся огромным успехом у местной публики. Заслышав о соревнованиях, я выпросила у Публия разрешение сделать несколько кругов по его гипподрому, решив не упускать возможности проехать вдоль трибун, впитавших в себя азарт и ликование зрителей.
Тех самых ощущений, которых мне иногда не хватало на Альбионе.
В мою колесницу впрягли Беляночек - лошадок, которых привез Квинт в первую нашу с ним встречу.«Подарок императора!», - помню, сказал мне легат, не сводя с меня взгляда. Надо же! Прошло всего ничего, и теперь я замужем.
За ним! Замужем!..
Кто мог подумать, что, ожидая на холме перед Инсуримом эскарийский отряд, я встречу собственную судьбу?
Эту ночь мы провели вместе. Я едва дождалась, когда смогу выскользнуть из цепкой хватки Публия, чтобы вновь очутиться в объятиях мужа. Он первым вернулся в моих покои, успев закончить дела в штабе армии даже раньше, чем планировал. Мы проговорили до рассвета, а затем я заснула у мужа на руках.
Утром мы с ним начали признаваться.
Первыми о нашем браке узнала няня и Мара. Странно, но кандидатура будущего короля бригантов не стала для них откровением. Бретта пожала плечами, пробормотав насчет того, что раз уж перевелись настоящие мужчины в собственном племени, то ее девочке остается только взять себе из другого.
Я засмеялась, а затем получила сто поцелуев от Мары.
Друиды были куда более сдержанными в своих эмоциях. Ангус выглядел убитым. Неужели он до последнего надеялся?! Гахарит же… Гахарита прорвало. Он утащил меня в приемную комнату в моих же покоях, закрыл дверь и долго выяснял, понимаю ли я, что натворила.
Я заверила его, что покидать бригантов и отправляться за мужем в далекую Эскарию не намерена. К тому же, Квинт останется со мной после окончания службы, и его военные навыки пойдут на благо племени. А еще, а еще… Я собиралась построить несколько святилищ Трехликому в благодарность за его милость!
Гахарит немного успокоился. Ну или сделал вид... Долго разговаривал с Квинтом, после чего заметно подобрел и стал походить на прежнего себя. Затем намекнул, что в отсутствие Верховного готов дать мне несколько уроков магии и даже предложил настойку для быстрейшего зачатия. От уроков я отказалась – время неподходящее. От зелья тоже. Мы уж как-нибудь сами разберемся!
Мою дружину в известность поставил Квинт. Я как раз вернулась после беседы с Гахаритом и застала мужчин за разговором. Послушала о военных учениях, тонкостях закупки оружия и амуниции. В общем, дорогое мужскому сердцу «бла-бла-бла»... В основном, говорил Квинт. Прасург, Тристан и иже с ними кивали, иногда спорили, иногда разражались репликами «вот это дело!», «да будет так!».
Я посмотрела на сводного брата. Руэйд, кажется, был искренне увлечен беседой, а не погоней за троном. Прасург щурился, тянул себя за бороду и время от времени пытался возражать Квинту, но исключительно по делу. Вел себя уважительно, словно говорил с королем как верный и лучший его советчик. Одним словом, поладили!
Прикинула, во сколько казне бригантов выльется военное «бла-бла-бла». Выходило, влетит нам это в копеечку! Поцеловала мужа на глазах у всех. Он не остался в долгу, так что народ мы смутили знатно. Хотя народ почему-то смущаться не стал, вместо этого разразился одобрительными криками.
Наконец, попрощалась и ушла, кивнув охране, чтобы следовали за мной.
Я отправилась к Наместнику - развлекать, развлекаться, а заодно просить денег. Вернее, снижения налогов. В деталях расписала Публию планы по возведению защитной стены наподобие той, что стояла на границе с кальзедонами. Рассказала о постройке лечебниц и школ, в которых детей будут обучать эскарийской грамоте и законам – как нашего племени, так и Империи. Затем о планах по обустройству городов, проведении водопроводов и строительству святилищ и храмов Митре.
Вместо того, чтобы залиться счастливыми слезами, Наместник пообещал мне подумать. Не помог даже науськанный мной Гораций, который мурлыкал и терся о ноги хозяина, подталкивая его к принятию правильного решения.
Подумает?! Ну что же, пусть думает! Я собиралась пробыть в Лондиниуме еще пять дней и очень надеялась, что к этому времени Публий окончательно созреет.
Затем я отправилась с ним катиться на эсседах. Перед выездом написала записку мужу. Да-да, сама! Правда, пришлось выпросить пергамент и перо с чернилами. Кажется, королева бригантов, которая, чертыхаясь, склоняла неправильные эскарийские глаголы, произвела на Публия куда большее впечатление, чем когда я говорила с ним о радостях любителей котов.
Еще больше Публий удивился, когда я с легкой улыбкой назвала имя того, кому адресована записка. Больше ничего ему не рассказала, лишь пробормотав про «дела сердечные». Письмо, подозреваю, с морем грамматических ошибок понес легату один из слуг Публия. Мы же отправились с его свитой за город. Кто ехал верхом, кто на колесницах, дамы – в повозках. Публий восседал на вороном жеребце, самом здоровенном из виденных мной до этого. Я правила колесницей.
Остановились на холме, осматривая окрестности. С правой стороны располагался лес, могучий и дремучий, убегавший за горизонт. Когда-то в нем была Священная Роща триноваров, но им пришлось перенести капище в другое место. Оказалось, Святилище древних богов портило Наместнику вид, когда он выезжал из Лондиниума.
Губы Публия презрительно дернулись. Он уставился на меня, ожидая ответной реакции. Я понимала, что это проверка. Захотелось сказать ему, что Римскую Империю в моем мире погубила жажда к наживе и любовь к роскоши, а так же варвары, с которыми они в конце концов не смогли совладать.
Но промолчала.
Вместо этого молча разглядывала гипподром, окруженный с трех сторон трибунами. Перевела взглядна вытоптанную землю трассы. Лучше думать о гонках, чем о Публии, который сегодня слишкоом уж откровенно и плотоядно меня разглядывал! Вздохнув, отправилась к эсседе. Рядом с ней стояли еще три: для Арго из моей охраны и для двоих из свиты Наместника.
Публий кататься отказался, сказал, что предпочитает смотреть.
И он смотрел. На меня!..
Я уже было собралась отправить лошадей вскачь, как заметила приближающегося легата с двумя легионерами. Одет муж был в военную тунику.
Спешились. Лицо у Квинта было недовольным.
- Я буду править! - заявил он, забиравшись в мою эсседу после короткого разговора с Публием. Я паожала плечами, подвигаясь. Да пожалуйста!.. Отдала вожжи, одернула подол длинного платья, чтобы муж ненароком на него не наступил.
Кстати, что это еще за собственнические замашки?
- Как хочешь! - сказала ему. – С чего бы это ты так возбудился?
- Возбудился? – усмехнулся он. Уставился на мою грудь под тонким платьем. – Как скажешь, жена! Но почему ты забыла мне сообщить, куда собираешься?
- Я посылала тебе записку.