Болезнь

- Я так больше не могу, - сказал отец, встал из-за стола и ушел.

Так все и началось.

Нет, началось все гораздо раньше. Я даже толком не помню с чего. Прошло слишком много времени. Я помню только, как школу закрыли на карантин.

Об этом объявили по телевизору. Мы сидели за столом всей семьей. На папином лице было три пластыря, а под маминым глазом – синяк. Она раскладывала по тарелкам кашу с подливой и не сводила глаз с экрана.

- Глобальная эпидемия прокатилась по всему миру, затронув уже более трех миллионов жителей, и унесла жизни восьмидесяти тысяч человек. – Вещал молодой диктор с тремя пластырями на лбу. – На данный момент ученые продолжают искать причину загадочной болезни, но ни вируса, ни бактерии, способной спровоцировать данные симптомы, до сих пор не обнаружено, однако доказано, что контакт с больным способен вызвать болезнь. На вопрос, каким именно образом, ответа нет, но мы настоятельно рекомендуем вам не покидать дом и максимально ограничить круг общения.

Мама перевела взгляд на папу, брякнула тарелками о стол и медленно опустилась на табурет. Моя старшая сестра Аня тоже с опаской посмотрела на отца. Он и не подумал реагировать, крепче сжал ложку и принялся за еду.

Кажется, это был первый раз, когда никто никому не пожелал приятного аппетита. Мы ели в полном молчании до тех пор, пока отец не покинул кухню.

Он ушел первым, как всегда, и Аня тут же раскрыла рот.

Да, именно с этого все и началось.

- Меня Макс позвал погулять, можно взять твое платье? – спросила она.

- Нет, - отрезала мама, подхватила тарелку с недоеденной кашей и закинула в мойку. – Нельзя сейчас из дома выходить. Ты слышала про эпидемию.

Аня насупилась, бросила ложку на стол и скрестила руки на груди.

- Да чушь все это! Подумаешь, пара болячек. Ты знаешь хоть кого-то лично, кто от этого умер? Макс говорит, они все выдумали, чтобы…

- Я сказала, нет, - мама повысила голос и снова опустилась на стул, помяла пальцами опухший глаз и тяжело вздохнула.

- Но если я не приду, он Машку пригласит!

- Тем более, нет. Если он готов так сразу заменить тебя Машкой, значит, не так уж и сильно ты ему нужна.

На Анькины глаза навернулись слезы, она яростно выдохнула и сказала то, чего никак нельзя было говорить. Даже в свои двенадцать лет я прекрасно это понимал.

- Это ты отцу не так уж и нужна!

Затем она вскочила из-за стола и скрылась в своей комнате, хлопнув дверью.

- Музыку громко не включай, - крикнула ей вдогонку мама, и в тот же миг стены сотряслись от громоподобных басов.

Да, точно, так все и началось. Я зажал уши руками и сполз вниз по стулу так, что столешница оказалась напротив глаз.

Отец вышел из гостиной, подошел к Аниной двери и без предупреждающего крика легко снял ее с коротких петель, а потом швырнул в коридор. Дверь проехалась по скользкому линолеуму и остановилась у порога кухни. Мама вздрогнула, схватилась за сердце и застыла, словно почуявший беду зверь.

Отец что-то сказал и скрылся в комнате. За музыкой я ничего не услышал. Спустя секунду музыка смолкла, и закричала Аня срывающимся от рыданий голосом:

- Нет, папочка, пожалуйста, нет! Я больше не буду громко включать музыку. Я больше не буду…

Послышался звонкий шлепок, через секунду скрипнула оконная рама, что-то вылетело в окно и разбилось об асфальт. Аня завыла, как минуту назад выла гитара ее любимого музыканта.

Не выдержав, мама кинулась на помощь. Несколько минут я слушал их крики, затем в коридоре появился отец, а за ним мама. Он тащил ее по коридору за волосы туда, где было ее место – на кухню.

Потом все затихло. Мама поднялась с пола, раскрыла морозилку, приложила к глазу пакет с замороженными ягодами и снова села за стол.

- Ешь, - сказала она мне.

Не смея возражать, я выпрямился, схватил со стола ложку и принялся запихивать в рот кашу. Как сейчас помню ее вкус. Отвратительный. Горький от страха и жалкой мысли: только бы папа не заметил меня.

Так и началось, да. Со страха. А потом была ненависть.

Аня сбежала тем же вечером. Вылезла в окно вслед за разбившимися колонками и была такова, как лиса из басни про ворону. Мама ушла искать ее, не приготовив ужин. Наскоро соорудив яичницу для себя и отца, я накрыл на стол и позвал его.

Папа поковырял вилкой в тарелке, не похвалил и не попробовал, только поковырял, а потом сказал:

- Я так больше не могу.

И ушел. Следующие несколько месяцев я его не видел, но хорошо запомнил еще три новых пластыря на его лице.

Мама плакала целую неделю. Аню не нашла, отца и искать не стала. Плакала, готовя ужин, стирая белье и моя полы. Я старался помочь, бегал вокруг, как дурак, без конца наговаривая слова утешения, но она только отмахивалась от меня, падала на ближайший стул или кровать и принималась рыдать еще горше.

Когда мама перестала плакать, на ее шее появился бинт. Я не спрашивал, откуда он, но заметил у прохожих на улице и у дикторов по телевизору такие же бинты и пластыри в разных местах. Сомнений не осталось, эти болячки и были симптомами болезни. Мама подхватила их от отца, а отец, видно, принес откуда-то с улицы. Осознав, что тоже могу заразиться, я заперся в ванной, разделся и внимательно себя осмотрел, но ничего кроме пары прыщей на лице да старого шрама от пореза на ноге, не заметил.

Вздохнул с облегчением и впредь старался держаться от мамы подальше.

Она не возражала. Чем меньше я ее доставал, тем тише она себя вела и тем реже вставала с кровати. И совсем скоро мне пришлось самому готовить еду.

Запасов в кладовке хватало. Мама не разрешала мне гулять, говорила, что это опасно. Я тоже не рвался на улицу. Со сверстниками не дружил и привык проводить время за компьютером.

Последний мой реальный друг заявил мне, что я трусливый щенок, еще год назад. Он потащил меня на заброшенную стройку, забрался на стрелу ржавого крана и позвал за собой, но я лезть отказался. На этом наше общение прекратилось.

Помню, я ужасно расстроился тогда, закрылся в комнате и разревелся, как ребенок. А Аня сказала, что это ерунда. Вот подрасту, и появятся новые друзья. А Пашка – дурак и вырастет уголовником. А потом будет на меня работать, потому что я умный и, в отличие от него, закончу «настоящий!» университет.

Я тогда развеселился, хоть в глубине души прекрасно знал, что Пашка прав. Я – трусливый щенок. И дело даже не в кране, а в том, как тряслись мои колени каждый раз, когда отец кричал на мать.

Я ни разу не видел, чтобы он ее бил. Но я знал, что он делал это, и молчал, потому что боялся, что и мне тоже достанется.

Вслед за воспоминаниями пришла тоска по сестре. У нее смелости хватало, потому она и сбежала с Максом.

Стремясь отвлечься от тоски, я включил компьютер, загрузил игру и провалился в вымышленный мир. Игры занимали особое место в моей жизни. Там, в виртуальной реальности, я был смелее, умнее и сильнее. Тот я не позволил бы отцу обидеть маму и сестру и не отпустил бы так просто.

С каждым новым уровнем уходил и страх. Пока я был там, мир за окном не имел надо мной власти. Никаких болезней, никаких предательств и смертей. И я думал, что если интернет не отключат никогда, я смогу остаться там навечно.

Но как только я подумал об этом. Экран компьютера погас. Свет отключили, и я остался наедине с реальностью.

Жизнь превратилась в жидкую вязкую массу, перетекающую изо дня в день. Запасы в кладовой заканчивались. Мама совсем перестала вставать с постели и отказывалась от еды. Я позвонил бабушке, но она не взяла трубку. Я нашел дневник Ани, но не обнаружил там ни одной записи. Позвонил в больницу и услышал нескончаемый поток коротких гудков. Выйти из дома не решился, заперся в комнате и решил экономить.