Книги
Глава 16
К ужину Светлана не вышла, избегая лишний раз сталкиваться с полицейскими, оккупировавшими дом. Невероятно, но возле ее двери действительно выставили охрану… Светлане не верилось, что это все и впрямь с нею происходит.
За окном совсем стемнело, вдобавок и дождь начался – капли размеренно стучали по подоконнику и убаюкивали. Под такой дождь хорошо засыпать, и Светлана сама не знала, что мешает ей выпить одним глотком Василисино варево, переодеться ко сну и закутаться поплотнее в одеяло. Но что-то тревожило и заставляло глядеть за стекло: южнее, должно быть над самым Петербургом, бушевала настоящая гроза с белесыми нитями дождя и вспышками молний. Ветер южный, значит, меньше чем через час гроза пройдет и над Горками. Светлана поняла, что ее волнует: нужно сказать Алене, чтобы заперла ставни в доме – у Нади-то наверняка все открыто…
Надя! Сердце Светланы пропустило удар.
Не успев додумать мысль, она бросилась из комнаты – что если сестра так и не вернулась с озера?
— Куда?.. – полицейский, дремавший в закутке возле ее двери, растерялся, вскочил на ноги, но не посмел, однако, даже прикоснуться к ней. - Ваша светлость… запрещено ведь…
Но Светлана не стала отвечать. Она спешила добраться до лестницы на первый этаж, когда – грозной тенью путь ей преградил Кошкин, вынырнувший неизвестно откуда.
— Мне казалось, мы обсудили детали вашего домашнего ареста, Светлана Дмитриевна. – Настроен он был как всегда недружелюбно.
Но ему Светлана тоже не ответила, поскольку внизу уже видела Петра:
— Где Надя? – выглядывая из-за плеча Кошкина, крикнула она. - Вернулась уже?
Тот растеряно покачал головой. Петр как раз запирал входную дверь на ночь, и по всему было видно, что тоже совершенно забыл о своей юной барышне.
— Позвольте, Степан Егорович, - молящее заговорила тогда Светлана, - мне нужно найти сестру…
Но он, недолго пребывая в замешательстве, резко ответил:
— Я сам приведу вашу сестру.
Впрочем, не успел Кошкин скрыться за дверью, как Светлана бросилась следом – охрана, уже и не пытаясь никого задерживать, к ней лишь присоединилась.
На улице за дождем было наблюдать куда неприятней: капли оказались холодными и колючими, а порывы ледяного ветра тотчас заставили Светлану пожалеть, что она не взяла плащ. Но возвращаться она не собиралась. Пока сыщик в замешательстве оглядывался, она уверено направилась к озеру – Светлане не нравилось там бывать, но она знала, что это место было излюбленным у сестры. Дай Бог, чтобы она и сейчас оказалась там.
Надя действительно сидела на берегу и, судя по всему, уже давно: маленькая, хрупкая, сжавшая в комок от холода, она обхватила себя руками и дрожала всем телом.
— Надюша... – робко позвала Светлана, не решившись сделать больше и шага. Все чувства в ней затмевала сейчас жалость и стыд оттого, что она, старшая сестра, довела девочку до подобного. Родители никогда бы ей этого не простили. - Надюша, пойдем в дом, ты простудишься...
Надя, расслышав голос, метнула в нее взгляд, полный уже не ненависти, как сегодня утром, а отчаяния. Должно быть, она и впрямь чувствовала себя словно в клетке, из которой и лететь ей некуда, и взаперти сидеть нет более сил.
— Ну и пусть простужусь – с тобою я не пойду! – услышала Светлана сквозь шум дождя. А после сестра, цепляясь за каменные выступы, поднялась на ноги.
Теперь уже было заметно, что Надю не просто трясет от холода – ее била крупная дрожь. Кажется, она едва стояла на ногах, но все равно начала забираться дальше, меж огромных валунов над озером, желая сбежать от Светланы.
Светлана чувствовала себя совершенно беспомощной, знала, что сестра не послушает, и лишь просила – слабо, ни на что не надеясь:
— Не ходи, Надюша, ты поскользнешься, упадешь… И... там ведь змеи...
— Да, здесь полно змей! – оглянувшись, жестоко подтвердила Надя. - Поэтому, надеюсь, ты оставишь меня в покое!
Дождь, усиливаясь, все больнее хлестал по щекам; полицейские, застыв где-то позади Светланы, не решались лезть в семейную ссору – и совершенно верно. А Светлана беззвучно плакала, смешивая собственные слезы с потоками дождя, и отлично знала, что наказать ее больше, чем уже наказала сестра, не сумеет ни один полицейский, ни один самый суровый в мире суд.
А ежели с Надей что-то случится – если она сорвется с камней, или ее и впрямь укусит змея... ад на земле, родившийся из чувства вины, не прекратится для Светланы никогда.
Вместе с этой мыслью ее будто толкнуло что-то вперед, к валунам – на окрики полицейских она внимания по-прежнему не обращала. Камни, намокшие под дождем, и впрямь были очень скользкими, а мелкая галька под подошвой туфель то и дело перекатывалась, не давая Светлане твердо стоять на ногах. По правую руку расстилалась настоящая пропасть – пусть и не глубокая, но вполне достаточная для того, чтобы, упав с высоты в воды озера, разбить себе голову.
С трудом нащупывая тропинку из более-менее устойчивых камней, Светлана вскоре догнала сестру: в летнем своем платье с открытыми руками она сидела на камне и пустыми от безысходности глазами следила, как приближается Светлана. Бежать ей больше было некуда – дальше только бездна.
— Пойдем домой, Надюша, - снова позвала Светлана, - ты, верно, уже больна.
— Ты ведь боишься змей! – с какой-то истеричной насмешкой сказала Надя. - А они здесь повсюду – так и кишат вокруг!
И снова ее посиневшие губы затряслись – то ли от холода, то ли от сильных переживаний.
— Дурочка моя, - без сил покачала головой Светлана, - я не змей боюсь – я тебя боюсь потерять. Давай руку, ты озябла совсем.
И снова на лице Нади отразилась растерянность, как будто ждала она от Светланы чего-то другого. Впрочем, тоже ненадолго: упрямица сдвинула брови, явно собираясь одарить сестру новой колкостью – да не успела.
Вынырнув откуда-то из-за спины Светланы, следователь Кошкин грубо, но крепко ухватил Надю за руку – но та и не сопротивлялась вовсе. Светлана только сейчас поняла, насколько девочка ослабла: она, повиснув на руках Кошкина, почти лишилась чувств. Только посиневшие Надины губы слабо шевелились – лишь Светлана да Кошкин могли расслышать ее голос:
— Все равно не прощу. Никогда не прощу тебе этого. Никогда. Никогда…
* * *
Слова эти еще долго звучали в голове Светланы, пока она, спрятав лицо в ладонях, сидела у постели больной сестры.
Василиса с Аленой переодели ее в сухое, но девочка все равно успела простудиться. Несмотря на мертвенную бледность кожи, лоб ее горел. Она сперва бредила, то вспоминая папу, то своих подруг-смолянок, то обращаясь к Светлане и обвиняя ее – без конца обвиняя в том, из-за чего Светлана и так не могла найти себе места. Неужто Надя и впрямь успела столь сильно влюбиться в Боровского?.. Пользы от присутствия Светланы в комнате не было – стоило бы уйти… но Светлана не смела двинуться с места, закрывая сухие глаза ладонями, и слушала, слушала… Это ее наказание. Она заслужила это, вполне заслужила.
Потом Надя затихла, уснула и лишь тяжело дышала, иногда вздрагивая во сне. Алена, а следом и Василиса, попросили разрешения уйти спать, потому как было уже за полночь – а Светлана снова осталась.
Еще спустя какое-то время в дверь постучали и, дождавшись ее позволения, вошли. Кошкин. Очень серьезный, как всегда, с нахмуренными бровями. Светлана подумала, что он клянет ее, должно быть, последними словами. И себя заодно – что поддался уговорам и позволил ей дождаться похорон.
«А что, если он передумал?» — испугалась Светлана и с беспокойством заглянула ему в лицо. Нет, ей сейчас оставить Надю решительно невозможно!
