Книги
Глава 15
— Ох, беда-то какая, ох, беда-беда… Это ж за какие грехи тебе, голубка моя, наказание такое, чем же ты Господа так прогневала?
Василиса, не умолкая ни на секунду, убирала в спальне следы давешнего переполоха. Простыни и покрывало застирала Аленка, прикроватный коврик, залитый кровью Сержа, Алина самолично сожгла в печи. Она же дала всем указания, что делать и что говорить полиции. Забрала с собою Сержа и пообещала, что все уладит.
Под конец только, сидя в коляске, она покачала головой и сказала:
— Ну и наворотила ты дел, Светланушка…
Впервые в жизни Светлана видела в ее глазах растерянность.
Сейчас, к вечеру, в доме ничего уже не напоминало о том, что случилось утром – Василиса зашла лишь постелить свежие простыни.
Светлана, не слушая из будуара ее причитаний, сидела в широком кресле, подобрав под себя ноги и прижавшись виском к горячей чашке с Василисиной настойкой. Глаза ее бесцельно глядели в противоположную стену.
Думала она не о том, чем прогневала Бога, а о том – что сделать ей, чтобы уберечь домашних от нее самой. Запереться в комнате? Никого к себе не пускать?.. Но как воплотить это в жизнь, если она русским языком велела Василисе не входить сюда больше – а та через минуту вернулась со своими простынями!
Светлана уже знала, что жизни Сержа ничего не угрожает, но ей дурно становилось при мысли, что она может устроить подобное еще раз. А если она больше не промахнется? Как не промахнулась с Павлом… и с Леоном. А если в следующий раз рядом окажется Надя?
Не сдержавшись, Светлана порывисто встала, едва не плеснув содержимое чашки, и подошла к распахнутому окну. Лица тотчас коснулась прохлада, принесенная с озера – сырая, пропахшая тиной и мокрой хвоей. Это несколько взбодрило Светлану, стряхнуло сонную оторопь и заставило сосредоточиться на главном. На мысли, что нельзя более полагаться на судьбу, нужно непременно что-то делать.
— Надюша еще не вернулась? – напрягая голос, крикнула Светлана в спальню.
— На озере барышня, - помедлив, ответила экономка, - Аленка звала-звала, так те ни в какую не желают возвращаться. Ну, ничего – как проголодаются, сами прибегут.
Светлана не ответила. Подумала только, что даже хорошо, что Надя теперь сторонится ее. Обидно, больно, горько – но Надюша все верно делает.
Озябнув наконец возле открытого окна, Светлана плотнее запахнула капот , который так и не переодевала с утра, и, решившись, села к секретеру, достала бумагу и перо. Аккуратно обмакнув его в чернильницу, она вывела посредине листа: «Духовное завѣщаніе».
Она не собиралась расписывать, кому достанется ее имущество – кроме Нади у Светланы все равно никого не было. Хотя, разумеется, Наде нужен опекун, и завтра же Светлана собиралась поговорить об этом с Алиной. В завещании она лишь сделала несколько распоряжений насчет подарков слугам, старым друзьям и одну треть из своих сбережений, как и собиралась, отписала детскому приюту при Мариинском девичьем монастыре близь Гатчины. Потом, странно ухмыльнувшись – странно для человека, пишущего завещание, — отметила, чтобы ту шляпку оттенка vert-de-gris со страусовым пером непременно отдали Алине.
Шляпку прошлым летом они с Алиной заприметили на витрине лавки во время поездки в Сердоболь, и обе нашли ее очаровательной. Правда Светлана, будучи несколько проворней, первая отдала за нее деньги. Чтобы через неделю подарить ее Алине на именины. Алина же от подарка открещивалась, заявляя, что Светлане шляпка идет куда больше, и имела наглость на Рождество передарить ее обратно… Тем подруги и развлекались, заставляя несчастную шляпку кочевать из одного гардероба в другой, но так ни разу и не надев.
— Ну, так пойду я, барыня? – раздался за плечом голос Василисы, и Светлана, вздрогнув, скорее прикрыла написанное рукой, дабы избежать нового потока причитаний. – Мне ведь еще и ужин готовить.
— Да-да, иди, и, ежели не позову, то не беспокой меня более.
Та поспешно закивала и, наконец, ушла. Светлана же, сбитая с мысли, принялась перечитывать завещание – когда в комнату вновь ворвалась Василиса:
— Барыня, барыня, – та была до смерти перепугана теперь, - из полиции снова приехали! Что делать-то, что делать?! Сюда, к вам, идут!
Хоть Светлана и знала, что полиция рано или поздно явится, все равно разволновалась не на шутку.
— Вели подождать за дверью… мне одеться нужно.
Незваного гостя можно было бы принять и в капоте – невелика птица, но Светлана, отчего-то догадываясь, что это именно Кошкин, решила, что он ее неглиже может счесть за очередную попытку совращения. А Светлана и после первого раза не знала, как сумеет смотреть ему в глаза.
Светлана, однако, не учла, что является главной подозреваемой в убийстве, а раз так, то, по мысли сыщика, за дверью она вполне могла сейчас уничтожать улики, вооружаться, пытаться вылезти через окно – но никак не менять один наряд на другой. Потому Кошкин совершенно неделикатно толкнул дверь и ввалился в будуар, не обращая внимания на препятствующую ему Василису:
— Не пущу! – загораживая тучным телом Светлану, едва успевшую развязать ленты своего пеньюара, кричала экономка. – Ни стыда, ни совести! Сказано вам – за дверью ждите, одеваются госпожа!
Впрочем, Кошкин и сам, поняв, что вылезать в окно здесь никто не торопится, спешно отвернулся. Укрываясь за ширмой, Светлана успела отметить, как трогательно вспыхнули красным кончики его ушей.
— Простите, – нервно сказал он. – Сейчас вечер, я не думал, что вы и впрямь одеваетесь. Я прошу вас поторопиться.
— Не извиняйтесь, я все понимаю. Василиса, помоги… - Руки от испуга немного дрожали, и у Светланы никак не выходило справиться со шнуровкой. А потом она спросила то, что и впрямь ее волновало: - Мне… одеться для выхода, или вы приехали просто побеседовать?
— Покамест просто побеседовать. Вы не возражаете, если я осмотрю спальню?
— Разумеется, сколько вам будет угодно, - скорее ответила Светлана и потом лишь подумала, что Алина велела по возможности полицию в спальную не пускать… – Василиса, спасибо, ты можешь идти. Иди, Василиса! – добавляя в голос железных ноток, повторила она.
Экономка помедлила, еще раз осуждающе глянула в сторону Кошкина и скрылась за дверью.
Светлана, уже одетая, заканчивала с рядом мелких пуговиц и в щель между створками ширмы то и дело посматривала на Кошкина – благо анфилада комнат позволяла видеть, что он делает в спальне.
А тот, заложив руки за спину, с чрезвычайно серьезным видом стоял как раз боком к Светлане, и она поймала себя, что любуется его профилем с идеально прямой линией носа. Подумалось невольно, что такой благородный профиль вполне мог бы принадлежать представителю потомственной аристократии. О корнях Кошкина Светлане ничего не было известно, но отчего-то она пребывала в уверенности, что происходит он в лучшем случае из мещан. И решила она так не потому, что он как-то недостаточно хорошо говорил или одевался: Кошкина с головой выдавала боязнь допустить промах; боязнь жестом, взглядом, словом приоткрыть себя настоящего – такого, каким его знают родители и самые близкие друзья.
И главное даже не то, что эти промахи Кошкин все же допускал, а что он именно боялся их допустить. Но отчего-то именно это Светлане в нем нравилось – и даже сейчас, в незавидном ее положении, забавляло.
Когда же Светлана выбралась из-за своего укрытия-ширмы, оказалось, что столь внимательно Кошкин разглядывает ее постель. А точнее резную деревянную спинку, в которой – Светлана пошатнулась, поняв, что пропала окончательно: в спинке можно было заметить сквозную выбоину величиной не больше ногтя – сделанную пулей.
