Глава 12
Светлана не помнила, когда в последний она раз рыдала вот так – не помня себя, до головной боли, до озноба во всем теле. Порой, казалось, она выплакала уже все и сумела взять себя в руки, но, стоило вспомнить эту отвратительную сцену, это презрение в его взгляде, эти обидные колкие слова… и снова она не видела ничего, кроме пелены слез перед глазами.
Что он теперь думает о ней? Он считает ее убийцей, это понятно, и с минуты на минуту непременно вернется, чтобы заковать ее в кандалы, как преступницу. Но это еще можно пережить, а вот то, что он думает о ней как о последней шлюхе… Впрочем, шлюха она и есть.
Светлана вполне отдавала себе отчет, что, ежели б на месте этого сыщика был кто-то другой, даже менее привлекательный, она бы сделала все то же самое. У нее не было выбора! Если есть хоть малейший шанс избежать наказания и не ставить на будущем Нади крест, сделав ее сестрой каторжанки – она обязана этот шанс использовать. Не имела никакого права не использовать!
Потому Светлана, хоть и чувствовала омерзение к самое себе, иного пути не видела. С ней кончено, и нет смысла разыгрывать из себя невинную гимназистку. Не нужно ждать чуда, его не будет.
Но она сглупила, понадеявшись провернуть этот трюк с Кошкиным. Ведь показалось же ей в какой-то момент, что он не из тех, кто воспользовался бы столь низкой женщиной. И он действительно не воспользовался. Вероятно, он даже думал о ней лучше, чем она есть на самом деле. Но теперь уж…
И очередной приступ рыданий лишил ее способности думать хоть сколько-нибудь трезво.
Светлана не заметила, когда именно в библиотеке появилась Василиса, но та тотчас принялась суетиться вокруг, уговаривать то умыться, то лечь в постель, в конце концов, экономке даже удалось заставить ее выпить отвар из ромашки и мяты. Неизвестно, что она еще туда добавляла, но на Светлану это варево всегда действовало успокаивающе.
Помогло и в этот раз. Слезы еще продолжали водопадом катиться из глаз, но она, по крайней мере, больше не тряслась от рыданий. Да и мучительное чувство стыда как будто притупилось.
— Пойдем, золотая моя, - Василиса завела Светланину руку себе за шею и настойчиво повела ее куда-то. Светлане не хотелось идти, да и полицейский ведь сейчас вернется, чтобы арестовать ее – но она даже Василисе сопротивляться не могла. А та по пути продолжала увещевать: - Пойдем, золотая, рассвет уж скоро, но ты поспи – я Аленке скажу, чтоб не шумела и тебя не будила.
Светлана не помнила, как Василиса раздела ее и уложила в постель, как опустила портьеры, чтобы утренние лучи не пробивались в комнату, и прикрыла дверь за собою.
Потом она, кажется, уснула. Сон был легким, словно прозрачная вуаль, готовым оборваться в любой момент, от любого шороха. Потому, когда дверь, тихонько щелкнув, отворилась – Светлана тотчас подняла голову с подушек.
Это был Серж.
— Ты еще спишь, моя соня? - Не раздеваясь, он забрался к ней на кровать, сходу целуя Светлану в пересохшие губы. – Вокруг дома столько полиции – никак тебя охраняют? Но меня не видели…
Упоминание полиции снова кольнуло Светлану, теперь безучастную ко всему. Она поморщилась и уперла ладони в плечи Сержа, пытаясь оттолкнуть его:
— Ах, оставь! Серж, прошу, не сегодня…
Тот покорно шепнул:
— Ты переволновалась вчера, я понимаю. Я просто побуду рядом.
Однако ж губы его все еще мягко касались ее лица – вероятно, он считал, что таким образом успокаивает ее.
— Нет, уходи, – Светлана слабо пыталась увернуться, зная, чем заканчиваются все его «просто побуду рядом». И, наконец, выкрикнула, плохо отдавая себе отчет: - Серж, пойми ты, это должно прекратиться! Я не люблю тебя!
Сказала и сама испугалась. Хотя и раньше она не клялась ему в любви особенно горячо, но то, что она его любит, считалось меж ними само собою разумеющимся. Должно быть, Серж ей просто не поверит теперь.
А он, впервые услышав опровержение своих мыслей – да еще и столь экспрессивное – и впрямь замер. С полминуты, наверное, думал, что ответить, и, наконец, нашелся:
— Верно, ты чувствуешь вину перед Раскатовым, потому так говоришь. – Догадка эта стала для него спасительной, Серж действительно отказывался ей верить. – Но пойми, mon cœur, ты ни в чем не виновата. Что же в этом плохого, ежели двое любят друг друга?!
И, сказав так, Серж снова принялся искать ее губы, а Светлана лишь со стоном вздохнула, уже и не пытаясь увернуться. Она не знала, какие еще слова отыскать, чтобы он понял: ее муж не имеет к этому ровным счетом не никакого отношения…
* * *
Ей снился душистый яблоневый сад, что цвел здесь, пока Горки были поместьем Холиных. Серж, темноволосый, с трогательным юношеским пушком над верхней губой, заглядывал ей в глаза и спрашивал:
— Ты всегда будешь любить меня? До конца жизни?
Он крепко держал руку Светланы в своей и смотрел в ее глаза так, будто от ответа зависела вся его жизнь. Светлане было лишь семнадцать, но даже в свои неопытные годы она поостереглась давать подобные обещания:
— Откуда ж я знаю, что будет через десять лет, или даже через год, глупенький? – Она попыталась свести все к шутке: – Может, я стану страшной, толстой, как повариха Холиных, и ты первый же меня разлюбишь.
Но Серж слабо улыбнулся, отвечая более чем серьезно:
— Я буду любить тебя всегда, Светлана, до самого последнего вздоха.
Светлана ему не поверила, рассмеялась. Кажется, уже тогда она знала в глубине души, что пожениться им не позволят. А раз так, - полагала она, - то и о клятвах своих Серж забудет очень скоро. Потому легко сказала то, что он хотел услышать:
— И я буду любить тебя всегда-всегда, глупенький. До самого последнего вздоха.
Ох, сколько раз потом Светлана жалела об этом обещании… И тогда, после откровенного разговора с Алиной, когда он в первый раз вот так же точно явился незваным в ее спальню. Он напоминал ей те слова, а на все доводы Светланы с искренней наивной верой отвечал: «Ведь ты же клялась тогда! Я видел по твоим глазам, что ты не лгала. И, что бы ты ни говорила теперь, я знаю, что ты всегда будешь меня любить».
Тогда Светлана уступила ему в первый раз. Отчасти потому что клятвы следовало соблюдать, а отчасти, потому что надеялась, что прежняя детская любовь и впрямь вернется. Не вернулась. Хотя Светлана все еще ждала ее – до этой ночи. Сегодня она особенно ясно осознала, насколько отвратительна ее связь с Сержем – для названия подобной связи в русском просторечном языке есть вульгарное, но зато очень емкое слово, прекрасно характеризующее их с Сержем отношения.
Не брак Алины уничтожала она, позволяя Сержу целовать себя, а собственную свою жизнь.
* * *
Портьеры уже не спасали от лучей солнца: за окном был день, когда она очнулась во второй раз. И сразу поняла, что это снова пришло.
Прошлой ночью, когда она убила Павла, все было так же. Не сон, не явь, а что-то среднее. Полусон. Тело казалось тяжелым, будто пудовыми цепями прикованным к кровати, мысли же как в нервной лихорадке метались в голове, не позволяя ни на чем сосредоточиться. Светлана теперь до замирания души, до оторопи во всем теле боялось, что все повторится.
Подняться с постели было неимоверно трудно, но еще несноснее было лежать подле спящего Сержа… Светлана с трудом, будто пьяная, цепляясь за стены и спинку кровати, поднялась на ноги. Все плыло перед глазами и шаталось – или это саму Светлану качало из стороны в сторону. Яркие, почти живые образы то и дело возникали перед глазами: вот Павел смотрит на нее из угла с молчаливым укором, вот Леон кричит и беснуется, вот Серж требует, чтобы она клялась ему в любви. Была здесь и Надя, которая, перемежая слова слезами, твердила ей, что никогда не простит…