Глава 11
Это действительно был Леонид Боровской, сомневаться не приходилось: личность подтвердил Рейнер, который нашел тело и который теперь стоял поблизости, угрюмый и задумчивый. Молодой человек был убит выстрелом в грудь, а потом тело попытались укрыть, сбросив в воду. Причем подошли к задаче весьма серьезно – к ногам Боровского была привязана веревка с оборванным краем, вероятно, к ней крепили камень, чтобы тело не всплыло.
— Здесь есть поблизости мост или что-то подобное? – хмуро спросил Кошкин у Рейнера.
— Нет, озеро хоть и глубокое, но небольшое совсем – моста здесь никогда не было, - отозвался тот. Помолчал и добавил: - Утопить тело могли, только отвезя его на середину. В лодке.
Кошкин не ответил ему. Он был еще мрачнее и сосредоточеннее чем обычно – того, что найдет своего главного подозреваемого убитым, он никак не ждал. Это полностью рушило его схему: любовник убил мужа – это еще можно понять, но кому, черт возьми, понадобилось убивать и мужа, и любовника?!
Кошкин поднял глаза и тотчас встретился со взглядом графини. Она-то что здесь делает? Та вовсе не выглядела напуганной и, кажется, прислушивалась к каждому их слову.
Впрочем, заметив недовольство Кошкина, Раскатова тотчас тихонько сказала:
— Я буду в доме, в библиотеке, если понадоблюсь.
Удерживать ее никто не стал, а вслед за графиней сразу ушла и ее подруга, Гриневская, хозяйка дачного поселка. Кошкин так и не успел ее допросить, но собирался это сделать в самое ближайшее время.
Девятов кашлянул, привлекая к себе внимание, и вполголоса одному Кошкину сказал:
— Я успел изучить следы, которые мы собрали в лодке днем – на днище именно кровь и ничто иное. А на древесине, напомню, синие нитки. Такие точно были на пороге террасы.
А Боровской, меж тем, одет именно в синий сюртук. В лодке и на пороге террасы убийца оставил не свои следы, а жертвы. Еще одной. Боровской стал свидетелем убийства графа, за что и поплатился.
Была глубокая ночь, а где-то меж сосен небо уже розовело восходом. Люди Кошкина пытались осветить пустынный берег масляными лампами и даже с упорством – по его приказу – искали в траве новые следы… Но он сомневался в успехе предприятия. Слишком темно. Да и что здесь осматривать, если тело вытащили из воды, а убили Боровского явно в другом месте.
— Михаил Алексеевич, проследите, чтобы труп доставили в Петербург, в прозекторскую, - распорядился он. - Мне нужно знать, из одного оружия убиты граф и Боровской или нет… Покамест все. Выполняйте.
Девятов кивнул и сомнением спросил:
— Вы, стало быть, в Петербург не едете?
— Мне нужно Гриневскую допросить, пока она здесь.
Однако не успел Кошкин сделать и шага, как его окликнул Рейнер:
— Степан Егорович, могу я побеседовать с вами наедине? Это важно.
После недолгой заминки Кошкин кивнул, понадеявшись, что Гриневская его все же дождется, и они с Рейнером отошли от остальных. Рейнер даже настоял, чтобы они покинули этот участок берега, отгороженный валунами, и вышли к той скамейке, где днем Кошкин допрашивал сестру Раскатовой.
А теперь на этой скамейке сидел, подтянув к подбородку колени, мальчик лет девяти-десяти и ежился от ночного холода.
— Это Максим, мой племянник, - сказал Рейнер прежде, чем Кошкин успел что-то спросить, - вчера вечером, примерно в то же время, когда произошло убийство, он сидел там, за валуном, и кое-что видел. - Кошкин, оживившись, бросился, было, к мальчику, но Рейнер придержал его за плечо: - Однако я прошу вас… у этого убийцы, судя по всему, нет ничего святого. Ведь Леона он застрелил лишь потому, что тот не вовремя оказался в библиотеке? Я прошу вас… о том, что видел Максим, никто не должен знать.
— Да-да, я понимаю, - поспешно кивнул Кошкин.
Приблизившись к скамейке, Рейнер скинул свой сюртук и укрыл плечи мальчика, быстро сказав ему что-то. Мальчишка при этом разглядывал Кошкина.
— Вы полицейский? – с любопытством спросил он.
— Не совсем, - Кошкин присел на скамейку, - скорее, Чиновник по особым поручениям.
— А-а-а… - в голосе мальчика чувствовалось разочарование. – А у вас пистолет есть?
— Только револьвер, к сожалению, - Кошкин даже улыбнулся этой непосредственности.
Потом, помедлив, вынул из-за полы сюртука оружие, убедился, что курок не взведен и дал мальчику.
— Здо-о-орово… - протянул тот, примеряя в руке увесистый револьвер. – «Смит-Вессон»?
— Нет, швейцарский «Наган» , - просто ответил Кошкин, делая вид, что не удивился такому вопросу.
— А отчего не «Смит-Вессон»? У «Смит-Вессона» калибр ведь больше.
— Зато «Наган» легче и надежнее, - всерьез начал рассуждать Кошкин. - И барабан у него на семь патронов, а не на шесть. А за счет того, что калибр меньше – выше скорость пули.
— Ясно… - Максим с еще большим уважением глядел на револьвер. – Просто у батюшки «Смит-Вессон» 1871 года, вот я и думал, что он самый лучший…
Рейнер неловко кашлянул и уточнил, должно быть, чтобы оправдать наличие револьвера в доме:
— Брат держит оружие на всякий случай – он и обращаться-то толком с ним не умеет.
Максим, догадавшись, наверное, что сказал что-то лишнее, быстро отдал револьвер и притих. Но Кошкин поспешил их успокоить:
— Многие держат в доме оружие для безопасности – в том нет ничего предосудительного. Максим, твой дядя говорит, ты был на озере вчера вечером, – не спеша начал сыщик подбираться к главному вопросу. – Это правда?
— Правда, - нехотя согласился тот. – Только гувернеру моему не говорите, а то поедом заест.
Кошкин снова улыбнулся, мальчишка ему определенно нравился.
— Я вон там сидел, за камнем. Меня, наверное, никто не видел. И вдруг смотрю… я сначала вовсе не понял, что это такое… из калитки, что на участке графини, выползает что-то. Черное, большое, горбатое – к озеру… темно было очень.
Кошкин насторожился: уж не выдумывает ли мальчишка? Но поразмыслив, понял, что при богатом воображении и в кромешной тьме запросто можно принять человека, волочащего по земле мертвое тело, за «черное, большое, горбатое».
— И что дальше было? – поторопил он.
Мальчик мялся и отчего-то не желал рассказывать. Пока, наконец, не молвил, глядя в землю:
— Не знаю… я убежал.
Кошкин поверил в это не сразу и, конечно, разочарованию его не было предела. Останься мальчишка на берегу, он наверняка разглядел бы, кто грузит тело в лодку. Хотя бы знал точно, мужчина это был или женщина – одного этого Кошкину было б достаточно. Ему хотелось окончательно исключить Раскатову из круга подозреваемых и начать спокойно работать.
Однако мальчик и сам ужасно стыдился своего побега, Кошкин посчитал нужным его успокоить и почти искренне воскликнул:
— Еще бы! Я на твоем месте сам побежал бы так, что только пятки сверкали.
— Вы бы не побежали – вы же взрослый, - с сомнением отозвался тот.
— По-твоему, взрослые ничего не боятся? – хмыкнул Кошкин. – Я слышал, какие легенды ходят про ваше озеро…
В глазах мальчика снова загорелся интерес, и он недоверчиво спросил:
— Вы верите в чудище, которое здесь живет?
— Все может быть, - пожал плечами Кошкин.
Мальчик кивнул серьезно и по-взрослому:
— А я его видел. Нет-нет, да промелькнет что-то черное на дне – с валунов и особенно ночью, при луне, хорошо видно. Только того господина не чудище утащило – это был человек. Зря я убежал.
— Разглядел, кто это – мужчина, женщина?
— Нет, совсем темно было…
— А время сказать можешь?
Мальчик задумался:
— Я когда домой вернулся, часы вскоре один раз пробили. А отсюда до дома, если по суше, то минут тридцать.
«Если убийство произошло в полночь, - отметил про себя Кошкин, - то в половине первого Максим действительно мог видеть на берегу убийцу. Едва ли кого-то другого».
— А лодка, стало быть, находилась на этом берегу? – уточнил он.