Я завис над тайником под Саймоновой кроватью. Под своей я, как и должно быть, насчитал пять банок: две с фасолью, две с капустой и одну с кукурузой. А под его только две банки – обе капустные.
Сосредоточенно сдвинув брови, я перечитываю еще разок названия и поворачиваюсь к брату.
- Кто-то порылся в твоем тайнике?
Саймон неловко пожимает плечами и переводит взгляд на потолок.
- Саймон!
- Я ведь не знал, что нам придется срочно бежать. До стипендии осталось всего два дня, а мама Рузанны очень больна и не может работать. Я хотел только… - он запинается, опускает взгляд и внимательно разглядывает свои ботинки.
- И что? Поцеловала она тебя?
- Ой, да какая разница? Я ведь не ради поцелуя…
- Вот почему ты заставил меня отдать Сесси персики, чтобы я на тебя не гнал. Ну, знаешь…
- На меня не гнал? Ты? На меня? Да если бы ты в первый раздел не поперся… - он яростно рычит и хватается за голову. – Не хочу ругаться опять. И так жопа полная. Если мы сейчас еще и передеремся, это все, пиши пропало!
Я киваю и засовываю капусту в сумку.
- Аптечку еще надо взять.
- Она родительская.
- И что?
Он не отвечает.
Аптечка лежит на кухне и в ней всего пара бинтов да червячная кислота для прижигания без красящего пигмента. За счет разделения кислотной и красящей составляющей местные медики вывели прямо-таки убийственную вещь. Без специального тампона наносить его на рану нельзя, а то вместо лечебного эффекта можно было прожечь в себе еще одну дыру. Как раз именно тампонов и не хватает.
- Радуйся, она бесполезна, - говорю я и убираю стеклянный пузырек с кислотой обратно.
- Хотя бы бинты возьми.
Я недоуменно приподнимаю брови.
- Они же родительские.
- Да, но мы не увидим их больше. Это я на рефлексе сказал.
Он поспешно отворачивается, пряча выступившие слезы.
Родители работают в первую смену, а дедуля Тедди во вторую. Его дома тоже нет. Меня это не удивляет – он вечно пропадает где-то, – но расстраивает. Будь он сейчас дома, наверняка придумал бы что-нибудь.
Мы выкладываем на стол все свои припасы и окидываем их печальными взглядами.
- Нам этого не хватит, - вздыхает Саймон. – Мы умрем с голоду.
- Знаешь, если бы ты не отдал свои консервы Рузанне, мы бы все равно умерли с голоду, - успокаиваю я его. – Нет такой вселенной, где два человека смогли бы тридцать лет прожить на две банки фасоли, четыре с капустой и одну кукурузную.
- Почему тридцать?
- Средняя продолжительность жизни на нашем острове доходит до сорока – сорока пяти лет, так? Я взял на вооружение самый благоприятный исход событий.
- Тридцать лет в горах… - выдыхает Саймон, и его лицо приобретает зеленоватый оттенок.
- Или в каком-нибудь подвале. Зато на заводе впахивать не придется.
Он кидает на меня такой яростный взгляд, что мне хочется провалиться сквозь землю.
- Издеваешься?
А у меня в голове рождается еще более сумасшедшая, чем отсидка в горах, идея. Я хватаю его за руку и раскрываю рот, собираясь выдать новый план.
- Нет, - резко обрывает он, – даже не думай.
- Что? Я же сказать еще ничего не успел!
- Я знаю это выражение лица, - он задирает рубаху и показывает мне большой белый шрам под мышкой, соседствующий с другим огромным шрамом. – Вот, чем все заканчивается, когда на твоем лице появляется такое выражение.
Это случилось два года назад, когда я предложил Саймону построить на крыше дома пункт наблюдения за соседями. Тогда же я и свалился с крыши. А он меня поймал и держал минуты три, пока сломанный козырек впивался ему в бок. Не удержал, правда, и я сломал ногу.
- Я извинялся за тот случай миллион раз. Неужели ты до сих пор меня не простил?
- Простил, но, ты вообще частенько передо мной за что-нибудь извиняешься. Тебе не кажется, что это хороший повод задуматься?
Теперь настала моя очередь прятать взгляд и разглядывать ботинки. Но все равно обидно, что он не хочет меня слушать.
- Идея была неплохая.
Саймон закатывает глаза и разражено вздыхает.
- Сожри тебя черт морской, выкладывай.
- Ходят слухи, что за западными горами есть небольшой прилесок…
- Был, - поправляет меня брат, - лет сто назад.
- А вдруг до сих пор есть! Там как раз лет сто никто и не был.
- Допустим, и?
- Мы могли бы построить плот! – радостно восклицаю я.
- Заткнись. Не бывать этому. Никогда. Понял?
- Почему это?
- Потому что тогда морской черт и впрямь тебя сожрет.
- Ты меня недооцениваешь!
- Неужели? Тогда, раз ты такой крутой, раздобудь нам еще еды. Неизвестно, сколько нам придется отсиживаться.
Я прищуриваюсь и растягиваю губы в ехидной улыбке.
- Ты, правда, этого хочешь?
- Уже не уверен.
Усмехнувшись, я нарочито медленно подхожу к маминому буфету.
- Виктор, не смей! – рявкает Саймон, вскакивая с места.
Нащупав под столешницей буфета припрятанную отмычку, я довольно машу ей. Трудно найти более бережливую женщину, чем наша мама. Она из тех людей, что готовы заморить голодом всю семью, лишь бы побольше еды запрятать в заначку. Сейчас это нам на руку.
- Не вздумай! – Саймон бросается на меня и пытается отобрать сломанную вилку, уже не первый год работающую универсальным ключом от маминых запасов. – Если ты возьмешь у мамы консервы, она нас убьет.
- Саймон, уймись, - осаждаю я его, ловко уворачиваясь от захвата. – Она больше никогда нас не увидит. Ты забыл? Мы собираемся сбежать. И никогда не вернемся домой.
- Но как же… - он сдавленно икает и шлепается обратно на скамью. – Как она будет жить дальше?
- Без нас или без консервов? – уточняю я.
Он молчит, опускает глаза и отворачивается.
- Я не хочу на это смотреть.
- Если нас поймают, эту вину я возьму на себя, идет?
- Не смешно. Ты и так во всем виноват.
Я вскрываю замок и разворачиваюсь к брату.
- Прости, - в очередной раз извиняюсь я, но звучит неубедительно. – Если хочешь, я повторю это еще тысячу раз.
Саймон отмахивается, и я достаю из буфета драгоценные мамины запасы, богатству которых можно смело завидовать самой черной завистью. Здесь есть все: от кислой капусты до соленых слив.
- Черт, обожаю их, - говорю я, сглотнув наполнившие рот слюни. Завтрака мне не досталось, обед в академии я тоже пропустил, а время уже подбирается к ужину, и желудок приветственно ворчит. – Давай откроем одну баночку, а?
- Нет, - отрезает Саймон. – Просто собери все.
Я выкладываю запасы на стол и сажусь на скамью напротив. Саймон обхватывает себя руками и смотрит на них самым печальным взглядом, словно перед ним не еда, а записка с приказом на смертную казнь. Хотя, в целом разница небольшая. Если мы, не дайте боги Пандоры, каким-то чудом выживем и вернемся домой, не сносить нам голов.
- Пойду поищу мешок, - я вскакиваю с места, надеясь скрыться от его обреченного взгляда. Слишком уж он угнетающий. От его вида я острее чувствую реальность происходящего, и внутри загорается душный ядовитый пожар.
Поднимаюсь наверх и, не спеша, обыскиваю нашу комнату. Обилием вещей она не радует – один шкаф да две кровати. Все из тусклого, местами проржавевшего металла. Наш остров вообще славится серостью и сыростью, так что, может, и не вредное производство убивает местный народ так рано. Самая частая и страшная болезнь – пресловутая цинга. Из-за нее капусту нам выдают больше других продуктов, и смотреть на нее уже нет сил. Вторая по частоте болячка – рак. О нем и говорить смысла нет. Ни капуста, ни другие консервы от него не помогают. Если обнаружили что-то подобное, работай, пока силы есть и собирай вещички на Умиральный остров.