Почти всю догу до раздела мы молчим. На улице поднялся сильный ветер, и говорить неудобно. Небо затянуло тучами, и без того вечно серый и мрачный второй раздел стал совсем унылым. На душе скребутся могильники, Восьмой корабль снова встает перед глазами, а вслед за ним вооруженные до зубов стратеги и саблезубые служивые. Я вспоминаю, какой была на ощупь пушка – холодная. Вспоминаю пороховые бочки и огромные ядра. Всего одного хватит, чтобы размазать нас так, что и мокрого места не останется. Капитанский кортик и банка персиков вдруг кажутся мне такими тяжелыми, что я готов свалиться с ног прямо на академической площади.
Протяжный гудок парового экспресса разрезает тишину. Ветер доносит до нас рокот колес. Занятия закончились. Ученики отправились по домам.
Мы останавливаемся возле калитки, ведущей в раздел, и беспомощными взглядами провожаем паровой экспресс.
- Может, не стоит возвращаться? – говорит Саймон, на ходу ковыряясь в ногтях. – Нас ведь там в первую очередь будут искать.
- Да, но как ты в других разделах прятаться собираешься? – Жан вздергивает ворот своей рубахи, обращая внимание на цвет формы. – Слиться с толпой не получится.
- Но домой мы точно не пойдем.
- Пойдете. Соберите вещи и консервы. Все, что удалось скопить. А я пока подумаю, где вас можно спрятать.
Мы с братом переглядываемся. Накоплений у нас не так уж и много. Стипендия-то тоже только одна на двоих. Есть мы стараемся поменьше и уже заработали болезненную худобу, бледность кожи и периодические головокружения, но запасов все равно катастрофически мало.
- Негде нам прятаться, - обреченно вздыхает Саймон. – Остров малюсенький.
- В горы пойдем, - предлагаю я, указав рукой на Западную гору, такую огромную, что ее верхушка покрылась снегом. – Туда никто из местных и не подумает сунуться.
- А стратеги? – фыркает Жан. – Соображай активнее.
- Это будет уже не важно, - встревает Саймон со своим извечным унынием. – Мы там и часа не протянем. Даже кладбище не перейдем – могильники нас сожрут.
- Ночью перейдем, - не сдаюсь я. – Они ночью спят. Если шуметь не будем, они нас и не заметят. Я сто раз на кладбище бывал. Там чего только не найдешь? Помнишь, я тебе картину принес с девушкой…
- До ночи за нами уже придут, - он в очередной раз смотрит на часы. – Корабль прибудет через двадцать минут. Еще через десять стратеги доберутся до завода. А там до раздела рукой подать. Пешком они ходить точно не будут. У них извозники, и служивые, и еще, черт знает, какое оружие. Зачем ты вообще забрался в первый раздел?
- Да, мне тоже интересно, - поддерживает его Жан. – Не хочешь рассказать подробности?
- Нет, - честно признаюсь и получаю еще один болезненный толчок в свежую рану от жировика.
- Выкладывай, - сквозь зубы рычит на меня Саймон.
Ему я отказать не могу, и с трудом поборов стыд и смущение, выкладываю все как есть. Говорю почти всю дорогу до дома. Саймон и Жан не перебивают, но как только я заканчиваю, Жан презрительно фыркает.
- Какой же ты придурок, так вляпаться из-за девчонки. И ладно бы из-за нормальной какой, а то ведь… Сто Первая!
- А что с ней не так? – удивляется Саймон.
- Шутишь? Да она эгоистка и полная дура.
Внутри вскипает ярость, и я делаю шаг вперед.
- Эй! За языком следи.
- Я знаю, что говорю. Она именно такая. И подари ей хоть все консервы мира… хотя нет за консервы она, может, и продастся. Но на любовь можешь не рассчитывать. Ты ей не понравишься.
Нет, это уже слишком.
- Да? А со мной что не так? – я хватаю его за воротник и уже собираюсь хорошенько наподдать, но Саймон вклинивается между нами.
- Так, не драться! Вам что, проблем не хватает? Не гони, Жан, все девчонки капризные и требуют уйму внимания. А в нашем случае стараться надо втройне.
Моя челюсть отваливается и шлепается на пол. Я никак не ожидал, что брат меня поймет и поддержит. Что-то тут не так. Уж не втюрился ли он сам в какую-нибудь девчонку? И тут я припоминаю, как час назад брат подсел за парту к Сто Восемьдесят Четвертой.
- А! – я тычу в него пальцем, будто застал за совершением преступления.
- Что? – он недоуменно вздергивает брови.
- Ты втюхался в Рузанну! Почему ты не рассказал мне?
- Нет… ничего такого…
- А вот и да! Смотри мне в глаза. Я все вижу.
- Ой, да отстань! – отмахивается он, краснея до кончиков волос. – Я же сказал, ничего такого.
- А вот и да!
- А вот и нет!
- Да!
- Сказал, нет.
- Но ведь да! Да?
- Вы совсем рехнулись? – вспыхивает Жан и яростно выпучивает на нас глаза. – Вам, может, жить осталось несколько часов, а вы о девчонках думаете?
Мы с братом переглядываемся.
- Он еще не созрел, - говорю я, качая головой. – Подрастет – поймет.
Саймон согласно кивает. Жан закатывает глаза.
- Черт с вами. Идите собирайтесь. Встретимся через час на набережной. И смотрите в оба, дурни. А то, за мечтами о подружках, проморгаете стратегов.
С этими словами он поворачивает на поперечную улицу и скрывается за соседним домом.
Саймон задумчиво кусает губы.
- Персики еще у тебя?
- Да, а что?
- Ты еще хочешь подарить их ей?
Я удивленно вскидываю брови.
- Ты серьезно спрашиваешь? Ну-ка напомни мне, сколько консервных банок у нас дома отложено на черный день?
Саймон возводит глаза к небу, припоминая.
- Двенадцать?
- Одиннадцать. Одну я утром отдал Джиму. Но если считать эту, - я достаю из сумки банку персиков, - тогда без потерь. А может, нам ее кто-нибудь поменяет? Надо было у Жана спросить. Его отец шарит в этой теме. Ты не знаешь, сколько они могут стоить?
- Много. Ни у кого на острове нет столько консервов. Так что, Сесси точно не устоит.
Сердце екает. Я неуверенно пожимаю плечами и принимаюсь ковырять ногой брусчатку.
- Наверное, ты прав.
- Никто бы не устоял.
Я протягиваю банку брату.
- Тогда я ее лучше тебе отдам. Типа компенсация.
- То, что ты у меня отнял, стоит в разы дороже, - выговаривает он каждое слово, прерываясь на многозначительные паузы, и тычет пальцем мне в грудь. - Я сказал, иди и отдай их девчонке, ради которой разрушил мою жизнь. И молись, чтобы Жан оказался не прав. Она ведь того стоит?
- Дурацкий вопрос, - обижаюсь я.
Ну, откуда мне знать? Рядом с Сесси вообще трудно оценивать ситуацию. Стоит мне встретиться с ее карими глазами, как все внутри переворачивается, а голова идет кругом. И сердце стучит так, что заглушает мысли. Я никогда не смотрел на нее с оценочной точки зрения. Я просто смотрел на нее и все. Потому что глаз оторвать не мог, а не потому, что выяснял, сколько консервных банок может стоить такая девчонка.
- Дурацкий, - соглашается Саймон. – Но эта банка нам все равно погоды не сделает, так что… ты украл ее не для меня. Иди и доделай хоть что-то до конца и нормально.
Саймон указывает пальцем вверх по улице, туда, где стоит дом четы Сто Первых. Я смотрю в указанном направлении и снова перевожу взгляд на брата. Сердце болезненно сжимается.
- А если ее нет?
- Развозка прошла, когда мы выходили из раздела.
Ладони потеют. Я крепче перехватываю банку консервов.
- Подождешь меня?
Саймон кивает и подталкивает меня в спину.
- Не дрейфь. Это последний день в твоей жизни. Давай, как в той книжке.
Я не понимаю, о какой книжке он говорит, и мысленно отмахиваюсь. Щеки обжигает жаром, и, кажется, подскочило давление. На негнущихся ногах я дохожу до ее дома, несколько раз обернувшись по пути на брата. Он подгоняет меня, взмахивая руками.
Уж не знаю, что творится в его голове, наверное, шок еще не отпустил. Я вообще не так хорошо угадываю его мысли, как он мои. Дедуля Тедди считает Саймона тонко чувствующей творческой душой. Видать, эта самая душа здорово бьет по мозгам. Но я ему благодарен. Если это наш последний день, я хотел бы еще раз увидеть ее.