Книги
В академии меня снова ведут к кабинету завхоза, только теперь не для аудиенции у капитана, а на ковер. Я – провинившийся стратег. Есть два варианта развития событий: меня накажут или выгонят. Хотя нет, три. Капитан прочитает мое прошлое и казнит меня вдогонку другим членам сопротивления.
Как ни странно, мне почти не страшно. Чувства будто заморозились внутри, и на смену бесконечным волнениям пришло тихое напряжение. Я все равно ничего не могу сделать, только ждать.
В кабинет мы заходим все вместе: я, Дмитрий и Боб. Так положено по уставу. За меня отвечает Боб, как старший в третьей десятке, а за Боба Дмитрий, как младший во второй. Плюс, капитан поручил Дмитрию лично за мной приглядывать, а значит, он провинился вдвойне. Ну а мой проступок считается дезертирством. В условиях боя я должен быть расстрелян, Боб высечен, а Дмитрий понижен на один ранг. Считаются ли сегодняшние действиями боевыми, я не знаю.
Капитан обводит нас спокойным взглядом, задерживает на мне и глубоко вздыхает, а после откидывается на спинку стула.
- Я слушаю. Почему Двадцать Девятый покинул пост?
- С моего разрешения, сэр, - говорит Дмитрий.
- На каком основании было дано это разрешение?
- Была угроза нервного срыва, сэр. Я подумал, что девушка сможет лучше его успокоить.
- Вот оно что, - тянет капитан. – И как? Помогло?
- Думаю, да, сэр.
- Угу, - задумчиво тянет он, и в комнате повисает напряженная тишина на несколько мучительно долгих секунд. А потом он поднимается с места, вплотную подходит к Дмитрию и говорит с тихой яростью в голосе:
- Еще одна такая выходка, и пойдешь на грузовой корабль в самый хвост. Я устал от твоих вольностей. Ты здесь не для того, чтобы быть добреньким, а чтобы выполнять приказы. Понял?
- Понял, сэр, - тихо отвечает Дмитрий и нервно сглатывает, глядя прямо перед собой, сквозь капитана. Маленькая капелька пота скатывается по его виску. Видно, его положение не такое уж и привилегированное. Хотя, любой другой за подобное детское объяснение «я отпустил его к подружке, потому что мне стало его жаль» мог получить куда более серьезное наказание, чем угроза перевода с понижением.
Капитан сверлит его взглядом еще несколько секунд, затем возвращается на место и продолжает:
- Я приму во внимание тот факт, что Двадцать Девятый еще не был на СУО и не в курсе правил, хотя ты должен был все ему объяснить. Для этого я и поставил его под твою личную ответственность. Придется признать, что это была ошибка. Моя. Это я тоже приму во внимание. Однако вашей вины, - он переводит взгляд с Дмитрия на Боба и обратно, - это не отменяет. По возвращению на корабль Двадцатый получит десять плетей, Девятнадцатый двадцать, выговор с занесением в личное дело и внеочередное ночное дежурство. Новичку пять плетей. Свободны. Двадцать Девятый, останься.
Внутри все снова подпрыгивает. Я на миг прикрываю глаза, готовясь снова всех невольно предать. Но как только дверь за Дмитрием и Бобом закрывается, капитан жестом предлагает мне стул. Я сажусь.
- Я подумал на счет твоего брата. Думаю, я могу решить этот вопрос, - говорит капитан. – Что до Сто Семьдесят Шестого, то и ему место на корабле найдется, если он откажется от идей своей семьи и встанет на сторону королевства. Как ты думаешь, он сможет?
Конечно, нет. Жан ни за что на такое не пойдет. Но говорить об этом капитану я не собираюсь.
- Да, сможет, - отвечаю я чистейшую ложь.
- Хорошо, - капитан удовлетворенно кивает. – Ты – часть моей команды и должен усвоить одну вещь. Все, что было на острове до этого момента, больше не имеет значения. Теперь твоя единственная семья – это мы. Твоя единственная цель – подчиняться приказам и делать все, что потребуется, для защиты королевства. Ты можешь это сделать?
- Да, сэр, - снова вру я.
- Ладно, - выдыхает он и подается вперед. Опирается локтями о стол. – Ты заходил к заключенным перед казнью?
Вопрос прокатывается по комнате и эхом ударяется о стены. Возвращается ко мне оглушительной волной. Врать смысла нет. Он узнает все, что бы я ни пытался скрыть. К тому же ему наверняка доложили о моем визите. И я говорю:
- Да, сэр.
- Имеешь отношение к побегу Шестнадцатой?
- Да, сэр.
- Знаешь, что это было бессмысленно?
- Догадываюсь, сэр. Я просто не мог иначе.
Он кивает.
- Такое у тебя представление о чести, да?
Я не отвечаю. Вопрос явно риторический. Но да, именно такое.
- Они что-нибудь рассказали тебе? – спрашивает капитан, и я снова прикидываю в уме, насколько бессмысленна в данной ситуации ложь. Если он усомнится в моих словах, проверит сам. И я решаю, что лучше не врать.
- Да, сэр. Все рассказали.
- И что ты собираешься делать?
- Ничего, сэр, - отвечаю я, - я не думаю, что могу что-то сделать.
- Ты не попадешь в совет. Пандора Четыре – предатель. У вас больше нет королевских прав.
- Я знаю.
- Если попробуешь, я убью тебя.
- Я знаю, сэр.
- У тебя только один шанс. Подумай о себе и своем брате. Поступи правильно.
Какой двусмысленный совет. Еще бы понять, что правильно. Смотреть, как две тысячи человек уходят под воду вместе с островом – это правильно?
Самый продолжительный по количеству часов предмет из всех, что нам преподавали в Академии Консервирования – боговедение. Я частенько его прогуливал, но основу нашей религии запомнить успел. Бог есть все. Его слово абсолютный закон. Боги заботятся о своих подданных и защищают их. Никто не говорил нам, что Боги могут быть разжалованы. Это неотъемлемое родовое право. Это честь, это долг и бесконечные привилегии. Бог выше всех.
Это капитан должен дрожать передо мной, а не я перед ним.
Но одного нам на боговедении никогда не говорили. Боги смертны. И им тоже бывает страшно. И я говорю едва прорезающимся голосом:
- Да, сэр.
В горле пересохло, ладони вспотели, а в сердце страшная пустота. Оно пугливо сжимается перед пропастью неизвестности. Каждый мой следующий вздох будет подарен мне удачей. Каждое следующее действие – смертельный риск. Но я уже принял решение и пойду до конца, даже если будет очень страшно.
Он внимательно смотрит на меня целую минуту, видно решает, стоит ли использовать украденную силу Богов, чтобы подтвердить или опровергнуть мои слова, и приходит к выводу, что это ни к чему. Я выгляжу достаточно напуганным. А его милосердие лишило меня необходимости действовать. Саймон и Жан спасутся. Он думает, мне этого будет достаточно, и говорит:
- Иди.
Я тут же срываюсь с места. Ноги подгибаются. Сердце в груди совсем не бьется. Зато картинка перед глазами, как никогда, четкая. Кровь бурлит в венах, и под кожей вибрирует нервная дрожь. Адреналин.
Я выхожу из кабинета и оглядываюсь в поиске Дмитрия и Боба. Они присоединились к остальным возле кабинета директора и увлеченно что-то обсуждают. Выглядят так, будто совсем не беспокоятся, но, когда Дмитрий поднимает на меня взгляд, в его глазах отражается настоящая паника. Еще бы. Я бледнее формы первораздельца.
Дмитрий жестом подзывает меня к себе. Я подхожу, и он берет меня под руку и ведет к лестнице, подальше от основного отряда.
- Пошли, напишешь объяснительную и получишь инструктаж, чтобы больше такого не повторилось, - говорит он во всеуслышанье.
- Дальше сам справишься? – участливо спрашивает Боб.
- Да-да, я разберусь, - кидает Дмитрий.
Мы скрываемся на лестнице, и он тут же прижимает меня к стене.
- Он все видел?
- Нет, - мотаю я головой. – Я сам рассказал.
Лицо Дмитрия вытягивается, нижняя губа мелко дрожит. Он моргает несколько раз и отпускает меня.
- Если бы не сказал, - спешу я его успокоить, - он бы подсмотрел и тогда увидел бы куда больше. А так он и сам все знает, просто теперь знает, что и я в курсе.
- В курсе чего?
