Книги
Спуск дался мне тяжелее, чем подъем, и нам пришлось задержаться под вышкой почти на полчаса. Я сижу на земле, прислонившись к запрещающему щиту, и жду, когда организм прекратит бунтовать. Боль в плече постепенно меркнет, зрение возвращается, и сердце успокаивается. Стерев со лба холодный пот, я перевожу взгляд на Сесси.
Она сверлит меня обеспокоенным и вместе с тем разочарованным взглядом. Почему, я не знаю, и исправить это не могу. Потому только вздыхаю и тихо спрашиваю:
- Готова?
Она секунду мнется, а потом спрашивает:
- Можно с тобой.
- Ни в коем случае, - сразу отрезаю я.
- Но…
- Нет, я не возьму тебя с собой.
Она поджимает губы и отворачивается.
Дорога до ее дома кажется бесконечной. Мы идем, молча, сохраняя приличную дистанцию. Я всего раз пытаюсь сократить расстояние, думаю взять ее за руку. Но Сесси закладывает их за спину, и мне приходится отступить. Обиделась что ли? Неважно. Там, куда я направляюсь, девчонкам не место. Слишком опасно. Для нее же лучше переждать дома под присмотром родителей.
Подходить к ее дому близко я не рискую. Ее отец наверняка в бешенстве и может запросто скрутить меня в извозничий рог. Сесси соглашается со мной. С минуту потоптавшись на месте, она выдавливает короткое «пока» и бежит домой. А я прячусь на соседнем крыльце и провожаю ее взглядом.
Открывает ей мать. Она хватает Сесси за шиворот и втаскивает в дом, громко ругаясь. Я слышу только «несносная девчонка!» и «ты хоть представляешь, что мы пережили…», а потом дверь захлопывается.
Я давлю тяжелый вздох. Очередной последний шанс упущен, но настроения для поцелуев нет. Я даже представить себе не могу, как можно к ней подойти, что сказать и как выказать свои намерения четче. Но если уж на то пошло, подвиг еще не совершен, и внутри все сжимается от ужаса. Решение принято, настало время действовать.
На негнущихся ногах я плетусь к центральной площади. С каждым шагом сердце все громче бьет по ушам. И, увидев дежурного стратега, я замираю не в силах шевельнуться.
Стратег стоит, прислонившись к сцене спиной, и читает книгу. Я узнаю это только потому, что тоже однажды наткнулся на книгу на местном кладбище. Не случись тот инцидент, я бы смотрел на нее, как на дикого зверя ни больше, ни меньше. И, наверное, не узнал бы, что такое подвиг, и не наделал бы глупостей вчерашним утром. Но книга у меня есть, и все случилось, как случилось.
Заметив меня краем глаза, стратег отрывает взгляд от букв и раздраженно хмурится.
- Чего тебе, пацан?
Я сглатываю. По спине пробегает волна дрожи. Мышцы сковывает, и я не могу оторвать ногу от земли. Стою, как вкопанный, не смея раскрыть рта и пялюсь на красную цифру «27», вышитую на плече. Порядковый номер.
Никогда его не забуду.
- Свали отсюда, - рычит он. – Тут тебе не музей.
Что такое музей, я не в курсе, но за углом крайнего дома замечаю компанию мелких пацанов, глазеющих на стратега и загадочную вещь в его руках. В том, что местная детвора бегает на площадь из праздного любопытства, нет ничего удивительного. Странно, что меня приписали к зевакам, не взирая на порванный костюм, окровавленное плечо и растрепанный вымотанный вид. И я думаю: вдруг это знак? Что если дедуля Тедди отпустил меня, потому что доверяет? Ведь они могут что-нибудь придумать. Тогда я сорву их план и отниму последний шанс.
Я даже заметить не успеваю, как срываюсь с места. Ноги сами несут меня прочь. Невидимая сила стиснула горло, и от так привычной для Саймона паники меня отделяет всего лишь шаг. Собирав остатки сил, я лечу вниз по улице со всех ног. Мне ни за что не решиться на такое, я уверен, что не смогу.
- Струсил, - ругаю я себя шепотом. – Как пить дать струсил и угробил весь раздел вместе с братом, Сесси, Жаном, дедушкой, родителями и самим собой.
Мне нужен совет, поддержка, чья-нибудь рука на плече или хотя бы доброе слово. Кто-то, кто с полной уверенностью скажет, что я поступаю правильно.
Плечо ноет тупой болью. Промокшие от крови бинты липнут к телу, раздражая порванные швы. Я решаю зайти домой и привести себя в порядок прежде, чем возвращаться в Жанов подвал. Нахожу повод оттянуть время и несказанно этому радуюсь.
Мой дом четвертый слева в предпоследнем северном переулке. И как только я сворачиваю с главной улицы, сразу вижу их. Сердце проваливается в желудок. Внутри все холодеет. На подъезде к нашему двору стоит извозник, запряженный легкой открытой телегой со скамьями, на которых расположился красно-черный отряд.
Один из стратегов замечает меня и манит пальцем. Я делаю несколько неуверенных шагов и спотыкаюсь на ровном месте. Ноги подкашиваются, а схватиться мне не за что.
- Давай шустрее, - раздраженно кричит другой.
Я дергаюсь в сторону, но убежать сил не хватает. Тело не слушается. С трудом поднявшись на ноги, я направляюсь, куда велено – на встречу с собственной смертью.
Взгляд падает на счастливую морду служивого. Он высовывает длинный язык и плавно помахивает его округлым концом, ощупывая воздух. Запоминает мой запах. Если убегу, он догонит. А если не догонит – выследит.
Собрав в кулак все свое мужество и остатки сознания, я подхожу к телеге вплотную.
- Ты знаешь пацана, который здесь… - начинает он.
- Подожди, - отталкивает его товарищ и подбирается ближе. Он наклоняется и внимательно вглядывается в мое лицо.
Я его узнаю. Острый нос, крутоизогнутые брови и почти одинаковые по цвету глаза и волосы. Песочные. В оружейном помещении было темно, а я видел его только мельком, но не сомневаюсь. Это тот самый стратег, что прижал меня со своим служивым на Восьмом. Тогда он показался мне старше. Но теперь я вижу, что весь отряд стратегов не многим превосходит меня по возрасту. Какая же у них должна быть средняя продолжительность жизни, раз в телеге вместо бравых воинов моря сидит кучка растрепанных подростков?
Очевидно, небольшая.
- Это тот самый наглец, что забрался на корабль, - с восторгом говорит он товарищу. – Ну-ка номер покажи.
Последние слова адресованы мне. Стараясь, как можно дальше оттянуть неизбежное, я медленно закатываю правый рукав. Он кидает на руку беглый взгляд, кивает и велит мне забраться в телегу.
Заняв указанное место, я пытаюсь молиться, но вместо этого мне вспоминаются уроки мироведения. Я с ног до головы оглядываю служивого. Так близко я его еще не видел. Настоящее чудо природы. Его длинный хвост извивается змеей, а на задней лапе между десятью когтистыми пальцами я замечаю кожистые перепонки. По сравнению с извозниками бегают они не очень быстро. Самая высокая наземная скорость, зарегистрированная официально, составляет всего тридцать два километра. Развивают они ее за счет протяжных прыжков, заднюю лапу используют, как пружину, а передними корректируют равновесие и траекторию. Оторви одну из них, и путь на землю будет закрыт. Зато в воде они легко бьют сотню, задерживают дыхание почти на двадцать минут и могут прожить без возвращения на сушу больше десяти суток, не напрягаясь.
Вместо носа они имеют всего одно вертикальное отверстие, которое плотно закрывается при подводном плавании и совсем не чувствует запахов. Зато язык, тонкий и гибкий как лента, распознает ароматы за несколько километров, как на суше, так и под водой. Картина довершается острыми клыками, торчащими из выступающей челюсти, и опущенным гребнем, протянувшимся от макушки до кончика хвоста.
