Не знаю, сколько времени мы просидели на берегу в молчании. Сумерки сгустились. Резкие порывы ветра пробирают до костей. Голова гудит, а все внутренности съежились от охватившего меня страшного отчаяния.
Когда я столкнулся со смертью впервые, мертвец был только один. Сегодня умерло сразу двое. Сколько их будет в следующий раз? Трое? Четверо? А, может, сразу тысяча?
«О, Боги Пандоры, не дайте мне этого увидеть!» - мысленно молюсь я.
По телу пробегает дрожь. Тупая боль в плече усиливается с каждой прожитой минутой. Я дотрагиваюсь до раны и вздрагиваю. Кожа вокруг опухла, и кровь еще сочится. Вдруг на меня наваливается смертельная усталость, и я чувствую желание немедленно положить голову на песок, но резвая волна мочит ботинки и вмиг отрезвляет рассудок. Береговая линия продолжает сдвигаться в сторону кладбища. Время прилива неумолимо приближается. Пора бы отсюда сваливать.
Я оборачиваюсь. Взгляд падает на остекленевшие, поддернутые белесой пленкой глаза мертвеца. Внутри все холодеет. Сердце больно ударяется о ребра. Я сдавленно икаю и поспешно отворачиваюсь.
- Ради Богов Пандоры закрой их!
Саймон молчит, но я чувствую спиной его взгляд, а после слышу:
- Надо его похоронить.
Я резко разворачиваюсь, вмиг пожалев об этом. От новой вспышки боли темнеет в глазах.
- Спятил?
- Кладбище совсем рядом. Мы могли бы отнести его туда.
Я прыскаю, а после не сдерживаюсь и смеюсь во весь голос. Горько смеюсь, через боль. В глазах проясняется, и я вижу, что Саймон выполнил мою просьбу – глаза стратега закрыты.
- Ты либо неудачно пошутил, либо точно поехал крышей. Нам бы просто выбраться отсюда. У меня уже голова кружится от потери крови. И мне ужасно больно. Я не смогу его поднять.
- Знаю, - говорит брат и наклоняется ближе, чтобы внимательнее осмотреть мою рану. Затем стягивает с себя куртку и рубаху, зубами разрывает нить на шве, удерживающем рукав последней, и полностью его отрывает. – Будет больно. Потерпи.
- Она мокрая и грязная! – возражаю я, прикрывая рану рукой.
- Да, но надо остановить кровь. Это ненадолго. Доберемся до вышки и сменим повязку. А дома промоем рану и обработаем, и завтра я раздобуду антибиотики.
- Где?
- Да хоть в первом разделе. Он стоит пустой, кто станет его охранять?
Я недоверчиво прищуриваюсь и оглядываю его с ног до головы.
- А ты точно мой брат?
Саймон закатывает глаза. Снимает с меня куртку и рубаху и неприлично ругается.
- Так плохо? – беспокоюсь я.
- Ты ведь поймешь, если совру?
Я киваю. Страх медленно поднимается от живота к горлу.
- Ну же?
- Не то чтобы кошмар, - уклончиво отвечает он. – Я ведь не врач.
Я судорожно вздыхаю, борясь с подступающей паникой.
- Думаю, не помрешь, - заключает он, - но болеть будет долго. Будь все, действительно, серьезно, крови было бы больше.
- Куда уж больше? Да во мне столько и нет.
- Есть, - успокаивает меня Саймон. – Терпи.
Он резко затягивает узел. Очередная вспышка боли заставляет меня вскрикнуть. Мир вокруг взвивается каруселью, и я роняю голову на плечо брата. Он рассеяно гладит меня по волосам и переводит задумчивый взгляд на мертвеца.
- И все-таки надо его похоронить.
Я с яростью пихаю его в грудь здоровой рукой.
- Выкинь из головы этот бред! Может, ты и учителя ККБ похоронить хочешь?
- Я думал об этом, - признается он, - но боюсь, мы его не найдем.
- Ты хотел сказать: вряд ли мы от него хоть что-нибудь найдем.
Перед глазами снова встает открывшаяся мне за склепом картина, и по спине пробегает волна ледяной дрожи. Это была моя идея. Он погиб из-за меня. Тяжелое чувство вины сдавливает грудь. Я шмыгаю носом и с ужасом обнаруживаю слезы на своих щеках.
- Какой же я идиот. Чего меня вообще сюда понесло?
- Ты хотел, как лучше, - Саймон ободряюще хлопает меня по спине, провоцируя электрическую вспышку в плече. Я отпихиваю его. – Прости, забыл.
- Какая разница, чего я хотел? – продолжаю я. – Вышло все равно не так. Мы никого не спасли, а наоборот убили!
- Это не мы, а могильники. Ты не виноват.
- Да какого черта ты вообще такой спокойный? – злюсь я. – Почему ты не бьешься в истерике и не задыхаешься?
В ответ он пожимает плечами и все, а потом тянется к руке стратега.
- Боги Пандоры, что ты делаешь? – я хватаюсь рукой за волосы и едва удерживаюсь, чтобы не вырвать приличный клок.
- Номер посмотреть хочу. Он сказал, у него есть сестра.
- И? Отправишься на ее поиски, чтобы доставить похоронку?
Саймон не отвечает, и я беспомощно фыркаю. Если ему так важен порядковый номер этого несчастного, пусть смотрит. Может и не плохо, что хоть кто-то узнает его имя. Но устраивать тут похороны – это чересчур. Слишком опасно. Даже я это понимаю.
Я окидываю взглядом береговую линию, но почти ничего не могу разглядеть. Тьма быстро сгущается, и я надеюсь, что тучи скоро совсем разойдутся. Тогда наш обратный путь осветят луна и звезды. На газовку я не рассчитываю. Наверняка она промокла еще во время утренних приключений. А теперь скорее всего померла и Саймонова.
- Виктор, - зовет меня брат.
Я оборачиваюсь и вопросительно вскидываю брови. Лицо Саймона выражает крайнюю степень удивления и даже испуг. Он побледнел, словно мертвец, выпучил глаза и, кажется, вот-вот потеряет сознание. Я на всякий случай оборачиваюсь проверить, нет ли за спиной какой опасности, но брат смотрит на меня.
- Что?
- Посмотри сам. Меня, должно быть, зрение подводит. Не может же такого быть, да? Откуда ему здесь взяться? И кто мог его убить? Это же невозможно!
Он сильно разнервничался и, кажется, впервые с тех пор, как мы оказались на кладбище, готов поддаться панике.
- Да успокойся ты! – рявкаю я и, с трудом поборов вызванное покойником смущение, подбираюсь ближе.
В ночной темноте почти ничего не видно. Я наклоняюсь совсем близко, чтобы прочитать метку на руке. С трудом разбираю буквы. Чтение усложняется витиеватостью и своеобразием выбранного шрифта, не характерного для островных меток. Но первая буква точно «П», не «С», как у стратегов.
- Ничего не понимаю.
- Это Пандора, Виктор! – выкрикивает Саймон. – Это Пандора!
- Не заливай! Наверное, Плавильный остров. Он недалеко отсюда. Может, он просто беглец.
Какого цвета форма у Плавильщиков, я не знаю. Но одежда погибшего совсем не похожа на робу. Я только сейчас заметил, что на ней нет ни одной вышивки с гербом ОКПиН. А ведь ее пихают всюду. У меня она есть на сумке, на рубахе, на комбинезоне и на куртке. А еще на ремне и ботинках. Черный, хоть и схожий со стратегическим, плащ не имеет красной подкладки. Нашивки на рукавах и плечах отсутствуют. Это может быть кто угодно, но точно не стратег.
Я еще раз вглядываюсь в выбитые на руке мертвеца буквы, но тщетно. Ничего нельзя разобрать. Достаю из кармана газовку, нажимаю на кнопку, но не могу высечь ни искры. Саймон сует мне в руки свою.
- Помнишь, как на кладбище все застыло? – спрашивает он. – Это божественная сила. Нам рассказывали на боговедении.
- Я прогулял, - отмахиваюсь я, хоть и чувствую слабое шевеление внутри. В его словах есть смысл, а другого объяснения нет. Но поверить в то, что этот человек – Бог! Как-то слишком.
Я щелкаю гозовкой Саймона. Слабый огонек вспыхивает и сразу тухнет. Она тоже промокла, но еще держится. Прикрыв пламя от ветра, я щелкаю снова. Серебисто-серый свет вспыхивает над рукой мертвеца.
- Пандора Двенадцать, - читаю я выбитые на руке слово и номер.
Во рту тут же становится сухо. Я падаю на задницу и ошарашено пялюсь на брата.
- Божественная сила, говоришь?
Саймон кивает, затаив дыхание, а я мотаю головой, силясь навести в ней хоть какой-то порядок.
- Значит, Боги реальны.
- И судя по всему, смертны, - шепчет Саймон.