Книги
Глава 3. Брант
По базам и лесам они с Ильзе мыкались пять лет. Люди объединились с лисьей и волчьей армией, прочесывали равнины и горы, бомбили участки с подозрительной активностью. Мир готовился к Первой Зимней Олимпиаде-80. Хозяева-люди выбрали талисманом олимпиады медведя, зазывали на соревнования оборотней, предлагая обратить вражду в спортивные состязания ради мира. Огневки, Алые и Светлые Кресты подписали мирный договор в шаге от осени, в день трапезы, которую Камул разделил с Хлебодарной. Договор Сретения объявлял амнистию для Огненной армии. Люди и волки обещали не преследовать тех, кто добровольно сложит оружие. Брант воспрянул духом — для него, Ильзе и Айкена открывался путь в мирную жизнь.
Ильзе, услышав предложение сдаться и переехать в какой-нибудь город, расхохоталась Бранту в лицо.
— Ради сына? Чтобы он ходил в школу? А я тут при чем? Ты думаешь, я начну готовить завтраки и ранец через дорогу носить? Нет уж, милый. Ты еще мне предложи герань в уютной квартирке на подоконник поставить. Вязаные салфеточки под хлебницей и сахарницей, фигурка Хлебодарной на стеллаже... Тьфу, мерзость!
— Леса бомбят, — терпеливо напомнил Брант. — Люди будут уничтожать охвостья рыжих кланов, отвергшие договор. Деревню еще не зацепило, только один снаряд на околице разорвался. Мои родители не хотят переезжать. Они — взрослые оборотни, это их выбор. Айкен рожден не для смерти от осколков. Я хочу, чтобы он жил, учился, дружил со сверстниками.
Худшие опасения Бранта оправдались — трое лисят постарше преследовали сына на улице и в лесу. Синяки и шишки, убежище в амбаре... не такую он хотел для Айкена жизнь.
— То есть, выбор родителей ты уважаешь, а мой — нет? — прищурилась Ильзе.
— Мы с тобой — пара. Мы должны объединиться ради будущего нашего сына.
— Я никому ничего не должна, — холодно ответила Ильзе. — Я не собираюсь с тобой объединяться ради салфеток с геранями. Записал щенка на себя? Делай с ним что хочешь.
Наверное, Бранта бы долго пополам разрывало: и от своей половинки уйти не мог, и тревога за сына росла с каждым днем. Все решила судьба, прихотливый случай. Две штурмовые группы напали на поезд, рассчитывая ограбить инкассаторский вагон — люди перевозили в порт партию алмазов для транспортировки на другой континент. Ильзе не зацепило — снайперы засели на огневых позициях вдали от путей. А вот Брант и другие штурмовики-альфы угодили в ловушку. Вагон был заминирован. Огненной армии подсунули умело состряпанную фальшивку. Брант остался жив по чистой случайности: отбросило взрывной волной в овраг, оглушило, контузило, посекло обсидиановыми осколками, и, все же, он каким-то чудом сумел превратиться. Красно-коричневый лис, истекавший кровью, кое-как дополз до опушки. Отлежался полчаса, залечивая раны, и, шатаясь, ушел прочь — от места взрыва, от базы и своей невенчанной жены. Матери его ребенка, которая не удосужилась взять красно-коричневого лиса на руки и отнести в машину. Ильзе методично отстреливала высыпавших из поезда людей и оборотней. О Бранте она не беспокоилась. Если не слабак — выберется. А если не выберется... слабаки никому не нужны.
Брант вернулся в родительский дом. Еле добрался: шел по лесам, прячась под лисьей шкурой, кормился дарами ранней осени — падалицей яблони-дички, боярышником, облепихой, грибами. Как-то раз придушил слабенького крольчонка, впервые наелся, сожрал вместе с мелкими костями. Дома забился на знакомый сеновал, лежал, думал, с благодарностью принимал еду из рук матушки. Не превращался — говорить не хотелось. Матушка заговорила с ним первая. Дождалась, пока лис вылижет миску — куриная лапша сегодня была особенно хороша — и спросила:
— Что делать собираешься? К Ильзе вернешься? Или о сыне подумаешь? Если хочешь что-то изменить, уезжай в Ключевые Воды. Мой двоюродный дед прислал письмо. Старик при смерти, одинок. Зовет нас приехать, обещает завещать дом. Мы с твоим отцом никуда не двинемся — приросли, обзавелись хозяйством, которое не бросишь. А ты можешь воспользоваться шансом. Ты даже в розыск не объявлен. Ничего не мешает уехать и начать жизнь с чистого листа.
Брант терзался целую неделю. Вспоминал, как раньше шерсть на загривке дыбом вставала, когда думал, что дед на людей работает. Свои слова, сказанные для Ильзе, перебирал: как просил переступить через себя ради семейного счастья, как мечтал увезти сына туда, где не надо ждать бомбы на голову. Почему теперь опаска берет, и лапы к сеновалу прилипают? Ответ был прост: Ильзе, заноза-Ильзе. Здесь, в деревне, можно тешить себя надеждой, что она вернется. Отъезд в Ключевые Воды упования перечеркнет.
Пришлось резать по живому. Брант серьезно поговорил с сыном, расспросил сопливого шестилетку, как равного: хочет ли перебраться в город? Будет ли учиться в школе или ему даже на уроки к деревенскому старосте ходить не интересно? Пугает переезд или кажется захватывающим приключением?
Айкен выбрал дорогу. Как ни удивительно, загорелся он после слов о школе. Другая кровь. Бранта на уроки к старосте ремнем загоняли, без угрозы порки ни одно домашнее задание не делал. Так и выучился под ремнем: кое-как читал-писал, круглые цифры в уме складывал — не всегда с одинаковым результатом, и таблицу умножения на восемь заучил наизусть. Остальные не зубрил, потому что не задавали.
Сын пошел в Ильзе не только цветом шерсти и внешностью, умом тоже. Уже освоил грамоту, читал книжки из общинной избы, редко попадавшие в деревню газеты. Читать-то читал, да мало что понимал. Тут учителя другие были нужны.
Ушли налегке, с армейским рюкзаком и термосом-нержавейкой для обедов, полным гречневой каши с крольчатиной. Пока собирались, пока добирались до станции, Брант ждал вопроса об Ильзе. Айкен так и не спросил, приедет ли к ним мать. Почему дедушка и бабушка не хотят переезжать, он сразу понял, согласился, что бросать курочек и свинью жалко.
Станция — одноэтажное здание с куполом и шпилем — потрясла Айкена до глубины души. Пока дожидались электрички, сын все колонны перетрогал, трижды подбегал к питьевому фонтанчику. Смотрел широко открытыми глазами, но попить так и не осмелился. Брант вытянулся в жестком кресле, в ряду за колоннами, и хвалил себя за то, что решился на отъезд. Сейчас, на перроне, ему стало ясно — ясно до боли — каким дичком рос сын. Сам-то Брант был попроще, ему и деревенских забав хватало. А Айкену прямая дорога в городскую жизнь. Расспросы обрушились в электричке. Сын проводил здание вокзала взглядом и затараторил:
— Пап, а почему там на крыше железка торчит? А ты видел, какие фонари? А как в них керосин заливают? А зачем эти белые круглые столбы? Чтоб крыша не падала?
Брант не знал, что отвечать, а если и знал, слов подобрать не мог. Не умел объяснять, и совсем не разбирался в архитектуре. Только сказал, что фонари не от керосина горят, а от электричества, которое не дымит и не пахнет. После этого беспомощно смолк. Выручил его сосед с сиденья напротив. Пожилой неопасный лис начал рассказывать Айкену о железной дороге и станциях, да так интересно, что Брант сам едва не открыл рот.
— Станции от Лисогорска до Ключевых Вод составляют архитектурный ансамбль. Их проектировали и строили оборотни и люди, старались придать каждой станции индивидуальность и сохранить связь и единство. Вы сели на станции Лесная. Видели мозаику внутри?
Айкен кивнул.
— На трех мозаиках изображены люди и оборотни. На первой — сборщики грибов с корзинами. На второй — засолка, горы грибов, которые надо перебрать. А на третьей — укладка в бочки. В Лесной самый большой засолочный завод. Грибы ценятся не только здесь, их экспортируют за пределы края.
