Кира
Ждут нас в недостроенной и заброшенной многоэтажке. И впору всё же насторожиться, хотя бы поинтересоваться, что мы здесь делаем.
Но я молчу и протянутую руку принимаю.
Перешагиваю через обломки кирпичей, какие-то трубы.
– Ты даже не спросишь, зачем мы здесь? – первым не выдерживает Стас.
– Нет, – я пожимаю плечами.
Делаю шаг вперёд, но он разворачивает к себе рывком.
– Ты совсем отбитая? – у него срывается голос от бешенства, непонятной мне ярости. – Мы знакомы пару часов, я привёз тебя непонятно куда и могу сделать с тобой что угодно. И ты можешь кричать сколько хочешь, но тебе никто не поможет, не услышит. Ты не боишься, Кира?!
– Нет.
Я усмехаюсь и стряхиваю невидимую пылинку с его куртки, поднимаю голову и смотрю в его глаза.
– Категория абсолют. Помнишь?
Помнит и бесится ещё больше.
И я могла бы рассказать, что его фантазии сделать со мной что-то, чего в моей жизни ещё не было, не хватит, что он слишком правильный и хороший для «чего угодно», что заброшка мало чем отличается от квартиры густонаселенного дома в семь или восемь вечера. Захлебывайся ты криком там, в квартире, тебя тоже никто не услышит и не поможет.
Вот только зачем ему это знать, да и он не даёт сказать – он целует, заставляя встать на носочки.
Совершенно не так, как раньше, целует.
Нежно, осторожно, тягуче, заставляя забыть обо всём, а потом утыкается лбом в мой лоб и, прерывисто вздыхая, тихо шепчет:
– Ты ненормальная, Кира Вальц.
Согласна, но ответить я не успеваю.
Раздаются шаги, скачет по неприлично расписанным стенам свет фонарика, и по помещению гулко разносится недовольный голос:
– Ну и долго тебя ещё ждать?
Жека.
И, пожалуй, мне всё же любопытно: кто он такой и что его связывает со Стасом. Слишком они… разные. Богатый интеллигентный мальчик и отпетый хулиган из тех, от которых правильные мамы обычно требуют держаться подальше.
– Ты сюда Летту притащил? – Стас, закрывая лицо рукой от слепящего фонаря, интересуется равнодушно.
А свет перепрыгивает на меня.
И, чего здесь делаю я, Жека не спрашивает.
– Обижаешь, с девушками я обходителен, – он ухмыляется, оглядывается и на меня кивает. – Там… ей лучше не видеть.
И не знать.
Я понимаю и помню, что Стас предлагал подождать в машине.
– Да брось, в крайнем случае, прикопаешь рядом, – я хмыкаю и, поравнявшись с Жекой, задеваю его плечом. – Я и так уже видела много лишнего.
Он хмыкает в ответ, и за рукав куртки придерживает, сообщает вежливо, склонив голову:
– Ты мне не нравишься.
– Ты мне тоже, – я улыбаюсь.
– Тебе здесь не место.
– Но я уже здесь, – я корчу печальную физиономию, наслаждаюсь зубовым скрежетом Жеки, – поэтому смирись и прими как данность.
Наверное, он меня ударил бы или, как минимум, обматерил, но Стас вырастает между нами и говорит тихо:
– Идём.
Стас
Позже я обязательно сверну Кире шею.
Выпорю.
Для профилактики и чтоб не была настолько безбашенной.
А ещё лучше запру и никуда не буду выпускать.
Построю замок специально для неё, как у Рапунцель, и спрячу от всего мира. Определенно, идея хорошая, только вот… несвоевременная. Я обдумаю с удовольствием её потом, а сейчас пойду за Жекой и узнаю, кого и зачем он притащил сюда.
– Эта Летта – форменная идиотка. Я первый раз пожалел, что мама запрещает бить девушек, некоторых очень даже стоило бы, – Жека жалуется, ведет нас по лабиринту недостроенных квартир. – Хотя мои страдания были не зря. Летта сообщила, что Вест, фрик твоей Лизки, кому-то недавно продул в карты. Причём по-крупному. И, как она поняла, не самым простым ребятам.
Проигрыш, судя по всему, Жека связал с Лизкиной пропажей.
И я уже догадываюсь, кого увижу и с кем решил здесь дружественно пообщаться мой друг. Вест, который по паспорту прозаичный Коля, сидит примотанный к стулу, с кляпом во рту и подбитым глазом.
При нашем появлении он начинает мычать и раскачиваться, а Жека печально вздыхает:
– Наша беседа задалась не сразу. Он почему-то решил, что я испугаюсь его родителей и не стану ломать ему пальцы.
Кира вздрагивает.
И ладошка у неё ледяная, а пальцы цепкие.
Она крепко сжимает мою руку.
Всё же надо было оставить её в машине, настоять. Или увезти к себе и запереть, но… не могу. У меня необъяснимая, но стопроцентная уверенность, что стоит её выпустить из поля зрения и она опять во что-нибудь да вляпается.
И я эгоист, потому что для спокойствия и возможности соображать мне надо видеть Киру Вальц, быть точно уверенным, что с ней всё в порядке.
– Но мы-таки нашли общий язык, – Жека усмехается нехорошо, треплет Веста по щеке, а потом отталкивает, и тот падает вместе со стулом. – Наш мальчик столько всего интересного рассказал, правда, золотой мой?
Носок берца врезается в тело, и Вест протяжно стонет.
Жека же приседает и, дёргая его за волосы, заставляет голову поднять и на нас посмотреть.
– Может повторишь для всех, как продал свою девушку в уплату долга? Вот её брату будет очень интересно послушать и узнать, что любимая младшая сестрёнка стоит всего триста тысяч, – Жека цокает языком, и хруст костей раздается отчётливо.
Идеального профиля Вест лишился навсегда, и будем считать, что его пронзительный вопль из-за сожаления об утраченной аристократической красоте.
И… всё же хорошо, что Кира в этот момент рядом.
Ибо теперь это скорей я держусь за неё, а не она за меня.
У неё узкая ладошка и длинные, как и положено художнику, пальцы. Они холодные, и этот холод не позволяет утонуть в красной дымке ярости, ненормального бешенства, которое заставляет забыть о правилах и нормах, манит убить.
Я ведь умею, нас учили.
В армии… многому учат, если повезёт, и если не повезёт – тоже.
Тут как посмотреть.
Палыч на первом построении коротко хохотнул и определил, что повезло, и нам пришлось согласиться.
Повезло и мне, и Жеке.
И, наверное, нам, в самом деле, повезло. Мы выжили и вернулись, а вернувшись не спились и жить дальше смогли.
– Наш мальчик, – ласковым, а оттого ещё более пугающим голосом продолжает Жека, – даже любезно сообщил, кому проиграл, но вот беда… адрес мы ещё не успели вспомнить. Но, думаю, скоро вспомним.
Вспомним.
И Кире лучше всё же выйти.
Кира
Я была уверена, что, когда Стас играл желваками и собирался убить того урода из клуба, это были просто слова.
Многие так говорят.
Даже Артурчик ярился и возмущенно сотрясал воздух, когда меня однажды пытались зажать у туалета в ресторане. Он тогда громко орал, но и в морду не дал.
А Стас и так по физиономии съездил.
И… я ошиблась.
Сейчас, глядя на него, я понимаю, что не просто слова и убить он может. И мне будет не жалко и уж тем более не жалко, если этого Веста ещё пару раз ударят или сломают что-нибудь. В то, что они его правда убьют, я не верю.
Да, могут, но не станут.
И раз уж Стасу так не хочется, чтобы я это видела, то пожалуйста. Я и за стенкой подожду. Чужая боль удовольствия не доставляет и смотреть, как этот недочеловек корчится на полу, мне не хочется.
Я почти выхожу, когда слышу вопрос Стаса и ответ Жеки.
– Кому он Лизу продал?
– Локи.
И я на миг замираю, потому что нет.
Невозможно.
Стас
Вест плакал и кричал, когда отодрали скотч и разрешили говорить.
Напоминал кто его родители и в красках описывал, что с нами, такими суками, будет.
Мы слушали.
И ждали.
Минуту, а после Жека методично сломал ему все пять пальцев на второй, правой, руке и с улыбкой нежной предупредил:
– Дальше начну отрезать. По одному.
Вест поверил.
И да, в покер Локи он проиграл и его прижали, а денег нет и родители, гады зажравшиеся, не дают. Его же уже на счётчик поставили и в переулке подловили, объяснили, что платить-таки надо, придется. И выбора у него не было: Локи сам предложил Лизку, видел он её и она ему понравилась.
А он, Вест, что… у него выбора не было…