Книги
Кира
Вась-Вась, должно быть, меня потеряет.
Или нет?
В его понятие дружбы ведь волнения и переживания не входят.
Никогда не входили.
Стас выруливает на пустынную улицу, и куда мы едем, я не спрашиваю.
И я не протестовала, когда меня усаживали в машину. Возвращаться в зал, к Вась-Васю, всё равно не хотелось и пить больше тоже. И, в общем-то, до вечера – уже сегодняшнего, а не завтрашнего – я абсолютно свободна.
Так какая разница, где быть это время?
– Это был очередной первый встречный? – свернув на проспект, внезапно и резко спрашивает Стас.
А я открываю глаза, поворачиваю голову в его сторону.
Бесится?
Бесится и, пожалуй, ревнует.
Хотя нет.
О чём ты, Кира?!
Ревность – несусветная глупость, у Стаса просто задета мужская гордость. Часа ведь не прошло, а я уже променяла его на другого.
Убедился, наверное, что мамочка была права: его подружка на ночь – та ещё профурсетка.
Вот только непонятно, чего он тогда потащил меня с собой?
Отымел бы, как сказал, в туалете и бросил.
С такими, как я, так ведь и поступают, да?
Вместо этого же он натянул на меня свою куртку, дабы порванный лиф, что почти полностью обнажил грудь, закрыть и куда-то везет.
И я понятия не имею, что ему ответить.
Да, был очередной первый встречный и я ему тоже пообещала незабываемую ночь, а ты – гад, козёл и последний придурок – пришёл и всё испортил.
Нет, этот, как ты выразился, первый встречный сам пристал ко мне. И, если ты не заметил, я хромаю, а на руках уже проступили синяки, потому что он тащил меня силой. И, не появись ты, я не хочу знать, какой незабываемой у меня была бы эта ночь, поэтому – спасибо.
Пусть ты и врезал ему не из желания меня спасти.
Второй вариант предпочтительней и честней, но звучать он будет оправданием, а я никогда и ни перед кем не оправдываюсь, поэтому вместо ответа отворачиваюсь к окну, кладу подбородок на колено.
В кресло под гневным взглядом я забралась с ногами.
– Ты идиотка, – ледяным и злым голосом сообщает Стас, понимает, видимо, что ответа не будет. – Ты дура и идиотка. Ты представляешь, что с тобой может сделать очередной похотливый мудак? Не боишься, что по кругу пустят или прирежут? Или ты у нас острые ощущения настолько любишь? Страх заводит, да?
Дома с каждым вопросом мелькают всё быстрее, и я кошусь на спидометр.
Сто сорок.
И мы кого-то обгоняем, сигналят истерично вслед.
Сто шестьдесят.
Вероятность разбиться с каждой секундой всё больше, но… я отстёгиваюсь, стягиваю через голову платье, отшвыривая его на заднее сидение.
– Конечно, милый, – я мурлычу, подныриваю ему под руку. – Ты даже не представляешь, как заводит вот это всё.
Стас вздрагивает, сжимает челюсти, и на скулах его ходят желваки, а машину на секунду ведет в сторону, но он быстро справляется.
Хороший мальчик.
– Выжми до двухсот, – я шепчу в самое ухо, прикусываю мочку.
Провожу языком по шее и тянусь к губам, но Стас уклоняется и уголком рта раздражённо дергает. Держит руль одной рукой, и вторую я чувствую в своих волосах. Он наматывает их на кулак и тянет.
Не больно, но ощутимо.
И запрокинув голову, я смотрю в его глаза.
Темно-темно серые, цвета графита, и холодные. Ещё колючие, взбешенные, жадные. В его сверкающих глазах слишком много всего.
– Тебе совсем не страшно? – он спрашивает с интересом учёного, что отрыл себе подопытного и первые испытания провёл, а теперь о самочувствии узнать вот хочет.
– Нет, – я безразлично пожимаю плечами, улыбаюсь, – считай, я тебе доверяю. В категории абсолют.
Стас
– Нет, считай, я тебе доверяю. В категории абсолют, – Кира безмятежна и спокойна.
Она улыбается.
Она ненормальная, больная на всю голову, раздражающая до безумия.
И слишком притягательная.
Поверх её плеча я смотрю на дорогу и, усмехнувшись, предлагаю:
– Тогда обернись.
Ибо нельзя никому доверять, девочка.
Кира оборачивается, смотрит, как мы почти летим прямо в стену и стрелка спидометра, как она и просила, на двухсот.
Она вздрагивает и снова смотрит на меня.
– Ты…
У неё расширенные зрачки, в черноте которых утонула вся зелень, а на виске пульсирует жилка, и я бью по тормозам, удерживаю её, не давая врезаться в руль.
Откидываю кресло до предела, ложусь, дёргая её на себя.
Мы молчим.
Только слышно тяжёлое дыхание и как гулко бьётся сердце. И я не знаю, её или моё. Кажется, пока мы внимательно, словно по-новому, разглядываем друг друга, оно, сердце, становится единым целым.
Одним на двоих.
– Ты идиот, – Кира повторяет мои же слова. – Дурак и идиот, если решил, что я могу выбрать кого-то вроде того придурка.
Она поднимает руку, заправляет прядь волос за ухо, и уродливый тёмный синяк на светлой коже тонкого запястья я замечаю только сейчас.
Пять пальцев отпечатались отчетливо.
А я ведь тоже хватал её за эту руку, и в туалете ещё наговорил, сделал...
Она не права, я не дурак и идиот, я гораздо хуже.
– Как ты вообще оказалась в этом клубе? – я спрашиваю резко и глаза закрываю, потому что злость ослепляет, душит.
Не на неё.
На себя и того ублюдка, которому врезал слишком мало. Следовало убить, потому что… потому что Кира Вальц моя и причинять ей боль никто не может.
Неожиданная мысль, пугающая, но… правильная.
Она моя.
Кира
Он открывает глаза, смотрит.
И у него странный взгляд, необъяснимый.
А ещё он ждёт ответа, которого у меня нет. Для знакомства на одну ночь он задает слишком много вопросов и лезет в личное.
Поэтому я тоже спрашиваю о том, что меня не касается:
– Кто такая Летта?
Стас мрачнеет моментально, косится невольно на телефон. Полчаса прошло, а его Жека так и не позвонил.
Видимо, не поговорил ещё.
– Не твоё дело, –он отрезает.
Предсказуемый ответ, и я, усмехнувшись, наклоняюсь к самому его лицу, выдыхаю в губы:
– Так и что я делала в этом клубе тоже не твоё дело.
Он, мрачнея ещё больше, недовольно кривится, пытается просверлить меня взглядом.
Бесполезно.
Прожигать взглядом умею и я.
– Время, – я напоминаю равнодушно. – Тебе пора возвращаться.
И нам с тобой пора перепихнуться.
Распрощаться.
Ты же за этим меня повез, и я не понимаю, чего ж ты ждёшь и медлишь. Я ведь чувствую твоё возбуждение.
– Успею.
Он нашаривает рукой платье, а потом куртку, в которую меня заворачивает. Пересаживает очень аккуратно на соседнее сидение и кресло на место возвращает. Даёт задний ход, и только тут я понимаю, что остановились мы буквально в паре метрах от кирпичной стены. Но… всё равно не страшно, потому что я, кажется, не соврала, когда сказала, что доверяю в категории абсолют.
Странно, непонятно и совершенно иррационально, но доверяю. И именно поэтому ничего не спрашиваю, наблюдаю с интересом, как мы паркуемся на пустой стоянке около одного из многих торговых центров.
Выходит Стас, звонит кому-то, а после открывает машину с моей стороны и, не давая времени даже обуться, берет на руки.
– И что это значит? – я спрашиваю сердито.
Мне не нравится.
И я не могу даже себе объяснить, что больше: то ли вот это излишне бережное отношение с намёком на заботу, то ли то, что несёт он меня без особого труда, легко и… привычно. Словно уже тысячу раз носил и ещё столько же носить будет.
– Что твоё платье меня бесит, – Стас отзывается невозмутимо, – и тебе оно не идёт.
– И ты решил меня переодеть? – брови изумлённо взлетают сами.
А Станислава Демидова, однако, можно поздравить.
За пару часов знакомства он вызвал во мне больше эмоций, чем многие другие за годы общения. Более того, ему тоже удаётся удивить меня.
Заставить растеряться.
– А на что, по-твоему, это похоже? – он смотрит с покровительственной насмешкой.
– На безумие, – я ворчу и…
…и стеклянные двери приветливо разъезжаются.
Аргумент – Ночь, закрыто, ничего не работает! – может идти в бездну.
Работает.
