Книги
Июнь, 30
– Кто знаток физы?! Я – знаток физы!!!
– Даха, у тебя трояк, – Лина сообщает меланхолично.
Наблюдает, как я танцую, приговариваю радостно:
– Кто закрыл сессию? Я закрыла сессию!
– Так-то ещё практика, – Ромочка хмыкает скептически.
Тоже смотрит.
Вздыхает шумно, видимо, признавая, что медицина в моём случае бессильна.
– Кто молодец? Я – молодец! Кто молодец? Я – молодец!
– Ну всё, кукуха на радостях уехала окончательно, – Вано, задумчиво следя за движениями победного танца, заключает чрезмерно печально.
И приходится остановиться, посмотреть на него, пользуясь случаем и разделяющими нас метрами, свысока.
– Моя кукуха, Иван Максимович, уехала ещё на анате, – я просвещаю его снисходительно, спускаюсь неторопливо с верхних ступеней пролёта между вторым и третьим этажом, на которых я и отплясывала, – и возвращаться не собирается. Смирись.
– Обязательно, и рубашку принесу, смирительную, – Вано кивает, уточняет с гоготом, а после пальцами звучно прищёлкивает, делится информацией. – Кстати, о птичках. Сейчас видел нашего Красавчика, злющий как чёрт.
– А он бывает другим? – Лина фыркает, закатывает, показательно припоминая, глаза. – Он либо издевается, либо злится, либо… издевается. Хорошего настроения у Кирилла Александровича не бывает, да, Дашка?
Да, Лина.
О да.
Я спотыкаюсь и, отвечая невнятным мычанием, кошусь на скорчившего в тот же миг невозмутимую рожу Ромочку.
В ту декабрьскую ночь я назвала именно его адрес, взбежала, не дожидаясь лифта, на восьмой этаж, и кнопку звонка, задыхаясь от бега и эмоций, я вдавила. Выдохнула, когда открыла мне Мила – новоиспеченная жена и кость в горле половины нашего потока, поскольку известие о женитьбе Романа Кирилловича огорчило и привело в уныние многих.
Казанова он был знатным.
– Привет, – она сказала невозмутимо.
Пропустила без всякого удивления и вопросов, словно гости в два часа ночи для них обычное явление, заварила чай по каким-то особым бабушкиным рецептам. Я же, устроившись за барной стойкой, рассказала в красках о случившемся.
– Дела-а-а, – Ромыч протянул хмуро, переглянулся с женой.
– Может, правда, никому ничего не расскажет? – Мила, ставя передо мной чашку с блюдцем, спросила с надеждой, отвесила по пути затрещину любимому мужу. – Ромка, ты балда.
Я же, глядя на потирающего затылок Ромку, втянула голову в плечи и притихла. Кто ещё тут балда указывать и показывать не надо.
Сама знаю.
– Чёрт его знает, – Ромыч насупился, – он у нас принципиальный. Кра-са-а-а-авчик.
Последнее было проговорено со злостью, и я согласно вздохнула.
Кирилл Александрович Лавров, действительно, был красавчиком.
Молодым – как донесла разведка, тридцать два года – красавчиком. На кафедре он был первый год и преподавать, как опять же шептались, согласился только по большой милости, любви к родному институту и уговорам завкафедры, так как набор в этому году увеличился и преподов катастрофически не хватало.
Его первое занятие мы ждали с нетерпением, наслушавшись и о его неземной красоте, и о требовательности, и о резкости с откровенным издевательствами временами, и о меняющихся как перчатки любовницах, и о… многом.
О Кирилле Александровиче Лаврове вообще слухов ходило слишком много.
Местами преувеличенных.
Но…
Красивым он оказался взаправду.
А я оказалась предательницей.
Почувствовала себя ею, ибо в груди, когда он зашёл, что-то ёкнуло, и я невольно сравнила его с Лёнькой, поняла, что сравнение это вышло не в пользу последнего. И, пока Кирилл Александрович представлялся, я предательски думала, что канадка нашему новому преподу идёт куда больше, чем моему парню...
Два месяца.
Наша групповая женская влюбленность в язвительного и харизматичного Красавчика, как называли его пренебрежительно парни, продлилась два месяца, в которые к паре мы готовились особенно тщательно и долго.
Перерывали не только учебники, но и гардероб.
Прошла же любовь, завяли помидоры на… первом зачёте, принесенном ноутбуке и хищной улыбке, которая сопровождала его слова: «Тест, похоронный марш медицины, писать будете здесь. Три балла я даром не раздаю и оценивать ваше умение пользоваться поисковиком по ворду не собираюсь».
От любви до ненависти, воистину, один шаг… и тест, который на три балла никто не написал. Мы не готовились, да и нельзя, решая самому, за десять минут сообразить на двадцать вопросов и всё соотнести без ошибок… двоечникам вроде нас.
В том же, что мы двоечники, нас уверили.
Повторили сие на устной части, на которой мы возненавидели Красавчика окончательно, закопали очень глубоко всю влюбленность и даже не оплакали. Измываясь особо изощренно и тонко, Кирилл Александрович гонял в хвост и гриву, поставил трём из тринадцати по одному баллу и отправил остальных учить дальше.
Мы учили и пересдавали, и бодро шли учить дальше.
Я сдала с третьего раза.
И надеяться, что Кирилл Александрович ничего не расскажет про музей и разбитый препарат, было слишком самонадеянно, пусть он и пообещал.
Но…
Красавчик – к нашему с Ромкой удивлению – в самом деле, промолчал, ничего не сказал, когда лаборантка обнаружила пропажу и трясла всех и каждого. И мне осталось только трусливо порадоваться, что с кафедрой, сдав зимнюю сессию, я распрощалась навсегда и окончательно.
Видеться мы больше не будем.
Даже случайно.
Весь этот семестр я старательно избегала Кирилла Александровича, и по коридорам второго корпуса, где анатомия и правила балом, ходила с оглядкой и перебежками до апреля, а после… успокоилась.
Почти.
Встречаться и напоминать о себе лишний раз не хочется даже сейчас. Не буди лихо, пока тихо, как известно. Но… говорить о нём что-либо плохое тоже не хочется, не поворачивается язык согласиться, потому что не таким уж принципиальным и ужасным оказался наш Красавчик.
Н-да.
– Дашка, не тормози, – Рома подмигивает ободряюще, понимает без слов, и разговор он переключает, уводит в безопасное русло, – нас ждёт секс и виски…
– …и кокс карибский, – я хохочу, принимаю правила.
Подхватываю Лину под руку, которая стонет, что мы редкие придурки. Она не с нами и знать нас не знает, видит первый раз.
– Без проблем, женщина, – Вано соглашается легко, строит просительную рожицу, – без проблем, только ключи от хаты дай.
Ибо отмечать мы собрались у Лины, пообещали предварительно и искренне её родителям ничего не спалить.
Как в прошлый раз, когда Вано с Ромой сломали пластиковый стул и под руководством Эля, который сию гениальную во всех смыслах идею и подал, решили ножку припаять обратно с помощью зажигалки.
– Дашка, а твой всё-таки идёт? – уже на крыльце задаётся вопросом Вано.
Хмурится.
И отвечает, пока я подбираю слова, вместо меня язвительно Лина:
– Нет, Лёньчик работает. Пчёлка трудовая.
– Лина… – я тяну трагично.
Смотрю укоряюще, но ко всем добродушная староста только фыркает.
Леонида Аркадьевича она почему-то на дух не переносит. Невзлюбила, подтверждая теорию о правилах и исключениях, с первой встречи, на которой про золотого мальчика и нежный цветочек Лина высказала, а он всем видом сказанное подтвердил.
Процедил презрительно в ответ про заучек.
И на хорошие отношения между ними дальше можно было не рассчитывать.
Только слушать временами, что он мне не пара. Не переубеждать, потому что бесполезно и потому что сотню раз мы спорили. И очередной выпад я именно поэтому пропускаю, осознаю вдруг резко, что чего-то не хватает.
Чего-то очень важного.
– Чёрт, сумка! – я хлопаю себя по лбу.
Лечу назад.
Здравствуй, третий этаж и кафедра физиологии, а я ведь только навсегда помахала тебе ручкой и оттанцевала на радостях лезгинку.
