Время книг
Создать профиль

Няня на месяц, или Я - студентка меда!

Глава 11

– Чёрт… – Кирилл Александрович вздрагивает и отшатывается. – Штерн…

– Что?!

Его возмущением я не проникаюсь, а на округлившиеся глаза только пренебрежительно фыркаю. Тоже отшатываюсь, когда руку ко мне он протягивает, но пальцами по моей щеке Лавров провести всё ж успевает.

– Это что, сметана? – он принюхивается, смотрит подозрительно на банку в моих руках, которую я запоздало прячу за спину.

– Я куплю новую, – я заверяю его клятвенно, и в ванную, не обращая внимания на ошарашенно вытянувшееся лицо любимого бывшего педагога, протискиваюсь.

Домазываю натуральную маску пред зеркалом.

Всё-таки не следовало вчера поддаваться на уговоры Женьки и загорать, пока остальные просыпались и вещи паковали.

Ибо, загорая, мы с ней уснули и благополучно сгорели. Точнее сгорела неплохо я, у Женьки кожа смуглая.

– Дарья Владимировна, а ты в курсе, что есть крема?

Позади разносится растеряно.

И Лавров продолжает маячить в дверях ванной, наблюдает за мной, и, глядя на него в зеркало, я снисходительно просвещаю:

– Да будет вам известно, Кирилл Александрович, что сметана есть лучшее средство, натурпродукт, экологически чистый, полезный, питательный… – я рекламирую вдохновенно, выдыхаюсь на последней характеристике.

А потому, меняя тему, возмущаюсь.

Наигранно:

– В общем, вам жалко, что ли?

– Не жалко, – Лавров буркает как-то потеряно, проводит ладонью по затылку.

Не удерживается от очередного вопроса:

– А дома ты намазаться не могла?

– Не-а, – я щедро размазываю остатки сметаны по подбородку и лбу, делюсь стратегическими планами на будущее. – От меня парень тогда сбежит, а я, Кирилл Александрович, может планирую ещё замуж за него выйти.

Предложение же уже было…

И не туда мысли, Дарья Владимировна.

Уж лучше торжественно вручить пустую банку Лаврову, одарить обворожительной улыбкой и понаблюдать злорадно, как он кривится.

Сторонится, пропуская меня в коридор.

Лёнька вчера вечером также кривился, отшатнулся испуганно, когда увидел, что сметану у него дома я извела. Нет, ну правда, сметана мне нравится куда больше, чем крема.

И это забавней.

Посмотреть на реакцию Лаврова тоже было забавно, поэтому удержаться, когда нашла в холодильнике почти просроченную банку, я не смогла, отложила на чуть позже завтрак для монстров, что всё равно ещё спят.

Поставила кофе.

Джезву на который я купила сама, водрузила на стол, оповестила Лаврова, что без варёного кофе я жить отказываюсь.

– Да ты коварная личность, Дарья Владимировна, – он хмыкает скептически.

Идёт за мной на кухню.

– Конечно, – сие я подтверждаю с ещё более очаровательной улыбкой, от которой Красавчика знатно передёргивает, – маски только после свадьбы. И вам, кстати, на работу пора, Кирилл Александрович…

***

Димка звонит, когда я кладу себе подушку на лицо и издаю мученический вопль. Дети – это чудовища, монстры в ангельском обличье, любопытные исчадья ада, которые имеют тысячу и один каверзный вопрос.

Да меня на экзаменах не валили так, как суслики, прибежавшие от телевизора.

Сегодня что, международный день вопросов?!

Почему-почему-почему…

– Дань? – брат удивляется, поскольку вместо приветствия у меня вырывается страдальческий и протяжный стон.

Ещё вой.

На одной длинной ноте.

– Вот ты знаешь, почему глаза можно заморозить только при очень низкой температуре? – я машинально повторяю последний вопрос Яны.

Повторяю, осознаю и, медленно убрав подушку с лица, а телефон от уха, подозрительно смотрю на нетерпеливо прыгающего около дивана суслика.

– Так почему? – Яна глядит требовательно.

А Дим – братец, чтоб его, заботливый – ей вторит:

– Данька, твои интересы меня, как твоего старшего брата, настораживают и волнуют. Ты точно прошла психиатра в этом году? Или опять подмахнули по знакомству?

Димка беспокоится наигранно.

Только я его не слушаю.

Я вкрадчиво интересуюсь у Яны:

– Монстры, вы чего там смотрите?!

– Дискавери! – радостно вопит Ян, вприпрыжку забегая на кухню и плюхаясь рядом. – Там про человека рассказывают, глаза и кра-крик-консерву, в общем. Даша, а вот глаза же у нас влажные, да?

Глаза, оттягивая нижние веки, он мне наглядно показывает.

– Да.

– Вот, значит, в них вода, – суслик подытоживает с умным видом, говорит важно. – А чего они тогда не замерзают на холоде? Вода ж замерзает…

Димка, слыша сусликов, хрюкает.

Ржёт откровенно.

– Данька, я тоже требую и жду ответа, – строгим голосом, подражая па, вопрошает он, но конец фразы смазывается очередным приступом громкого хохота. – Почему глаза человечьи не замерзают, Дарья Владимировна?

Га-а-ад.

– Ну… – я тяну задумчиво.

Пытаюсь, хаотично перебирая варианты и обрывки знаний, вспомнить, не замечать сусликов, что смотрят вопросительно и требовательно.

Ожидающе.

А Димка вопросительно-требовательно и ожидающе слушает, и я отчётливо представляю, сколько мне будет припоминаться, если я сейчас не отвечу.

– Ну, потому… – я, осознавая, что ответ находиться не хочет, повторяю глубокомысленно, – что…

– Что? – Димыч коварен.

И я понимаю, что месть моя будет жестокой.

Многократной.

– Так почему? – монстры ему аккомпанируют просто идеально, взирают с максимальным любопытством на рожицах.

– Потому что в слёзной жидкости, кроме воды, есть ещё соль, – я сообщаю неуверенно и, не слыша возражений, продолжаю. – Солённая же вода не замерзает даже при низких температурах. Плюс в сосудистой оболочке много кровеносных сосудов, которые не дают замерзнуть.

Вот, всё.

Я, кажется, отделалась малой кровью.

Вот только… суслики моргают, синхронно и недоуменно, переглядываются, и я понимаю, что не-а, не отделалась.

Очередные вопросы уже готовы.

– Дим, давай я тебе перезвоню? – я спрашиваю с надеждой.

– Не-не, тут так интересно, что мы всей ординаторской слушаем. Не смей отключаться, Репейник!

– Димыч, ты… ты…

– Твой любимый старший брат, – он подсказывает самодовольно, говорит неразборчиво и не мне, чтоб после произнести уже слышно. – Тебе тут от Андрея привет.

– Ему тоже, – я отвечаю благодушно.

Планирую пожаловаться доброму и сострадательному другу братца на братца же, открываю рот, который закрыть приходится.

Выслушать сусликов.

– …а там ещё сказали, что людей замораживают, креконсерва… криоканса… – Яна склоняется, заглядывая мне в лицо, хмурится и сложное слово выговорить пытается.

Дёргает себя за косичку.

– Криоконсервация? – я догадываюсь тоскливо.

– Ага, – она охотно кивает

Забирается ко мне на колени, готовая слушать про незнакомое и непонятное.

Однако любопытное.

– Зачем людей замораживать?! – Ян, оплетая руками мою шею, виснет сбоку.

Тормошит.

Всё, суслики, сдаюсь.

Баста.

– Для потомков, – с протяжным вздохом я сваливаюсь под тяжестью двух монстров, откидываюсь на спинку дивана, – и чтоб вы спросили.

– Каких потомков?

И вдох, Дарья Владимировна, и выдох.

Вдох.

И на втором выдохе я улыбаюсь, поскольку нервная улыбка – это тоже вполне себе улыбка, сообщаю:

– В холодильнике есть Нутелла, в детской – бардак. Смекаете, суслики любознательные?

Смекают.

Ибо руки от моей шеи убираются демонстративно, сползается с моих колен, а две рожицы одинаково недовольно вытягиваются.

Переглядываются, обиженно надувая губы.

– Детей шантажировать нельзя.

– И переводить разговор тоже.

– Паста вся моя? – я, игнорируя жизненные девизы и лозунги, заламываю брови, задаю провокационный вопрос.

От которого суслики сопят.

Пыхтят, но жадность и любовь к шоколаду побеждает:

– Нет!!!

Топот убегающих ног с недавних пор, однозначно, лучшая музыка для моих ушей.

Всегда бы слушала.

Нервная улыбка становится довольной, и, прислушиваясь к шуму на втором этаже – спальня, детская и гостевая комната именно там, – я возвращаюсь к Димке, что всё ещё не отключился, выслушал всё.

Зачем-то.

– Чего тебе, предатель?

       
Подтвердите
действие