Суббота подкрадывается незаметно, сваливается сверху.
Как я, когда Лёнька, устав наблюдать за моими хаотичными метаньями по спальне, перехватывает и дёргает на себя.
– Verweile doch! Du bist so schön! – он хохочет, а я воплю, что десять, проспали.
И Лавров меня укокошит.
Даже удивительно, что телефон до сих пор не разорвался от его звонков.
– Данька, сегодня суббота, – сквозь смех просвещает Лёнька, забирается руками под мой топ. – Ты совсем на своей кафедре заработалась.
О да, на кафедре.
Я мычу что-то невразумительно-согласное.
И за обман мне, наверное, уже приготовлен персональный котёл в аду, перевязана подарочной ленточкой сковородка, на которой грешников, как известно, жарят, но… но сказать правду я не решилась.
Ни родителям, ни Лёньке.
Они бы… не оценили.
Особенно Лёня, что точно не понял бы, как можно было зимой подписаться на подобный спор, а сейчас, летом, согласиться быть няней. Остаться в итоге самой, поэтому для всех них, оправдывая ежедневное отсутствие, я устроилась на кафедру микробиологии лаборанткой.
Мне это интересно, денежно, и посмотреть на научную работу кафедры изнутри хочется.
Очень.
– Два предложения: твои неандертальцы зовут на озёра с ночевкой, сегодня Ивана Купала, – Лёнька, не замечая моих угрызений совести, подминает под себя.
Он целует, и мы перекатываемся.
Теперь сверху я.
– А второе? – я усаживаюсь удобней, наблюдаю с удовольствием, как туманятся его глаза.
– Ты и я. И, так и быть, эта шикарная кровать, – он подмигивает.
Щекочет меня вероломно.
И под мой визг мы снова перекатываемся, сражаемся, и второй вариант меня устраивает целиком и полностью, но...
Ромочка обещает меня проклясть, заверяя, что в его родне теперь есть настоящие потомственные ведьмы и с одной из них он даже живет. Вано напоминает, что на озёра мы собирались с зимы и уже я клялась поехать. А Лина угрожает пожизненным «н/б» и на тех лекциях, где я изредка присутствую.
Самые весомые аргументы, как всегда, у старосты, поэтому из постели приходится выбраться и собираться начать.
– Дань, ты уверена, что взяла только необходимое? – Лёнька, навьюченным верблюдом, от двух походных рюкзаков шатается.
Появляется из подъезда.
– Конечно, – я отвечаю кристально честным взглядом.
Открываю багажник его джипа, поскольку от спорткара, вспомнив куда и как ехать, Леонид Аркадьевич решил благоразумно отказаться.
– То есть череп тоже необходим? – он уточняет скептически.
Упс.
Заметил.
– Мила просила взять.
– Слушай, – Лёнька вопрошает без особой надежды, – а вы там все с прибабахом? Или адекватные всё ж встречаются?
– Смирись, мы ещё адекватные, – я улыбаюсь.
Закидываю руки ему на шею и, встав на носочки, целую.
Шепчу в губы:
– Спасибо, что согласился поехать.
– Будто у меня был выбор, – Лёнька ворчит и с видом мученика тоскливо вздыхает, – кажется, я уже смирился. И с постоянным присутствием этих психов в нашей жизни тоже.
– Вот за это я тебя и люблю, – я смеюсь и, не успев ещё раз его поцеловать, оборачиваюсь на протяжное завывание машины.
Что недалеко от нас тормозит, грохочет музыкой.
– Эй, голубки, мы едем или нет? – высунувшись из окна, громоподобно орёт Вано.
И сидящие на скамейки бабки вздрагивают, крестятся размашисто и слаженно, взмывает ввысь стая потревоженных голубей.
А мы поспешно соглашаемся, что едем.
***
– Дарий наш первый и единственный, а-а-а, я не видела тебя вечность! Сенечка, поцелуй нашего Дария!
Ураган по имени Варя налетает внезапно, подхватывает, обнимает, хохочет и попеременно целует то меня, то енота, которого держит бульдожьей хваткой и возмущённое вяканье которого она не замечает.
– Варь, отстань от людей, – Дэн, староста смежной группы, притягивает её к себе, кивает мне и пожимает руку выбравшемуся из машины Лёньке. – Дашка, не обращай внимания. Они с Ромычем уже на двоих накатили тинктуры Милиной ба. Их час плющит.
– Настойка во! – Варя поднимает вверх большой палец.
– Вы тоже во, – Дэн ухмыляется и енота, который всем видом демонстрирует невыносимые страдания бытия, забирает.
– Эй…
– Сенека идёт жарить шашлыки со мной, – Дэн ставит пред фактом, уклоняется ловко и, судя по всему, привычно от загребущих рук Варвары.
Отбегает.
А Варя возмущённо оборачивается ко мне:
– Нет, ты видела? Меня лишили ребёнка!
Она радостно фыркает и, подхватив меня под руку, тащит к пледам и загорающим нашим, успевает прокричать в сторону Дэна:
– И только посмей подать на алименты! Я не буду платить, ты сам забрал этого гада.
– Варька, ты кошмарная мать! – Мила констатирует безжалостно.
Приподнимается на локтях, запрокидывает голову, сдвигая очки на волосы, которые в лучах солнца искрят золотом.
– Привет. Ты мне Йорика привезла?
– В машине, – я сажусь рядом и толкаю её в бок. – Пока не скажешь зачем, не отдам.
– Дарья Владимировна, а вот скажи мне, – Мила смотрит со снисходительной улыбкой терпеливого родителя, – сегодня какая ночь?
– Тёплая?
– Купальская!
– И что, папоротник пойдем искать? – Нина приоткрывает глаза и даже заинтересованно поворачивает голову в нашу сторону.
– Ага, – жена Ромочки фыркает насмешливо, – и цветик-семицветик заодно.
– А я хочу папоротник поискать, – внезапно объявляет Женька.
– Я тоже.
– Я тоже.
Ди-Ди вопят хором.
Переглядываются ревниво, пихая друг друга локтями, перепираются, и я невольно улыбаюсь, вспоминаю сусликов, которых они однозначно напоминают. И не-е-ет, о сусликах в свой выходной я думать не хочу и не буду.
Мне без разницы, как там с ними справляется Красавчик.
Сегодня мой день, моя жизнь, в которой даже мыслям о монстрах и Лаврове места нет.
Определенно нет, поэтому, сдернув и неуместные мысли, и футболку под улюлюканье Эля, я с разбегу прыгаю в озеро и плыву к нему.
Притопить.
Дабы нечего орать на всю округу, придурок, что видел меня голой.
Не видел, у меня приличный купальник.
***
Из воды я выбираюсь, когда промерзаю до костей, ругается с берега Лёнька, а Вано зычно оповещает, что шашлык ждать не будет.
– Ты его хорошо прожарил? – я требовательно интересуюсь у последнего, пока Лёня закутывает меня в полотенце и ворчит.
Я же дрожу, ибо, кажется, замёрзла всё ж основательно.
Надо было слушать Эля, что с собой звал.
– Женщина, – Вано смотрит с возмущением и тычет себе пальцем в грудь. – Ты меня, меня спрашивать будешь, хорошо ли я прожарил мясо?! Да я шашлык готовил, когда тебя в проекте не было!
– Боже! Надеюсь, в такому случае, старческий склероз ещё не настиг и ты помнишь, что акция заведи друга сегодня не работает? – я интересуюсь с притворным беспокойством.
Ойкаю, поскольку Лёнька пихает в бок и заткнуться просит.
Направление нашего разговора он уже понял, и, как натура нежная, аппетит себе портить не хочет.
– С трудом, дорогая, – Вано, видя, как меня передёргивает от его «дорогая», довольно лыбится, – но вспомнил. Так что, женщина, тебе придётся жить дальше без бычьего и свиного цепня.
– Вано, ты козёл, – я сообщаю ему с чувством. – Я лелеяла надежду обогатиться!
О том, что некоторые добровольно соглашаются выращивать у себя этих паразитов для науки, нам с милой и благодушной улыбкой сказали на биологии.
Правда это или нет, Вано безрезультатно пытался выяснить после пару недель.
Получил присказку.
– Имейте совесть, я есть хочу! – Лёня, зеленея, злится уже всерьёз.
И я виновато улыбаюсь, приподнимаю руки в знак капитуляции, а Вано согласно мотает башкой и, подмигнув мне за спиной моего парня, предлагает обсудить валютный рынок или последнюю игру «Динамо».
Убить его мало.
Футбольных фанатов и экономистов мне не понять от слова «совсем», и их враз разгоревшийся жаркий спор скучен до безобразия, поэтому идущей навстречу Лине я радуюсь больше, чем окончанию самых занудных пар.
Мчусь к ней, на ходу влезая в футболку.