Книги
– Надо быть, вечер? – думал случайно проезжавший извозчик, останавливая лошадь, в надежде зацепить седока, но сидящий у ворот в форменном черном тулупе дежурный дворник немедля разрушил эту надежду.
– Напрасно дожидаешься, брат, – снисходительно обратился он к полузамерзшему Ваньке. – Это, вишь ты, бал особенный и поживиться тебе не от кого будет, потому, что гости все тоже наш брат, голяк пешеходный.
– Да ведь танцуют кажись, – робко возразил возница, приподымаясь на облучке и заглядывая в окна, поднятые не более двух аршин от земли.
– Вестимо танцуют, – ворчливо согласился дворник, – да что толку то из того?... Сказано тебе, не господа это собрались, а прислуга господская со своими знакомыми... Генеральши Пассек горничная любимая именины свои справляет и гостей назвала чуть не целую сотню.
– Вишь ты как... – протяжно ответил Ванька, видимо пораженный невиданным случаем.
– Да вот оно как, – все более недовольным тоном пояснил дворник, огорченный необходимостью прогуливаться в обществе мерзнущего городового по двенадцатиградусному морозу, вместо того чтобы принимать участие в веселом празднестве, на которое его любезно приглашали.
– Позволила, вишь, генеральша сама у себя в доме бал произвести. Весь нижний этаж отдала на сегодняшнюю ночь... Потому, баловница она у нас большая и прислугу всю вовсе распустила, – не без строгости прибавил блюститель порядка.
– Да, вот оно, что... – задумчиво проговорил извозчик. – Добрая значит барыня...
– Просто шалая... Денег много, вот и чудит. Зверей позаводила. Одних собак семь штук... Одно слово – привередница, – уже совсем обиженным тоном пояснил дворник, припоминая сколько хлопот доставляли ему генеральшины собачки, из-за которых ворота надо было держать на запор.
После этого извозчик также обиженно стегнул по своей лошади, направляясь разыскивать седоков к более рассудительным квартирам, в которых танцевали настоящие господа, а не служащие «пешеходы».
В нижнем этаже квартиры Анны Петровны действительно танцевали. Добрейшая старушка не только разрешила своим «кухонным феям» устроить вечер, но даже отдала весь нижний этаж в их полное распоряжение, за исключением своего рабочего кабинета.
– Не трудно нам с братом посидеть один вечер наверху. Не умрем мы от этого, – отвечала она со своей обычной добродушной улыбкой одному из своих многочисленных племянников, возмущавшемуся тем, что «дорогая тетушка» подвергает себя безпокойствам, ради каких-то горничных.
– Вздор ты говоришь, Ваня, – решительно перебила Анна Петровна только что вошедшего 27-ми летнего молодого человека в безукоризненно сшитом «английском» костюме и самом модном темно-желтом галстуке на тонкой безконечной шее. – Безпокойства нет уже потому, что мы и без того часто просиживаем целые вечера в кабинете брата Алеши, где гораздо теплей чем внизу. Это во-первых. А во-вторых, – почему же и не повеселиться на праздниках бедной прислуге? Мои девушки ведь тоже молодой народ и им потанцевать хочется.
– Ну и пусть себе танцуют где угодно, только не у вас в квартире, – сухо отвечал свежеиспеченный кандидат права, только что причисленный к одному из министерств благодаря рекомендации все той же «дорогой тетечки», к которой безцеремонно обращался со всевозможными, а подчас и совершенно невозможными просьбами каждый, даже самый отдаленный родственник.
– А где же им танцевать прикажите? – горячо возразила писательница. – За границей существуют различные клубы и «ферейны» для прислуги, как и для всех вообще. У нас же, до сих пор, ничего подобного нет. Что ж удивительного, если наш народ сидит по кабакам, не находя другого места, где бы провести время, встретившись и поговорив со знакомыми. Ведь потребность в обществе и развлечении также естественна и непреодолима, как потребность в пище и сне... Не этим ли объясняется страшное количество наших кабаков и возрастающее пьянство русского народа? – задумчиво проговорила Анна Петровна, вопросительно глядя глубокими синими глазами на своего брата, доктора медицины Алексея Петровича Соколова, который медленно отхлебывал душистый чай из большой фарфоровой чашки с крышкой, сидя рядом на какой то турецкой кушетке.
– Ну, это ты, пожалуй, и преувеличиваешь, Анюта, – ответил пожилой, но все еще красивый господин с выразительными глазами, такими же добрыми и умными, как и глаза его сестры, на которую он походил так, как могут походить друг на друга только близнецы. – Страшное злоупотребление пьянством не зависит от кабака... Помни мое слово, если со введением монополии, о которой только говорят и пишут и от которой все почему-то ожидают столько полезного, действительно удастся уничтожить кабаки на всей земле русской, то пьянство от этого ничуть не уменьшится, а пожалуй даже увеличится... Причины, гонящие русского человека в кабак лежат гораздо глубже в нашей душе и сердце...
– Сейчас видно, что дядюшка доктор – специалист по душевным болезням. Он отыскивает психологические загадки даже там, где все объясняется очень просто: тупостью, грубостью и развращенностью русского народа.
Молодой бюрократ Иван Егорович Вальтер говорил со снисходительной полуулыбкой, проникнутый важностью своего служения государству, выразившемся в переписке уже двух, ничего не значивших «докладов».
– А можно спросить, откуда тебе так хорошо известен русский народ? – ответил доктор Соколов в тон своему племяннику.
– Помилуй, дядя. Я ведь не даром кончил курс в университете, – обиженным голосом ответил молодой человек, проводя руками по модно остриженным ежиком волосам и пытаясь лихо закрутить рыженькие жидковатые усики, придающие всему его глуповатому лицу отдаленное сходство с желтым тараканом.
– Что у вас, в университете, читают лекции «народоведения», или имеются практические занятия, в виде поездок в различные захолустья русских губерний для вещего ознакомления «учащейся молодежи» с нравами и обычаями народа, которым они призваны управлять по сдаче государственного экзамена?
Голос пожилого человека звучал такой откровенной насмешкой, что молодой бюрократ вспыхнул.
– Для того, чтобы быть образованным человеком, не надо прослужить 20 лет в какой нибудь земской дыре, дядя, – язвительно заметил он. – Я, по крайней мере, надеюсь через 20 лет сделать лучшую карьеру чем та, которая доставила тебе... целых 400 рублей годовой пенсии...
– За 20 лет заведывания сумасшедшим домом, – серьезно пребила Анна Петровна племянника. – Вы, врачи, последние герои нашего времени. Надо много самоотвержения и любви к ближнему, чтобы быть врачом в провинции, Ваня... учитесь у стариков, молодые люди. Ваше поколение что-то позабыло значение слов: долг, самопожертвование, любовь к ближнему...
Неизвестно, что бы ответил примерный молодой «причисленный» на эти слова своей тетки, если бы громкий звонок не помешал ему говорить.
– Кто бы это мог быть? – не без любопытства спросила Анна Петровна. – Я никого не жду... А ты, Алеша?
– Я тоже, – кивнув головой, отвечал брат.
– Вероятно один из гостей твоих «кухонных фей», милая тетя, – насмешливо проговорил Ваня. – Прикажешь пойти отворить, благо у тебя в доме сатурналия... свет навыворот... прислуга за хозяев...
Анна Петровна спокойно улыбнулась в ответ.
