Гневное раздражение, вызванное слишком явным интересом любимого человека к хорошеньким девушкам, начало уступать место необъяснимой веселости. Не без труда выдержала Ната обязательное молчание до ухода трех сестер, с удивлением чувствуя, что мысли не повинуются ей. Образы и предположения так быстро менялись в ее мозгу, что она не успела отдать себе отчета в том, что происходит в ее фантазии.
– Что это со мной? – с удивлением вскрикнула она по уходу девушек. – Я точно пьяная... Голова кружится, и в мыслях какая то путаница... Должно быть действует благоухание, наполняющее комнату.
– Пустяки, – спокойно ответил студент, отхлебывая глоток воды из графина, стоящего на маленьком столике. – Я ничего не чувствую особенного. Простое курение вроде пачули.
Лицо Моравского действительно сохраняло обычное холодное, слегка насмешливое выражение.
– Ну, а эта сцена? – продолжала допытываться взволнованная девушка. – Можешь ты мне объяснить, что здесь происходило? Понимаешь ли ты, что все это значит?
– Я понимаю, что доктор Иеремия очень искусный человек и магнетизер недюжинной силы. Это я тебе заранее говорил. Да иначе и не стоило бы тебя приводить сюда, – серьезно ответил Моравский. – Сейчас ты увидишь вещи еще более интересные... если меня не обманул Сазиков... Тише... вот наш хозяин возвращается.
И точно, черная портьера кабинета отдернулась и на пороге появился мистер Смис в том же безукоризненном фраке и белом галстуке с тем же тоненьким голоском и якобы английским акцентом.
Ната глазам своим не верила. Неужели этот голос мог звучать так властно, неужели эти маленькие глазки сверкали только что таким нестерпимым блеском из-под черного одеяния.
– Не может быть. Наверное это был другой человек? – невольно произнесла Ната и страшно сконфузилась, сознавая неловкость своего непроизвольного замечания.
Но доктор Иеремия очевидно не слышал – или не желал слышать этого выражения недоверия. Он извинился самым любезным тоном за долгое ожидание, и только быстрый взгляд, брошенный им сначала на спокойную физиономию Моравского, затем на полунаполненный стакан и наконец на раскрасневшееся лицо Наты, доказал, что умный хиромант видит, соображает больше, чем понимала молодая девушка.
Все трое перешли в кабинет хозяина уже освещенный обыкновенными электрическими лампочками искусно скрытыми между лепными украшениями стен. Это яркое освещение уменьшало мрачное впечатление, производимое комнатой, но зато еще резче бросались в глаза странности его убранства.
Золотой сосуд с куреньем уже не стоял на эстраде, перед которой стояли три обыкновенных кресла, обитые красным штофом, резко отличающимся от египетско-халдейской обстановки. Однако комната еще была насыщена благоуханием под влиянием которого нервное возбуждение девушки все возрастало. Ее безсознательная веселость начинала переходить в лихорадочное возбуждение.
– Признаюсь, я была глубоко поражена виденным, – обратилась она к доктору Иеремии, любезно придвинувшему ей одно из кресел. – Я много слышала о вас от Болеслава и других ваших почитателей, но все же не ожидала ничего подобного тому, что вы так любезно позволили мне видеть только что...
Хиромант скромно улыбнулся.
– Не все научные тайны известны публике дорогая мисс Вальтер. Мне удалось отчасти проникнуть в некоторые из них, но, увы, все это еще весьма немного. Сплошь и рядом я сам поражаюсь, открывая вещи и явления необъяснимые и независящие от моей воли. Таинственная жизнь души нашей полна загадок. Гипнотизм и магнетизм только приподняли завесу этого храма. Но все же я могу показать вам интересные вещи, если вы пожелаете...
– Взглянуть в волшебное зеркало? – быстро перебила его Ната.
– О, нет, зачем же? Такую высокообразованную особу смешно было бы забавлять пустяками. Декорации нужны для массы... Вам же, если позволите, я просто представлю моего медиума, через которого вы можете узнать немало интересного.
Прежде чем Ната успела ответить, доктор Смис уже ударил серебряной палочкой в небольшой «гонг» или «там-там», висящий близ эстрады на серебряной же подставке.
Раздался протяжный металлический звук, на который откуда то сверху ответил легкий паровой свисток, и через две минуты на пороге противоположной двери появилась молодая девушка в изящном белом суконном платье, сшитом очевидно лучшим портным по последней парижской моде.
– Мисс Леа Смис, моя дочь и помощница, – отрекомендовал ее доктор Нате, которая с недоумением глядела на эфирное существо, точно вышедшее из какой-нибудь древней картины. Несмотря на свой наряд Леа казалась сказочным видением одной из тех ветхозаветных красавиц, о которых рассказывает библия. Классически правильное личико этой пятнадцатилетней девушки освещалось громадными черными глазами, которые жгли и нежили, горели каким-то бархатным блеском. Маленький розовый ротик казался созданным для поцелуев, но всякое нечистое желание умолкало под влиянием трогательной чистоты, которой проникнуто было все существо этого ребенка.
– Роза Сарона – Лилия долины! – невольно прошептал Моравский, глядя на эту восточную красавицу, дивные глаза которой глядели с какой-то грустной серьезностью на новые лица. Хрупкая фигурка, грустная улыбка и слегка впалые щечки делали еще трогательнее это очаровательное и загадочное создание, которому судьба дала все... кроме здоровья и счастья...