Книги
Дариус Климт являлся моим единственным близким другом, с которым мы были знакомы чуть ли не с младенчества. Живший в пятнадцати минутах ходьбы от меня, Дариус уже с малых лет начал проявлять признаки индивидуализма и некой отрешённости от нашего мира. Однако первые двадцать лет с проявления данных черт Климт отлично сосуществовал с ними и не без их помощи добился огромных успехов в литературе, став одним из наиболее читаемых и влиятельных писателей-философов своего времени. Пусть нити наших судеб и были тесно переплетены мойрами, я был далёк от ознакомления хотя бы с одной из книг друга до роковых событий, о чём теперь могу лишь сожалеть каждую мучительную минуту оставшейся и близящейся к концу жизни.
Одевался Дариус всегда по моде. Порой можно было удивиться его экстравагантному внешнему виду, который уж очень выделялся на фоне остальных мужских элементов гардероба, однако через некоторое время удивление вырастало, когда представители высшего общества начинали будто подражать Дариусу и одеваться схожим образом. Даже бедняки и обычные работники заводов удивительным образом старались найти у себя в шкафу или же купить на рынке что-нибудь похожее. Брился он всегда гладко и порой по несколько раз за день, предпочитал короткие стрижки и воск для волос, с помощью которого его волосы всегда были ровно уложены на бок, зубы чистил после сна и перед ним, а также после каждого приёма пищи, чем неоднократно удивлял даже самых законченных чистюль. Не любивший морщиться, чтобы, по его же словам, к старости иметь более лицеприятный вид, Дариус всегда поддерживал в своих глазах огонь, заряжавший энергией всех вокруг.
Он всегда был окружён вниманием, а его круг общения состоял из лучших умов страны, которые с искренним и чистым интересом посещали лекции Климта наравне с студентами Тирсенского Университета, в котором мой друг читал по несколько раз в неделю с жаром в сердце о разных выдающихся творцах своего ремесла и их шедеврах. Примечательно, что Дариус, по заверениям Веры Проун, его жены, в которой он ни чаял души, никогда не готовил никаких записей для пересказа на паре. У него не было даже плана занятия! При этом ни один другой профессор не мог сравниться с ним в ораторском мастерстве даже если бы месяц готовился только к одному занятию.
Несмотря на большую занятость, множество знакомых, он не забывал про своего старого Эштона Брента [Начиная отсюда, я буду использовать эти имя и фамилию при упоминании себя. Причину такого непонятного действия мне назвать трудно. Да, при попытке изучить биографию Дариуса у вас может появиться шанс узнать мои настоящие имя и фамилию, но он крайне мал].
Мы ходили в театр на лучшие представления и сидели на лучших местах. Бродили, летали, плавали, ездили по лучшим уголкам мира с лучшими экскурсоводами. Общались с умнейшими людьми планеты, а Дариус ещё и неоднократно выступал при них с своей новой философской книгой, перевернувшей умы даже у самых закоренелых ницшеанцев. Конечно, по началу мне было безумно неудобно составлять компанию настолько большому человеку, потому что понимал, что своим присутствием в столь достопочтенных кругах и местах я обязан лишь ему. В ответ я пытался приглашать Дариуса на эксклюзивные показы своих кинофильмов, что, конечно, не могло сравниться с тем, что он давал мне. Такие потуги с моей стороны его искренне умиляли и он всегда говорил, что большего ему не нужно, а во всех командировках и на всех собраниях без меня ему бы быстро становилась скучно и одиноко ввиду напыщенного окружения.
В один из дней, который можно считать отправной точкой неотвратимого конца, я был приглашён в величавое поместье Климтов. И случай, как впоследствии выяснилось, был особенным. Визуальные представления о внушительной и несравненной библиотекой Дариуса я имел, поскольку бывал частым гостем, но в тот раз появилось нечто, чего раньше я однозначно не видел: сделанная под заказ стойка, предназначенная для одной книги.
— Дорогой Эштон, ты знаешь, что книгам я обязан многому в этой жизни. Но ту, что мне спустя столько лет удалось раздобыть, не заменит вся моя библиотека! Повтори она судьбу Александрийской, я бы и глазом не моргнул, если бы удалось спасти лишь ту самую.
— И для этой книги ты подготовил стойку?
— Совершенно верно! Тебе, милый друг, выпала честь первым после, конечно же, меня взглянуть на это потрясающее творение руки человека. Данное произведение поможет мне создать свой magnum opus, взглянуть на мир с другой перспективы!
Его речь звучала возбуждённее и мечтательнее обычного. На миг мне даже захотелось сравнить её с психопатической одержимостью. Но тут у меня появился более насущный вопрос, когда Дариусу на его рабочий письменный стол слуга поместил ветхую коробку:
— Ты никогда не рассказывал мне о поисках этой книги. Почему?
— Ох, прости, Эштон.. Это сложно объяснить.. Скажем так: я не хотел делиться грёзами о поисках столь мифического объекта до тех пор, пока наконец-то не найду книгу или же не докажу её вымышленную природу.
Из коробки Климт вытащил запыленную и в меру грязноватую книженцию с пожелтевшими страницами, на обложке которой не было никакого узора, никакого названия. После открытия первой страницы я прочитал название фолианта и вопросительным взглядом посмотрел на Дариуса:
— Ты, стало быть, разыгрываешь меня.
Дариус залился смехом:
— Вовсе нет! Что может быть искуснее, чем сборник сказок с разных уголков мира? Марк Эврайт был мастером своего дела. Человеком, на столетия опередившим своё время. И теперь у меня есть уникальнейшая возможность стать его преемником!
Я ощутил, как холодок пробежал по моему телу. Всё же в речи друга было что-то противное мне. Чувство было смутным, странным, будто рефлекторным, подобным страху, испытываемому при волчьем вое во время одинокой прогулки по ночному лесу при полной луне.
Когда Дариус раскрыл переплёт с содержанием, у меня закружилась голова. Мне почудилось, будто какой-то чужеродный воздух влетел в окно и окутал наши тела, не забыв нашептать злые заклинания на запретном мёртвом языке. Климт, увлечённый жадным чтением строк своей «великой» книги, не заметил, как я начал шататься. И даже не обратил внимания на мою потерю сознания с сопровождающим её громким падением на пол.
Пришёл в себя я у себя в постели, возле которой стоял Пьер, старый слуга Дариуса. На лице его была видна тревога, не виданная мною ранее. Человек, знавший моего друга лучше меня самого, явно был чем-то сильно обеспокоен и желал как можно скорее поделиться со мной своими переживаниями:
— Слава Богу, Вы пришли в себя, мистер Брент! Я боялся, что Вы сильно…
— Спасибо, Пьер, всё в порядке! Ты довёз меня до дома?
— Да, мистер Брент!
