Глава 16
Прошло несколько часов, прежде чем я добилась ровной строчки и освоила минимальные характеристики швейного стола. Ткани перепортила, конечно, знатно, но я особо не переживала по этому поводу. Как по мне, тот, кому нужны эти ткани, никогда бы не довёл их до такого состояния. Перепачкалась, разумеется. Моё роскошное платье и так после готовки хвасталось масляными пятнами, а теперь я на него ещё пыли натрусила. Да и грязи, чего уж скрывать.Убрав самый лучший отрез, на котором я несколько раз просрочила ровный шов, я улыбнулась и, потянувшись, наконец-то подняла голову.
Барнс успел за это время превратить комнату в нечто потрясающее, просто убрав шторы и занавески с окон, которых здесь оказалось аж пять штук. Солнечный свет красиво заливал просторное помещение, в котором глаза разбегались от всяких нагромождений и, как сказал голубоглазый, женских нужностей. Особенно волшебно смотрелась клубящаяся пыль в солнечных лучах.
Устало выдохнув, я отыскала паренька рассеянным взглядом и, к своему удивлению, нашла его дремлющим на небольшом красном диване. Мальчишка сидел прямо, уронив голову на грудь, скрестив руки и широко расставив ноги, и мерно посапывал, окружённый искрящейся пылью.
— Эй, охранник? — тихонько позвала я, медленно поднимаясь на ноги.
Спина болела. Отыскавшийся здесь табурет был непозволительно низким для высоты швейного стола. Поясница, будь она неладна, ныла. Никогда такого, главное, не было.
— Барнс. — чуть громче позвала я, двинувшись в его сторону.
— Я не сплю, госпожа. — заявил наглец, резко вскинув голову. — Игла так тарахтела… — не сумев подавить зевок, он зевнул и признался. — Разморило меня. Простите.
Игла действительно очень сильно стучала. Меня это первые несколько минут напрягало, а потом даже как-то расслабило.
— Нет тебе прощения, светлая голова. — тихо хмыкнула я. — Давай-ка мы посмотрим ещё несколько комнат и пойдём снова перекусим. Помыться бы ещё…
Честно говоря, от швейного стола уходить не хотелось совсем. У меня же уже такие схемки, такие планы на него образовались, но я понимала, что в таких условиях я просто не смогу что-то путное сшить. Для начала здесь нужно убрать, с умом подойти к разбору всего имеющегося, привести в порядок рулоны с тканями, разложить их по-человечески, обезопасить, рабочее место опять же привести в порядок. На табурете долго не просидишь. Эдак как-нибудь встану, а у меня позвонки в панталоны посыпятся. Стул бы спереть откуда-то…
Вообще, мне понравилось шить. Я даже пожалела, что не пошла учиться на швею, как мне бабуля советовала. Успокаивающее, однако, занятие. Спасибо, хоть какой опыт имеется на старенькой машинке. Простыни подшивала, штаны, скатерти бабушкины и причудливые занавески. Программа-минимум, да, но и здесь, как бы, насколько я поняла, всего один режим — строчи себе и строчи, одним швом.
— Я даже не знаю, что вам ещё показать. — бодро отозвался мальчишка, шагая к дверям.
— Стул.
— Что?
Подобрав подол платья, я начала пробираться следом за Барнсом.
— Стул. Высокий. Со спинкой. С мягкой спинкой, если найдётся. Где у вас здесь мебель хранится?
— Чего ей храниться? Всё в комнатах. — растерялся паренёк, распахнув передо мной двери.
— Хорошо. А в какой комнате есть высокий стул со спинкой?
— У графа… — сказал и тут же замотал головой. — Нет, госпожа! Он нас убьёт!
— За стул? — рассмеялась я.
Меня на самом деле поражал и веселил этот мальчишка. Он забавный, честно. И отношение его к графу тоже забавное. То Барнс ему поёт оды, о его благородстве, доброе и большом сердце, то, чуть что, утверждает, что сьер кого-то убьёт.
— Демоны мне в уши шепчут, что вы на стуле не остановитесь. — обречённо прошептал голубоглазый.
...и демоны мальчишки оказались почти правы.
Комнаты графа располагались напротив лестницы, ведущей на первый этаж замка. Конечно же, в центральной его части. И конечно же, меня возмутило уже само расположение этих комнат.
Я всё понимала, чужачка, чудачка, враг, но почему мои комнаты были так далеко от комнат моего мужа, да и вообще всей инфраструктуры замка, чтоб его? Спрятал свою жену дракон и рад стараться, а сам…
— А-а-а, а здесь… открыто. — растерялся Барнс, приоткрыв дверь в хозяйские комнаты.
Я повертела связку ключей в грязной руке и шумно выдохнула. Что-то меня уже начинала раздражать эта несправедливость, преследующая меня на каждом шагу.
— Вот и хорошо, что открыто. — раздражение так и сочилось в моём голосе. — Значит, твой граф будет не против, если мы зайдём и возьмём что-нибудь во временное пользование. Был бы против, заперся.
Выждав какое-то время, я шагнула в распахнутые двери следом за Барнсом и снова почувствовала, как во мне просыпается борец с несправедливостью. У графа было всё! Огромная кровать, застеленная красивым покрывалом, ворох подушек, разных размеров, ковры, шкафы, стол, стулья, диван, стеллажи со странными книгами и фолиантами. Вдоль одной из стен стояла стеклянная стойка. Под ней, как на витрине ювелирного магазина, прятались странные пузырьки, статуэтки, пожелтевшие рукописи. А сбоку дверей… Кошмар! Я столько оружия даже в боевиках не видела. Мечи, сабли, кинжалы, топоры и какие-то косы, что пугали игрой солнечных лучей на гладкой и чистой стали.
— Значит, железяки его кто-то натирает, пыль смахивает… — недовольно проворчала я. — Нет, ну гадство! — поёжившись, я уставилась на огромную кровать и сразу же заметила на ней что-то тёмное. — Это что?
Шагнув к ложу графа, я схватила ключ, сиротливо лежащий на бордовом покрывале и меня сразу же поглотил дар Сэймы.
— Одной нитью связаны, навеки повязаны… — бормотал смутно знакомый голос в полутёмном помещении. — Моё слово — закон! Только я, только он.
Полумрак расступился. Из отражения в тёмном зеркале я увидела очень жуткую девушку. Её глаза были словно накрашены, подведены чем-то тёмно-серым, а голову украшала странная диадема или даже корона.
Сделав несколько пассов руками, девушка схватила свечу и приблизилась к зеркалу.
— Одной нитью связаны, навеки повязаны… — снова зашептала Лиаша, глядя перед собой глазами, что становились всё светлее и светлее, пока их полностью не поглотил белый свет. — Моё слово — закон! Только я, только он. — продолжила она жутким голосом, выпятив вперёд свою грудь, что была едва скрыта уж очень лёгкой и прозрачной сорочкой.