Глава 18
Щелк-щелк-щелк…
– Мама?
Я снова была в полутемном коридоре. Под ногами стелился туман, впереди маячило пятно света, откуда доносились щелкающие звуки, и до боли знакомый силуэт. Даже подходить было не обязательно, чтобы понять – это она, моя мама.
– Мам! – крикнула я и бросилась к ней, но пятно света, в котором ее видела, словно бы отдалялось, убегая от меня.
Все никак не получалось до него добраться и дозваться мамы, которая даже не шевельнулась и просто стояла. Но я верила – чувствовала, она отчаянно хочет мне что-то сказать, потому и приходит во снах. Даже сейчас, будучи в бреду, казалось, я словно улавливала ее тихий шепот «Лаветта-Лаветта-Лаветта…» Вот только могла ли я его слышать на самом, если она так далеко? Или просто его придумывала?
Постепенно ноги начали тяжелеть. Хотя нет, это туман густился, становился вязким и мешал идти в перед. Вот он добрался до колен, потом до пояса, а позже уже начинал наполнять мои легкие и мешать дышать. Я закашлялась, ощущая странную горечь во рту, и упала на колени. Голова закружилась, а шепот мамы превратился в шум – ритмичный пульс, которым отдавалось в ушах биение сердца.
– Ма-ма… – отчаянно потянулась рукой я, будто надеясь поймать в ладонь ее силуэт на фоне пятна света. – Помоги!.. Мама…
Вдруг в лицо ударил поток горячего воздуха и грубо разметал мои волосы, а заодно клубы тумана, даря пусть обжигающий, но вдох. Я с жадностью его втянула, но зажмуриться или пошевелиться не могла. Тело словно бы окаменело, а пятно света с силуэтом начало стремительно приближаться, словно его подхватило разогретым воздухом и понесло ко мне вместе со звуком щелканья, которое теперь походило на хлесткие удары кнута о стены и пол.
Воздух становился горячее. Паника сильнее. Чудилось, будто меня сейчас собьет, раздавит или хуже – поглотит этот образ на фоне света. Но как бы ни пыталась опустить руку, ничего не получалось. Однако стоило темному силуэту приблизиться, как вдруг его «разъели» языки пламени, точно клочок старой бумаги в костре, а меня втянуло в источник света.
Глаза ослепило. В ушах поднялся гул и заглушил громкие удары хлыста, превратив их в звук, похожий на постукивание пчелы о стекло. Легкие обжег раскаленный воздух. Я схватилась за грудь, чувствуя, будто каждый вдох испепеляет изнутри. В глазах появилась резь, но даже малейший намек на слезу моментально превращался в пар. А вокруг бушевало пламя.
Оно словно бы вычерчивало тропу для меня, стоящей на коленях посреди главной гостиной академии, а в ее центре, куда попало бил ветками обезумивший от страха Гибривиус. Его ветки напоминали обугленные щупальца, срезающие, но не гасящие упрямое пламя. Листва на них давно обгорела и теперь тлеющими искрами падала сверху, точно огненный дождь. А я в ужасе смотрела на то, как величественное дерево сгорало заживо – погибало без крика, но с болью. Смотрела до тех, пор, пока одна из веток не опустилась туда, где я сидела.
Я распахнула глаза. Дыхание вырывалось из груди с хрипом. Боль была не от жара, а от кошмара, сжимающего грудь и сердце в тиски. Постель вся сбилась, одеяло запуталось в ногах, а простыня и подушка были мокрыми от пота, словно я на самом деле побывала в аду. А когда я подняла руку, чтобы утереть влагу с лица, то заметила, как ее обволакивает мягкое янтарное свечение.
Я даже дышать перестала, пока мерцание совсем не исчезло, и только тогда смогла опустить ладонь и глубоко вдохнуть прохладный воздух комнаты.
«Святая Белладонна, – прикрыла я веки. – Как же хорошо, что это всего лишь сон».
Щелк-щелк-щелк…
Я снова распахнула глаза и оглядела комнату, не сразу поняв, откуда доносился этот странный щелкающий звук вместе с шелестом. Но потом осознала, что он исходит от окна, и, не вставая с кровати, оглянулась.
О стекло, за которым шел снег, билась огнекрылка – бабочка с крыльями, похожими на всполохи огня.
Точно такая же бабочка, как фамильяр моей мамы.