Помощник офицера ведет меня к обшарпанной камере для убийц, насильников и воров. Могу различить их издалека. Этот в кепке – убийца. Завалил друга за дозу и все еще ловит бабочек. У него так дрожат коленки, что я не слышу стук своих ботинок. В углу – насильник, у него вся морда и руки в следах от когтей. Слишком ценит свою жизнь и опасается мести, поэтому держится подальше от всех. Третий – амбал с рожей из фильмов ужасов. Точно вор, слишком ловко работает пальцами. Я еще не успел дойти до камеры, а он уже стащил пачку сигарет у наркоши. И я убийца сущностей!
Компания, что надо!
Захожу в камеру. Вор смотрит на меня, как на бифштекс, и мысленно чистит карманы.
У него отбито чувство самосохранения!
– У тебя проблемы? – хрипит он. – Давай сюда сигареты, здесь платный вход.
Сила – это ответственность. То самое слово, что застревает в глотке Алана, поэтому я всегда даю возможность не попасть под раздачу. Сколько людей пользуется ей? Да нисколько!
Томлин, очень вовремя, уже за спиной и наблюдает за мной.
Отвечаю тихо и с улыбкой:
– Только дай мне повод, и ты быстро разучишься брать в рот всякое дерьмо!
Офицер понимает, что будет дальше, резко открывает дверь и хватает меня за плечо. Его раны подлатала медсестра. Он выглядит лучше, чем было.
Поднимаю руки. Я не хочу новой драки.
– Ты снимешь с меня наручники?
– Сниму, когда с тебя снимут обвинения.
– Как хочешь.
Ненавижу кандалы, поэтому делаю по-своему!
Дверь решетки захлопывается, а я специально развожу руки в стороны и натягиваю цепочку между браслетами. Томлин уже знает, что я хочу сделать, только не верит.
Посмотрим, насколько его шокирует мой фокус.
Передаю импульс от ладоней к наручникам, и они плавятся, как бумажные. Теперь мне удобнее, но это не впечатляет офицера.
– Я смотрю, ты готов сдать отпечатки? – издевается он.
– У меня их нет. Если ты заметил, я только что расплавил наручники. Не удивляет?
– Я разное видел.
– Тогда побереги время и найди способ справиться не со мной, а с зарвавшимся отпрыском твоего босса.
Ему нечего ответить. У него нет связей, иначе не торчал бы в захолустье. А жаль, он растратит жизнь на всяких уродов, вроде моих сокамерников.
Подхожу к единственной лавке в камере и хочу сесть. Мой намек читают без труда, и все расходятся по углам.
Это не лавка, а скрипучая дрянь! Как на ней сидеть, она же ходит ходуном?
Склоняюсь к ножке и разгибаю ее, потом делаю то же с другой. Теперь можно расслабиться, а не играть в родео.
Слышу, как Томлин спорит с каким-то бумажным червем и еще парой пузатых инспекторов. Не обо мне. Он пытается понять, как от них сбежал труп.
Он что слепой? Эти пузаны ходят с пустыми обоймами, слишком боятся попасть себе в ногу. От них сбежит даже улитка, если будет лежать рядом с пирожным!
Наконец, они выходят, и Томлин громко хлопает дверью.
– Разберись с этим, Томлин! – летит ему вслед.
Он, что, нанялся в рабы этой конторы? Была бы своя банда, я бы взял парнишку к себе. Только Алан не выносит конкуренции и будет вести себя, как капризная баба!
Офицер подходит к камере и открывает дверь:
– Идем. Нужно поговорить.
Дело точно развалилось, как и было задумано светлым!
Заходим в кабинет, и офицер показывает на кресло. Сажусь и делаю несколько витков вокруг себя.
– Удобное кресло. Лучше, чем в этом свинарнике.
– Туда попадают убийцы и воры. Им не нужно комфортное сиденье.
– Я думал, ты никого не считаешь балластом. Где же ваши хваленые права? Разве нам предъявлены официальные обвинения?
Офицер садится напротив и пару минут смотрит в окно. Он устал от моей уверенной физиономии. К тому же, постоянно теребит карандаш в руке.
Я выйду отсюда в течение часа.
– Так, вы нашли труп, или он улетел? – спрашиваю я.
Томлин улыбается и чешет затылок, а потом поворачивает монитор.
Надо же, у этого бара есть деньги на камеру. Удачный ракурс! На ней я хватаю за плечо патлатого, а он взмывает в воздух. Странно, почему он молчит про разборку с севирами?
– Улетел, как и тот парень с записи, – отвечает офицер.
– И что? В графе “обвинение” напишешь, что я преследовал человека–голубя? А где запись, как труп уходит с места убийства?
Томлин вздыхает, кладет карандаш на стол и признает:
– Говорю прямо, у нас на тебя ничего нет.
– А как же тот богатенький ублюдок?
– Картер отказался от обвинения. Правда, я не понимаю почему. Обычно он не прощает обиды.
Подъезжаю поближе к столу и улыбаюсь:
– Значит, остаешься только ты? И во что ты ценишь свои моральные страдания?
Офицер не из робких, и не ведется на мои попытки запугать его:
– Десять минут твоего времени.
Он даже лучше, чем я думал о нем!
Томлин минуту копается среди кучи папок и протягивает одну из них.
Пустая обложка без надписей – значит, дело дрянь, и они уже пытались избавиться от него.
Бросаю папку рядом с ним:
– Не люблю копаться в бумажках, а у тебя идет время.
Парень открывает папку и показывает фото патлатого, что сдал меня копам.
Так и знал. Телефонная будка – его рабочее место!
Офицер продолжает:
– Мы установили, что именно он тот самый аноним. Вчера он сообщил о том, что в лечебнице для психических больных пытают людей. Мы выехали для проверки, но обнаружили пепелище на месте больницы, а под зданием лабораторию.
– И что? Кто-то скрыл следы своего веселья.
– Мы не обнаружили людей внутри, они исчезли, все: персонал, пациенты, врачи. Есть только несколько тел в лаборатории и все. Мы попытались найти анонима и тоже ничего. И вдруг он всплывает в твоем деле.
– И тебе нужна помощь в поиске воздуха?
Томлин делает несколько шагов в сторону окна. Он часто смотрит в него. Трудно осознавать, что жизнь течет мимо, пока она разбирает груды макулатуры.
– Как тебя зовут?
– Риан.
– Алекс Томлин. Кофе?
Любимый прием копов: если что-то нужно, предложи кофе и булочку.
– Нет.
Он понимает, что играть со мной не выйдет, поэтому переходит к делу:
– Мы зашли в тупик. Группа еще работает на месте, а федералы не хотят разбираться с этим. Они не любят запутанные дела.
– Не будь наивным, Томлин. Это сделал папаша того выродка, чтобы был повод оставить тебя здесь. Не надоело быть терпилой?
– Я здесь потому, что так решил сам! И из–за того, что я хочу уехать, не должны страдать люди, гореть больницы, а сложные дела пылиться в ящиках! Я боролся с этим слишком долго.
Поэтому они выбрали тебя, парень. С такими установками либо в управление миром, либо в могилу.
– Так, чего ты хочешь? Чтобы я помог найти зацепку?
– Я бы не просил, если бы не видел, на что ты способен. Здесь явно что-то нечистое.
– Я не буду копаться в писанине. Едем на место.
– Едем.
Томлин очень легкий на подъем, не задает кучу вопросов и всю дорогу до места молчит. Я тоже не любитель болтовни, она загружает мозг.
Через двадцать минут мы уже на месте. Зрелище не из приятных – здание выгорело полностью, а запах паленого мяса чувствуется за милю. Несколько уставших физиономий болтаются вокруг пепелища и ждут только одного: обеда.
Алекс – единственное живое существо среди них. Но даже для него не буду делать исключений.
– Скажу сразу, я не буду копаться в трупах.
– Ты можешь разломать человека пополам, но боишься его внутренностей? – удивляется он.
– Я не мясник.
– Ладно, я просто так спросил. Тебе не придется. Тела исследует мой друг Стэн.
Как бы не так! Он делает это специально. Изучает мои границы.
Заходим в лабораторию. Здесь немного легче дышать, только темно, как в склепе. При этом весь потолок покрыт лампами, но их никто не включает.